– Почему? Нет, это всего лишь мои умозаключения. – пожала плечами Акира: – кто его знает, может сейчас Антимагия просто собирает какой‑нибудь отряд специально для нашей поимки. Может быть, в «Тора» сошли с ума и написали заявление в полицию и СКПУ. Может быть… много чего. Императорскую амнистию в кармане всегда хорошо иметь.
– Тогда в чем дело? Почему предложение Питера – бред? – спросил я.
– В том, что это у нас в нашем захолустье три местных команды и из них только одна может чего‑то изобразить на межрегиональных. А, например в соседнем городе – десять команд и из них как минимум две в составе имеют эсок. S, пусть и одинарная на этом уровне – это гарантированный вылет. Выше межрегиональных – выход из группы. Там замес еще серьезней. Ты, Майко соревнованиями не увлекаешься, а у меня парень… бывший – увлекался. Так что кое‑что я знаю и нам там светят только синяки и шишки. И то, благодаря дару Сина.
– Ты хочешь сказать, что из группы мы не выйдем и даже межрегиональные не пройдем?
– В точку. – Акира открыла крышку нового ведра с мороженным: – Абрикосовое.
* * *
– Императорские ежегодные? Этот фарс нужен только для прикрытия факта дискриминации магов. – говорит Иошико. Она в кои‑то веки серьезна. Даже ногами болтать перестала.
– Дискриминации? – не понимаю я: – так там же дворянство выдают и денежный приз и амнистия. Слава, все прочее… это как раз обычных людей дискриминируют. Обычный человек вот в этих играх участвовать никак не может.
– Ой, вот ты примитивный, Синдзи. Ты … как этот, ручной зверь и природный убийца – у тебя череп плоский как у питекантропа. Ты на себя в зеркало посмотри, я тебе палку‑копалку сейчас принесу, хочешь?
– Нормальный у меня череп. – обиделся я.
– А ты подумай, своим нормальным черепом. Ты вот окружен суперами довольно высокого класса, Син, ты же находишься под полным впечатлением, что способности – это дар небес, не так ли? Что маги, супера – они такие же люди, только «чуточку сильнее», «чуточку быстрее» и «самую чуточку умнее», верно?
– Ну … так и есть. – нахмурился я. Акира – это обычная девушка, которая может развести руки в стороны, едва шевельнуть губами и от вас останется только пепел. Майко – просто девушка, которая может стать другой девушкой. Или парнем. Или очень сильной девушкой. Или очень быстрой девушкой. Читосе – очень меткая девушка. Я – парень, который лечится и лечит. И калечит кровяным жгутом или клинком. Все просто.
– Вот что. – говорит Иошико и легко спрыгивает с моей парты: – сегодня после уроков – никуда не уходи. Мы с тобой пойдем вместе. Я покажу тебе настоящую жизнь, а не эти твои… хрустальные замки и единорогов, срущих радугой.
* * *
– Где это мы? – спрашиваю я у бодро шагающей впереди Иошико: – далеко еще?
– Уже почти пришли. – говорит она и шагает куда‑то вбок, под арку. Открывает дверь и мы попадаем в светлое помещение, наполненное запахами влажного белья, тушенной капусты и хлорки. В помещении стоит стол и лавка, на лавке сидит мальчуган лет десяти и сосредоточенно ковыряется в носу.
– Привет Йо! – говорит он нам, не прекращая своего занятия. Его палец погрузился в ноздрю по самое основание. Как можно засунуть палец в нос так далеко и не вытащить оттуда мозг?
– Ми, ты опять в носу ковыряешь? – строго спрашивает Иошико и мальчуган вытаскивает палец из носа с виноватым видом.
– Где тетя Тома? – спрашивает Иошико и мальчуган кивает на дверь дальше.
– Вереск опять застряла. – говорит она: – она и дядька из подвала ее вытаскивают.
– А… ясно. – она пошла дальше и я последовал за ней. У само двери я обернулся и увидел, что мальчуган засунул в нос уже не палец, а всю руку, до самого локтя. Ткани носоглотки не могут растягиваться таким образом, это невозможно – подумал я. Моргнул, думая, что мне показалось. Мальчуган заметил, что я на него смотрю и торопливо вытащил руку из носа. Всю.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Син, чего встал, нам дальше. – Иошико зашагала по коридору за дверью и я последовал за ней все еще под впечатлением от мальчугана с рукой в носу. Впереди раздавался какой‑то шум и треск, слышалось детское хныканье.
