— Милая королева, что я могу сделать для вас? — Она дотронулась до лона Серсеи. — Скажите, чего вам хочется, любовь моя.
— Оставь меня. — Серсея легла на бок и укрылась простыней, вся дрожа. Уже рассвет, думалось ей, а утром я все забуду.
Этого не было, вот и все.
Джейме
Медный рев труб ворвался в синие сумерки, и Джосмин Пекльдон тут же вскочил, нашаривая пояс своего господина.
Молодец парень, чутко спит.
— Разбойники не возвещают о себе трубами, — сказал ему Джейме. — Меч мне пока не понадобится. Это, должно быть, мой кузен, Хранитель Запада.
Выйдя из шатра, он увидел всадников: с полдюжины рыцарей, двадцать конных стрелков и столько же латников.
— Джейме! — взревел косматый человек в золоченой кольчуге и лисьем плаще. — Тощий совсем и весь в белом! Да еще и бороду отпустил!
— Это всего лишь щетина по сравнению с твоим лесом, кузен. — Жесткая борода и колючие усы сира Давена перерастали в густейшие бакенбарды, а те сливались с желтой гривой на голове, примятой только что снятым шлемом. Где-то посередине помещались вздернутый нос и пара живых ореховых глаз.
— Я поклялся не стричь волос, пока не отомщу за отца. — Для мужчины со столь львиной внешностью это звучало довольно глупо. — Но Молодой Волк добрался до Карстарка первым и отнял у меня мою месть. — Он отдал шлем оруженосцу и расправил волосы пальцами. — Оно и к лучшему. Ночи теперь холодные, а с ними тепло. Притом тетя Дженна всегда говорила, что у меня вместо подбородка кирпич. — Он стиснул Джейме за плечи. — Мы боялись за тебя после Шепчущего леса. Говорили, будто лютоволк Старка разорвал тебе горло.
— Ты по мне плакал, кузен?
— Половина Ланниспорта надела траур. Женская половина. — Взгляд сира Давена упал на покалеченную руку Джейме. — Стало быть, это правда. Ублюдки лишили тебя правой руки.
— У меня теперь есть новая, золотая. У однорукого свои преимущества. Я меньше пью, опасаясь пролить вино, и реже порываюсь почесать себе задницу в благородном обществе.
— Это верно. Может, и мне свою отрубить? — засмеялся Давен. — Кто это сделал — Кейтилин Старк?
— Нет. Варго Хоут. — И откуда только эти басни берутся?
— Квохорец? — плюнул сир Давен. — Тьфу на него и на его Бравых Ребят. Я предлагал в фуражиры себя, но твой отец отказал. У львов другие задачи, сказал он, а фуражировка — дело козлов и собак.
Да, это наверняка собственные слова лорда Тайвина — Джейме прямо-таки слышал отцовский голос.
— Заходи, кузен. Надо поговорить.
Гаррет разжег жаровни, и в шатре было тепло от раскаленных углей. Сир Давен бросил свой плащ Малышу Лью.
— Ты из Пайперов, мальчуган? Видно по твоему росту.
— Так точно, милорд. Льюис Пайпер.
— Я как-то раз отколошматил твоего брата в турнирной схватке. Я спросил, не его ли сестра пляшет голая у него на щите, а он, дурачок, обиделся.
— Это эмблема нашего дома. Сестры у нас нет.
— Жаль. Красивые титьки у вашей эмблемы. Но разве пристало мужчине прятаться за дамой, да еще обнаженной? Саданешь, бывало, по щиту твоего брата и думаешь: какой же ты после этого рыцарь?
— Ну хватит, — засмеялся Джейме. — Оставь его. — Пиа подогревала для них вино, помешивая в котелке ложкой. — Я хотел бы знать, что меня ждет под Риверраном.
— Осада затягивается, — пожал плечами его кузен. — Черная Рыба сидит в замке, мы в лагере. Скука смертная, по правде сказать. — Сир Давен сел на походную табуретку. — Хорошо бы Талли сделал вылазку — это бы нам напомнило, что мы все-таки на войне. И кое-кого из Фреев заодно уложил бы. Для начала Римана, который пьет беспробудно. И Эдвина тоже. Этот будет поумнее отца, но злость из него брызжет, как гной из чирья. А наш сир Эммон… нет, лорд Эммон, да не допустят меня боги забыть о его новом титуле… наш лорд Риверрана только и делает, что учит меня, как вести осаду. Хочет, чтобы я взял замок, не причинив его собственности никакого ущерба.
— Вино еще не согрелось? — спросил Джейме у Пиа.
— Оно готово, милорд, — прикрыв рот, ответила девушка. Пек подал им кубки на золотом блюде. Сир Давен снял перчатки и взял свой. — Спасибо, парень, а ты из каких будешь?
— Меня зовут Джосмин Пекльдон, милорд.
— Пек у нас герой Черноводной, — пояснил Джейме. — Убил двоих рыцарей и взял в плен еще двух.
— Да ты, похоже, опасней, чем кажешься с виду, парень. Это у тебя борода или ты не умывался давно? У жены Станниса Баратеона усы и то гуще. Сколько тебе годов-то?
— Пятнадцать, сир.
— Знаешь, что хорошо в героях, Джейме? — фыркнул сир Давен. — Они все умирают молодыми, а нам, грешным, больше женщин из-за этого достается. — Он вернул кубок оруженосцу. — Наполни его опять, и я признаю, что ты герой. Очень пить хочется.
Джейме взял свой кубок в левую руку и сделал глоток. Вино приятно согрело грудь.
— Ты говорил о Фреях, которым желаешь смерти. Риман, Эдвин, Эммон…
— Прибавь еще Уолдера Риверса. Этот бесится оттого, что родился бастардом, и ненавидит всех рожденных в законном браке. А вот сир Первин парень неплохой, пусть живет. Против их женщин тоже ничего не имею. Меня, как я слышал, хотят женить на одной из них. Твой отец, кстати, мог бы и моего мнения спросить об этом предмете. Мой перед Окскроссом вел переговоры с Пакстером Редвином, ты не знал? У лорда есть дочка с хорошим приданым…
— Десмера? — засмеялся Джейме. — Тебе нравятся конопатые?
— Если выбирать между Фреями и веснушками… Половина потомства лорда Уолдера — вылитые хорьки.
— Только половина? Скажи спасибо. Я видел молодую жену Ланселя в Дарри.
— Боги милостивые. Ами-открой-ворота. Не могу поверить, что Лансель выбрал именно эту. Что на него нашло?
— На него снизошла благодать, но невесту не он выбирал. Мать леди Амареи — урожденная Дарри. Наш дядя решил, что такая жена поможет Ланселю поладить со своими крестьянами.
— Еще как поможет, если будет ложиться со всеми подряд. Знаешь, почему ее прозвали Ами-открой-ворота? Она поднимает свою решетку для каждого заезжего рыцаря. Пусть Лансель себе заказывает рогатый шлем.
— Нет нужды. Наш кузен едет в Королевскую Гавань, чтобы вступить в рыцарский орден верховного септона.
Если бы Джейме сказал, что Лансель нанялся к скоморохам вместо обезьяны, Давен и то бы сильнее не удивился.
— Быть не может. Ты шутишь. Видно, Ами совсем уж страшный хорек, раз довела парня до такой крайности.
Леди Амарея, расставаясь с Джейме, плакала над своим несостоявшимся браком, а Лайл Кракехолл ее утешал. Джейме, впрочем, тревожили не столько слезы покинутой Ами, сколько суровые лица ее родни.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
