о событиях на “Чернильно-черном сердце”, — ответил Страйк. — Это значит, что его источник внутренней информации не иссяк.
Некоторое время они ехали в тишине, пока Страйк не сказал,
— Ты читала отчет Дэва о Россе и его дочерях?
— Да, — сказала Робин. — Бедные дети.
— Да. Очевидно, с гуманной точки зрения, я не хочу, чтобы Росс сделал это снова, но если он это сделает, я хочу, чтобы это было заснято. Пара таких инцидентов даст мне серьезные рычаги влияния.
Робин задумалась, но не стала спрашивать, как Страйк собирается использовать эти кадры, если ему удастся их заполучить. Отнесет ли он их прямо Россу или передаст Шарлотте, чтобы помочь ей выиграть дело об опеке?
Час пути закончился длинным участком дороги, обсаженной деревьями. Наконец Робин свернула на больничную парковку и увидел прямо у входа группу из четырех человек, которые, судя по всему, затеяли ссору. Когда Робин припарковалась и заглушила двигатель, даже через закрытые окна машины послышались пронзительные голоса.
— Это Катя и Флавия? — спросила Робин, глядя через лобовое стекло на женщину с волосами мышиного цвета, одетую в мешковатое серое пальто.
— Да, — ответил Страйк, отстегивая ремень безопасности и оглядывая группу. — А двое других — Сара и Кеа Нивен.
— Ты шутишь?
— Не шучу. Похоже, идет борьба за право посетить Блэя.
— Почему Катя привела Флавию? — спросила Робин. Двенадцатилетняя девочка выглядела очень несчастной.
— Может, Иниго думает, что она снова заразная?
Когда они вышли из машины, голоса трех женщин стали громче, но так как они перекрикивали друг друга, было трудно расслышать, о чем именно идет речь.
— Ну что, пойдем? — сказал Страйк и, не дожидаясь ответа, направился к спорящей группе, желая услышать, что происходит.
Когда они с Робин оказались в пределах слышимости, Катя, тонкое лицо которой было залито краской, крикнула:
— Он не хочет ее видеть!
— Кто сказал? — закричала Кеа, опираясь на свою палку. — Ты не его мать и не его жена — иди и спроси Джоша, чего он хочет!
— Мы приехали из Норфолка! — добавила Сара, на которой сегодня было пурпурное платье, такое же бесформенное, как пальто Кати. — Они сказали нам, что он готов принять посетителей…
— Ну, ты должна была сначала позвонить мне! — сказала разъяренная Катя. — Он уже договорился о посетителях на сегодня, о людях, которых он хочет видеть — и вот они здесь! — торжествующе крикнула она, поворачиваясь, когда шаги Страйка и Робин оповестили ее об их прибытии.
— О Боже, нет! — воскликнула Кеа, устремив взгляд на Страйка. — Только не он!
Робин, которая никогда не видел Кеа во плоти, с интересом посмотрела на нее. Девушка была одета в светло-голубой свитер и джинсы. Ее черные волосы блестели в лучах весеннего солнца, а фарфоровая кожа и красные губы не требовали особого макияжа. В руке, не державшей трость, Кеа держала конверт.
— Доброе утро, — сказал Страйк, переводя взгляд с Кеа на Сару.
— О Боже — о Боже, — сказала Кеа, разражаясь слезами. — Я не могу поверить в это…
Когда Катя и Сара снова начали кричать друг на друга, из здания вышел невысокий, хмурый, седовласый мужчина в синей униформе.
— Могу я попросить вас, пожалуйста, вести себя потише?
Катя и Сара замолчали, оцепенев. Окинув взглядом каждую из женщин по очереди, а затем бросив тяжелый взгляд на Страйка, словно ожидая, что единственный мужчина в группе будет следить за порядком, он скрылся внутри.
— Джош ждет мистера Страйка, — сказала Катя сердитым шепотом. — Так что тебе лучше уйти.
Все еще всхлипывая, Кеа протянула конверт.
— Тогда не могла бы ты хотя бы отдать…
— Я не дам ему этого, — сказала Катя, отступая назад, как будто письмо было пистолетом.
— Ради Бога, ты не можешь отказаться передать ему записку! — горячо сказала Сара.
— Пожалуйста, — всхлипывала Кеа, наступая на Катю, опираясь на свою палку. — Пожалуйста, просто отдай ему мое письмо.
— Хорошо, — коротко сказала Катя, выхватывая письмо из рук Кеа. — Пойдемте в здание? — добавила она Страйку и Робин.
Когда они последовали за Катей и Флавией через стеклянные двери, Робин оглянулась. Сара и Кеа повернулись и медленно шли к своей машине. Наблюдая за ними, Сара обняла дочь за плечи, но Кеа отмахнулась от нее.
— Наглость, — свирепо сказала Катя, направляясь по коридору, ведущему в комнату Джоша. — Наглость с их стороны. Слава Богу, я была здесь…
— У тебя опять простуда? — Робин тихо спросила Флавию, потому что девочка только что высморкалась.
— Нет, — сказала Флавия. — Я..
Она сделала очень глупую вещь, — сказала Катя, прежде чем Флавия успела ответить, — ей сказали не делать этого.
— Это было не…
— Флавия, тебе сказали не приносить щенка в дом, — огрызнулась Катя. — Я не хочу больше слышать ни слова о папе, или Гасе, или собаках, или о том, что все несправедливо, ты меня поняла?
— Ты всегда на стороне…
— Флавия! — рыкнула Катя, коротко повернулась, чтобы посмотреть на свою дочь, а затем сказала Страйку: — Мне пришлось привести ее. Иниго в ярости.
Пока Катя вела их дальше, явно зная каждый поворот и изгиб пути к палате Блэя, Флавия обиженно, но тихо сказала,
— Я всегда хожу по больницам.
— Правда? — спросила Робин, которой было адресовано это замечание. Она и Флавия отстали от двоих других.
— Да. Однажды, когда у Гаса была очень плохая кожа, ему пришлось лечь в больницу, а на следующий день заболел папа, и его тоже положили. Но в разные больницы. Папа был в гораздо более хорошей больнице, чем Гас. Она частная. Гас обычно ходит в NHS.
Флавия тихо добавила:
— Мне очень понравилось, что их обоих нет.
Робин не мог придумать подходящего ответа на это, поэтому промолчала.
— Я могла смотреть по телевизору то, что мне нравилось. Я видела в новостях о мужчине в Америке, который устроил массовую стрельбу, потому что не мог уговорить ни одну девушку заняться с ним сексом.
— ...Как будто мало того, что она заваливает его письмами, от которых он в полном стрессе, — говорила Катя Страйку, — она должна еще и лично явиться…
— Я хотела