– Осторожно, осторожно, ради бога. Голову, голову держи. – раздавался чей‑то голос. Женский. Другой голос, мужской уверял, что он осторожен и не надо ему под руку говорить, а если помочь хотите, так успокойте этого ребенка, это уже второй раз за неделю и так скоро у нас стен не останется.
Мы с Иошико завернули за угол и нашему взгляду открылась следующая сцена – мужчина в синей рабочей робе с молотком и зубилом, который откалывал куски стены, у ног накопилась приличная куча обломков и цементной пыли. Женщина, которая гладила девочку по голове и говорила что‑то утешительное. И сама девочка, вернее – ее голова и кисть руки, а также нога по колено. Это все, что торчало из стены. Девочка хныкала.
– Милая, потерпи, ну пожалуйста. – говорила женщина, поглаживая ее по волосам: – сейчас дяденька отколет все и мы тебя вынем.
– Мне больно. – хныкала девочка: – я хочу в кроватку.
– Потерпи, милая, сейчас, сейчас. Кента, ты там скоро?
– Тут монолитный бетон, еще и арматура проходит. Работы часа на два. – говорит мужчина и девочка начинает хныкать еще громче.
– Вереск! – говорит Иошико, подойдя ближе. Девочка скашивает глаза вбок, не в силах повернуть голову и Иошико шагает в зону, где ей легко будет ее видеть.
– Йо! – говорит девочка и улыбается: – ты пришла!
– Ну конечно я пришла. – говорит Иошико и наклоняется вперед, нажав пальцем на кончик носа торчащей из стены головы девочки: – Бип! – девочка смеется. Иошико говорит, что не только пришла но и принесла ей подарок и если она продержится и не будет хныкать, пока дядька Кента не освободит ее – то она обязательно его ей подарит. Девочка пытается кивнуть, но у нее не получается, она хмурит брови и говорит, что потерпит и не будет хныкать. Кента продолжает бить зубилом и я предлагаю свою помощь. Женщина кланяется и просит помочь, если я чем‑то могу, потому что два часа это долго и у Вереск уже затекли руки и ноги. Кента хмурится и говорит, что у них нет другого молотка и зубила. Я подхожу к стене и мысленно концентрируюсь. Капельки крови выступают на кистях моих рук, становясь больше и сливаясь в подобие красных перчаток. Перчатки превращаются в лезвия. Но не сабли, скорее что‑то среднего между скальпелем и долотом. Девочка смотрит на меня открыв рот. Я аккуратно взрезаю бетонную стену, так, чтобы не дай бог не задеть девочку, но освободить себе место для дальнейших действий. Мои лезвия практически мономолекулярны и потому режут бетон словно сыр. Несколько движений и девочка уже может поворачивать голову.
– Круто! – говорит она и ее глаза блестят: – а ты можешь так всю меня вырезать отсюда?
– Я постараюсь. Не вертись, пожалуйста, эти лезвия очень острые. – я продолжил работать и через несколько минут девочка по имени Вереск вздохнула свободно и прыгнула в объятья Иошико.
– Йо! – крикнула она: – я не хныкала до самого конца! С тебя шоколадка!
– Конечно. Ты заслужила. Вот. – сказала Иошико улыбаясь и протянула девочке шоколадку из школьного автомата по продаже снеков.
– Спасибо Йо! – крикнула Вереск и побежала по коридору, крича по дороге: – спасибо дядька Кента! Спасибо парень Йо!
– Он не мой парень! – крикнула вслед Вереск Иошико, но той уже и след пропал.
– Надеюсь на этой неделе она больше не застрянет. – проворчал мужчина, собирая инструмент и отряхиваясь: – хотя, о чем это я. Это ж Вереск.
– Спасибо вам большое. – поклонилась женщина: – меня зовут Тоня, этот ворчун – Кента, мы здесь работаем.
– Работа – это когда за это платят деньги. – рассудительно произнес Кента: – а это у нас видимо хобби. Нравится мне детишек из бетона выламывать. Делать то мне нечего.
– Не обращайте внимания. – махнула рукой Тоня: – он всегда такой.
