той ночью. Я просто была так счастлива, когда увидела твой номер, а когда ты сказал, что встретишься с ней на следующий день, у меня было такое чувство, будто мое сердце разорвали. Это казалось таким жестоким поступком — позвонить мне и сказать, что ты встречаешься с ней. Любой бы почувствовал то же, что и я, но я никогда не желала смерти ни ей, ни тебе, это была просто моя боль, вырвавшаяся наружу.
Я очень, очень надеюсь, что у тебя все хорошо. Что бы ни случилось, жива я или мертва, когда ты выйдешь из больницы, помни, как сильно я тебя любила, и постарайся вспомнить меня настоящую.
Кики
Робин дважды перечитала письмо, положила его в карман и снова отправилась в путь.
Когда Робин пришла, Флавия прислонилась к стене напротив комнаты Блэя и играла на своем мобильном. Вид у нее был угрюмый, хотя она оживилась, когда заметила Робин.
— Ты вернулась, чтобы забрать письмо Кеа из корзины? — спросила она.
— Нет, — солгала Робин, улыбаясь. — Только чтобы забрать свои записи.
— Ты должна подождать, пока мама выйдет, потому что он может принимать только двух посетителей одновременно, — сказала Флавия.
— Верно, — сказала Робин. — Итак, расскажи мне. О ком думает твой папа?
Дверь открылась, и появилась Катя.
— Можете войти, — сказала она Робин тихим голосом. — Я отведу Флавию в кафе на полчаса, но если я понадоблюсь Джошу, вы ведь позвоните, правда?
— Да, конечно, — сказала Робин. Открывая дверь в комнату Джоша Блэя, она услышала, как Флавия говорит матери,
— Почему я не могла остаться с Робин?
— Заткнись, Флавия…
Глава 63
Узрите агонию
В той самой потайной камере сердца,
Где мрачно сидит раскаянье…
Фелиция Хеманс
Арабелла Стюарт
В маленькой палате, выходящей окнами на юг, было жарко, как обычно бывает во всех больницах. На прикроватной тумбочке стояло несколько открыток “Скорейшего выздоровления” и золотой гелиевый шарик, который был слегка сдут.
За несколько минут, проведенных Страйком в палате Джоша, ему показалось, что он перенесся обратно в Селли-Оук, военный госпиталь, где он лечился после того, как ему оторвало ногу в Афганистане. Джош Блэй сидел в инвалидном кресле, одетый в пижаму, на ногах у него были новенькие тапочки военно-морского цвета, предплечья неподвижно лежали на подлокотниках. Кто-то положил его телефон перед ним на поднос, прикрепленный к креслу. Пустое, замкнутое выражение лица Блэя было знакомо Страйку; он и раньше видел такое выражение на лицах мужчин, чье внимание было сосредоточено внутри себя, где они пытались примириться с новыми странными реалиями своей жизни. Возможно, Страйк и сам носил такое выражение, когда лежал по ночам, терзаемый фантомной болью в навсегда отнявшейся голени, и размышлял о конце своей военной карьеры.
Высокие скулы, квадратная челюсть, большие голубые глаза, прямые темные брови, тонко очерченные нос и рот Джоша еще больше бросались в глаза теперь, когда его волосы, которые когда-то свисали ниже плеч, были очень коротко острижены. Неумолимый солнечный свет, заливающий комнату, едва рассеиваемый опущенными кремовыми жалюзи, высветил недавно заживший шрам от трахеостомии у основания горла Блэя. Под его глазами были фиолетово-серые впадины, тусклость которых Страйк связывал с лихорадкой.
— Это мой партнер Робин, — сказала Страйк, садясь на второй пластиковый стул напротив Джоша.
— Привет, — сказала Робин.
— Ладно, — пробормотал Джош.
— Записи в порядке? — спросил Страйк у Робин, прекрасно зная, для чего она вернулась.
— Да, — сказала Робин, — но я не думаю, что они нам понадобятся.
— Справедливо, — сказал Страйк и, повернувшись к Джошу, сказал: — Прости, ты хотел сказать?
— Да… Я могу чувствовать что-то на стороне, которая парализована, — медленно произнес Джош, как будто слова были тяжелыми и тянулись с большой глубины. — Но та сторона, которой я могу двигать, онемела. Я ничего не чувствую. Врачи говорят, что состояние может немного улучшиться, но я никогда… никогда не вернусь к нормальной жизни…
— Ну, повреждение нервов — это странно, — сказал Страйк. — Нужно много времени, чтобы спал весь отек. Прошло два года, прежде чем моя нога стабилизировалась. Наверное, пройдет немало времени, прежде чем ты узнаешь, какие функции у тебя будут.
Джош ничего не ответил.
— Итак, — сказал Страйк, доставая свой блокнот, — давай поговорим об Аноми.
— Это он нас зарезал.
Джош говорил категорично, не допуская возражений.
— Почему ты так говоришь?
— Из-за того, что он прошептал, после того как сделал это, — сказал Джош.
— Не волнуйся, дальше я обо всем позабочусь, — процитировал Страйк.
— Да. К тому же, — Джош глубоко вздохнул, — он предупредил меня, что собирается что-то сделать, а я проигнорировал это.
— Что ты имеешь в виду, он предупреждал тебя?
— Все там, — сказал Джош, глядя вниз на мобильный на подносе, его руки и кисти были неподвижны. — Пароль — двойная шестерка, двойная семерка, пять, два. Если вы перейдете к фотографиям, там есть папка под названием “Аноми”.
Робин взяла мобильный, открыла его и стала искать папку.
— Он писал мне прямые сообщения в Твиттере в течение многих лет, — продолжил Джош. — Эди сказала мне заблокировать его, и Йоман тоже так сказал, но мне не нравилось, когда мне указывали, что делать, поэтому я этого не сделал.
Его остекленевшие голубые глаза впились в глаза Страйка.
— Так вот какой я засранец.
— Не вижу в этом ничего страшного, — сказал Страйк.
— Я тоже поверил всему тому дерьму, которое Ясмин дала мне в этой папке, — сказал Джош, все еще глядя на детектива, словно желая, чтобы Страйк осудил его. — Всему этому дерьму о том, что Эди — Аноми.
— Множество разумных людей каждый день умудряются верить в гораздо более странные вещи, — сказал Страйк. — У людей, которые составили это досье, было много практики. Они хороши в своем деле.
— Нашла, — сказала Робин, которая только что нашла папку со скриншотами.
Скребя резиновыми ножками стула по плитке пола, Страйк приблизился к Робин, чтобы оба могли прочитать сообщения, которые Аноми отправил Джошу в частном порядке через Твиттер.
Идея: Харти должен снова начать убивать
15 августа 2012 года
Он должен начать закалывать туристов на кладбище. Забавный и непредсказуемый поворот.
15 августа 2012 г.
