Вернувшись в Кедрово, Сергей Петрович всегда охотно рассказывал жене о своих городских встречах и, конечно, о Вербенкове.
— Ну и как? — то с любопытством, то с тревогой спрашивала Мария. — Приедет на этот раз?
— Обещал! — Сергей Петрович обычно отводил глаза. — Вот только проведет совещание животноводов…
Или:
— Вот только вернется с областной конференции.
Или:
— Вот только съездит отдохнуть в Сочи…
Как и большинство жен, Мария была проницательнее мужа, лучше него разбиралась в людях. Потому-то она с жалостливой улыбкой выслушивала рассказы мужа о встречах с Вербенковым, или рассказы о выдающихся подвигах Вербенкова на фронте, или о его талантах совхозного агронома, или о его необыкновенном выдвижении.
Сергею Петровичу становилось не по себе от этой улыбки жены, он сердился, уходил во двор и принимался без особого толка что-либо делать: работа всегда находилась.
По-разному сложились судьбы Вербенкова и Сергея Петровича. Вербенков вернулся с войны здоровым как бугай, к тому же весь в орденах и медалях. Да и чин у него был не шутейный — старший лейтенант, командир роты. Человек настойчивый в достижении поставленной задачи, он не стал там мыкаться по разным работам, ездить на побывку к родне, чтобы месяц-другой отдохнуть, как делали другие, а сразу же сел за ученическую парту в школе взрослых, через два года закончил школу с хорошим аттестатом и, как фронтовик, без экзамена поступил в сельскохозяйственный институт. После окончания института его послали на работу в один из новых совхозов. Вскоре уже он стал подумывать о кандидатском минимуме.
По-другому сложилась жизнь Сергея Петровича — тогда просто Сергея, Сережи. Во-первых, он в Ленинград вернулся с войны не один, а с молоденькой женой Марией; вскоре у них родился первый ребенок. Во-вторых, он годика два еще походил в инвалидах после последнего тяжелого ранения. Да и легких ранений у него хватало, и они давали о себе знать. Жили у матери Сергея Петровича — у нее была небольшая комната, страшно запущенная в блокаду; в комнате, кроме двух развалившихся кресел, не было ничего, мать все пожгла в зиму сорок первого года. Но, кое-как перебившись первое время, стала работать Мария, он пошел доучиваться в педагогический институт, на последнем курсе перевелся на заочное отделение и переехал с семьей в один из дальних и скучнейших поселков соседней области — Кедрово, где стал работать учителем. Здесь им дали временное жилье в общежитии леспромхоза, и они стали строиться. Не в самом поселке, а в трех километрах, на берегу приглянувшегося им озера. Вечерами, после работы, Сергей Петрович тащился с женой на свой участок, и там дотемна они таскали бревна, делали изгородь, клали фундамент. Помогал им хромой солдат, плотник, живший по соседству. Правда, дом получился не ахти какой, все в нем было нескладно, даже расположение комнат, но жить было можно.
А когда они завели кур, поросенка, посадили огород, то жить на берегу озера стало просто хорошо. Сергей Петрович был заядлым рыболовом, и рыба не переводилась у них в доме. Ну а Мария была мастерицей по части приготовления всяких солений.
Люди небогатые, они отличались широким хлебосольством. Часто к ним приезжали из райцентра, из области и даже из самого Ленинграда. Хозяева всем были рады. Зимой гости любили походить на лыжах, весной — порыбачить и пострелять уток, летом — просто подышать свежим воздухом.
Только вот осенью наступало затишье в доме, в особенности когда все уже бывало убрано с огорода и кончалась грибная страда. Тишина наступала и в соседних домах, расположенных по берегу озера. Уезжали последние дачники-грибники, сгибаясь под тяжестью ведер; из многих домов перебирались в город и сами хозяева. Целый день тогда слышался стук заколачиваемых досками окон и дверей.
Тоскливо и одиноко становилось на берегу. Да и озеро, которое приносило им столько радости в другое время года, вдруг как-то затихало, выглядело печальным. Вечерами в нем отражались избы, покосившиеся баньки и по-осеннему багряный лес. В сумерках же над озером поднимался легкий дымок тумана, вода покрывалась рябью, и пропадало всякое очарование озера. А темными ночами угрюмо и тоскливо за озером гудел сосновый бор…
Вербенков приехал к Сергею Петровичу, когда о нем давно уже все забыли. Даже где работал он сейчас, после непрерывных взлетов и падений, Сергей Петрович не знал. Казалось, исчез с районного небосклона удачливый Вербенков!..
Гость приехал в погожий день 29 апреля 1967 года, легко, по-летнему, хотя и броско, даже вызывающе одетый, с зажатой под мышкой сиреневой папкой. И от неожиданного приезда гостя, и от его респектабельного вида Сергей Петрович немало растерялся.
Было раннее утро, но термометр уже показывал 12 градусов тепла.
Впереди было три выходных дня: воскресенье 30 апреля и майские праздники — Первое и второе мая. В доме у Сергея Петровича всего было наготовлено вдоволь, в особенности пирогов, рыбы в разных видах: в воскресенье с утра ждали знакомых учителей из Ленинграда — людей тихих, многосемейных, больших любителей душеспасительных бесед, солений и крепкого чая с вареньем.
Пока хозяйка готовила завтрак и накрывала на стол, Сергей Петрович, все еще не придя в себя от растерянности, повел показывать Вербенкову свое хозяйство. Хотя «удачливый Вербенков» вдруг как-то сдал, даже седина появилась на его висках, но держался уверенно, по-хозяйски, то тут, то там делая замечания или давая советы. Одет он был во все дорогое, импортное, начиная с бежевого костюма и нейлоновой рубашки, которую впервые видел Сергей Петрович, и кончая пестрыми носками в клетку. Снисходительная улыбка, а порой и усмешка не сходили с лица Вербенкова: на многое в хозяйстве Сергея Петровича ему было смешно смотреть, ну, а к тому же, казалось, он знал что-то такое, чего Сергею Петровичу, с его простодушным и робким характером, и вовек не узнать.
Поводив гостя больше часа по сараям и кладовым, показав ему две лодки — двухместную, другую — коротышку на одного человека, на которой любили ездить Мария и детишки, показав и снасти, и слесарную мастерскую, и «библиотеку», оборудованную в какой-то клетушке, где был и «кабинет», которым он особенно гордился, Сергей Петрович повел Вербенкова домой. Оба они порядком устали.
Не успели сесть за стол, выпить по первой рюмке, как сразу, с ходу, Вербенков ударился в военные воспоминания.
— А ты помнишь бои за высоту «Верблюд»?.. А политрука Вержбицкого?.. А старшину по фамилии Блат?.. — то и дело раздавалось за столом.
Не закончив одно, Вербенков начинал вспоминать новых людей и новые истории, перескакивая с пятого на десятое.
