Дедушка крякнул и поманил меня пальцем:
— Ты просмотрел мою работу?
Я совершенно забыл о его брошюре и сказал, чтобы не обидеть его:
— Еще не дочитал.
— Очень хорошо. Работа требует вдумчивого к ней отношения. Конспектируешь?
— Еще нет.
— Обязательно конспектируй. И обрати внимание на пятую главу, где приведен график… увеличения размеров пыльцы араукарий в зависимости от радиации…
Мама прервала пересказ сценария и строго посмотрела на дедушку, потом на Катю, уже напевавшую Косте какой-то новый мотив.
— Я слышу какие-то странные звуки. Кто-то поет. Не ваш свинячий ящер?
— Это я, мама, пела «Веселого слона».
— Ужасный танец! Я не говорю уж о том, как неприлично петь, когда говорят старшие. Но в данном случае…
— Действительно, ребята, у вас кто-то воет! — обрадованно воскликнула Катя.
— Пассат! — торжественно сказал Костя. — Обратите внимание на вазу с орхидеей: поверхность воды колеблется. Можете судить, какая сила ветра, если качается наш остров.
— Ой, как здорово! — крикнула Катя.
Мама задумалась. На лице ее блуждала улыбка. Наверное, она уже строила сцену с бурей на «Галатее».
Дедушка воспользовался паузой и подал дельный совет:
— Не вздумайте высовывать нос за двери — унесет, как пыльцу с араукарий.
Мама, Катя и дедушка улыбались на прощание и что-то говорили, все сразу беззвучно шевеля губами. Затем автомат извинился за атмосферные помехи, и мы остались одни перед темным экраном.
Костя, развалившись в кресле, стал насвистывать «Веселого слона», пассат за окном аккомпанировал ему. Неожиданно Костя сказал:
— Знаешь, лягу-ка я у тебя, вот здесь, на этой прекрасной имитации шкуры морского котика. Как все-таки у нас укоренились эти атавистические привычки; почему-то хочется лечь именно на шкуру и лучше, конечно, на подлинник. Но где его взять в наш гуманистический век… Нет, ты не беспокойся, мне ничего больше не надо, только брось из своей изысканной спальни пару подушек, одеяло и две простыни. Поболтаем, как на Ленинских горах. Помнишь нашу «каморку»? Ты иди, иди к себе, только не закрывай дверь.
Он долго укладывался, ворочался, ворчал что-то. Наконец умолк, но ненадолго.
— Ты не спишь? — спросил он. — Очень жесткая твоя искусственная шкура. Хотя, говорят, такие ложа очень полезны. Чем, не знаю. Проверим. Вообще отлично, только под бок почему-то попал твой универсальный ключ. — Ключ прошуршал по полу и ударился о стенку. — Нет, шкура без ключа вполне терпима. Знаешь, о чем я сейчас думаю? Ни за что не догадаешься.
— Трудно. У тебя такая сложная эмоциональная жизнь, — отозвался я.
— Не язви. Жизнь как жизнь. Не сложней, чем у всех. Я думал о Биате. Сейчас она, перед тем как заснуть, смотрит на Землю, и кажется ей Земля такой сияющей и тихой. Ей и в голову, наверное, не приходит, что пассат хочет сорвать наш остров.
Он замолчал наконец и, наверное, лежа с открытыми глазами, подумал так же, как и я: «Когда же появится эта звезда, наделавшая столько хлопот на Земле и укравшая у нас Биату?»
ПОБЕГ АТИЛЛЫ
В полном распоряжении китов находились пастбища с любимой едой, их охраняли от врагов, заботились об их здоровье и даже настроении и отдыхе; недавно Петя Самойлов установил около двадцати буев с транзисторами, и киты с видимым удовольствием слушали музыку на ультракоротких частотах. В полдень киты подплывали вплотную к музыкальным буям и замирали неподвижными глыбами.
Тави уверял, что во время слушания концертов они даже не сплетничают. Петя написал статью в радиогазету, специально выпускаемую для звероводов всех широт, о благотворном влиянии музыки на нервную систему своих питомцев и, как результат, отмечал увеличение веса китов и повышение надоев молока.
Матильда, например, стала давать молока больше на двести литров в сутки.
Все наши киты родились и выросли на пастбищах вблизи плавучего острова, и все же иногда, неизвестно по каким причинам, ими овладевает дух странствий. Где-то в подсознании гигантов дремлет желание бросить все и плыть, плыть по дорогам предков. В такие периоды усиливается охрана, подается более высокое напряжение на ограждения пастбищ, в редких случаях даже вводят в кровь китов антистимуляторы. И все-таки почти каждый год несколько китов (большей частью молодые самцы) уходят. Вырвавшись на простор, киты устремляются на юг, в Антарктику. Для побега выбирается темная ветряная ночь. Уйти беглецам почти никогда не удается: сразу же по их пятам устремляется аварийный патруль дельфинов с радиопередатчиками. К утру обыкновенно беглого кита настигает и воздушная погоня. Несколько дротиков с ампулами антистимуляторов, беглец останавливается и в окружении своих меньших братьев, дельфинов, покоряясь их приказам, лениво плывет назад, если до появления воздушного разведчика не перехватит его стая касаток.
* * *
Атилла, пятилетний голубой кит, бежал сразу после захода солнца. За ним в брешь, образовавшуюся в силовом поле во время шторма, устремилось еще около пятнадцати молодых китов. Все они были задержаны соединенными силами патрулей из приматов моря в двадцати милях от острова и к рассвету возвращены на пастбища. Одному Атилле удалось вырваться далеко вперед; он не обращал внимания на дельфинов, которые мастерски имитировали сигналы китов на высоких частотах. Смысл сигналов был таков: остановись, возвращайся назад, впереди опасность. Атилла почему-то игнорировал предупреждение.
Он или уловил фальшь, или инстинкт, приказывающий ему плыть к югу, был неодолим.
Всю операцию по возвращению беглецов провели дельфины без нашего участия. Сейчас десять из них сопровождали Атиллу.
Кит шел со скоростью двадцати миль в час. Самописец на центральном посту чертил на карте ровную линию; она начиналась от острова и двигалась в направлении Южного магнитного полюса.
Костя сказал:
— К рассвету он пройдет около двухсот тридцати миль. На ракете мы сможем догнать его не раньше двенадцати часов. Будь я дежурным, я бы разрешил немедленно отправиться на гидролете. Тогда мы сможем возвратиться к утренней дойке.
На это Нильсен (он был дежурный) ответил:
— Я думаю, что тогда бы вмешался совет острова и отменил распоряжение дежурного. В океане сильное волнение и опять замечены касатки.
— Мы возьмем гидролет, — сказал Петя.
— Утром. Только утром.
— У нас дойка.
— Вы не считаете возможным доверить этот процесс кому-либо из нас?
— Не хочется сваливать свой труд на других. Атилла убежал по нашей вине: мы не проверили после шторма силовые поля.
