Антон-Румата жил за две улицы от дома родителей Киры. Её саму он видел довольно часто и внимания не обращал. Дурочка и дурочка, часть пейзажа. Такая же, как нищие, воры, сутенёры, головорезы и прочие явления жизни.
Но однажды какой-то пьяный урод на дурочку польстился. И выбрал неподходящее место и время — прямо под окнами дома Антона. Который как раз предавался самотерзаниям в связи с Уно и прочими такими вещами. Тут он услышал крики. Спустился вниз, пьяного урода отправил отдыхать в канаву с нечистотами, а девочку успокоил и купил ей сладкую лепёшку.
На следующий день она пришла на то же место и стала ждать. Он вышел и снова купил ей лепёшку.
А где-то дней через десять послал запрос на Южный Полюс — биологические пробы, съёмки, общее описание болезни и вопрос: можно ли что-то сделать.
Ответ пришёл через неделю. К просьбе Антона отнеслись с пониманием, материалы изучили. Сообщили, что умственная отсталость девушки вызвана не генетическими факторами. Вероятно, мать во время беременности перенесла какое-то заболевание. Не исключён также фактор недоедания и т.п. Всё это поддаётся лечению, в том числе на месте. Так как — в отличие от оружия и транспорта — медицинские технологии земляне могли использовать без особых ограничений. Правда, помощь требовала регулярных процедур, а также внимания и длительного общения с пациенткой. Такими средствами её можно поднять до уровня относительной вменяемости. Полная реабилитация требовала принципиально иного уровня вмешательства. Что было возможно только на Земле.
Антона это не остановило. Он твёрдо решил вылечить маленькую дурочку. Впрочем, не такую уж маленькую, Кире было восемнадцать лет. Просто по уровню развития она была очень маленьким глупеньким ребёнком и вела себя как очень маленький глупенький ребёнок.
Так или иначе, Малышев ответил, что намерен заняться лечением девушки, готов проводить все необходимые процедуры, уделять внимание, общаться, и так далее. И попросил, чтобы его снабдили всем необходимым.
Врачи с Базы были, разумеется, настоящими гуманистами. Так что через некоторое время Антон получил несколько посылок. Где находилось всё необходимое. Начиная с пневмошприца и набора нейрогенных препаратов. И кончая простейшим ментоскопом для контроля результатов.
Сначала к увлечению Антона все отнеслись сугубо положительно. В самом деле: человек тратит силы и время, чтобы лечить больного подростка. Фактически ребёнка. Дети — это святое. Всё просто, понятно и очевидно. Даже Александр Васильевич Кондорский, считавший, что Малышев разбрасывается, воспринял новость скорее положительно. "Может, он хоть так поймёт, что такое ответственность за человека", — пробурчал он. Бунге эти слова сохранил в одном из своих отчётов.
Потом выяснилось, что с этим благим порывом сопряжены определённые проблемы.
Для начала отец девочки, до сих пор относившийся к ней по принципу "жива и ладно", вдруг заявился — вместе с сынком — к благородному дону с какими-то непонятными претензиями и требованием денег. Румата долго не понимал, в чём дело и с чего это они вдруг так обнаглели. В конце концов выяснилось, что дорогие родичи решили, будто их дитя используется благородным доном в каких-то грязных целях. То ли для извращённых удовольствий, то ли, того хуже, для колдовства. О чём и собирались донести. Благо, возможности к тому были: отец девочки регулярно переписывал протоколы допросов из Весёлой Башни и многих там знал, а сынок состоял в охранном отряде на сержантской должности.
Антон, услышав такое, разъярился. И отчасти испугался: по арканарским меркам, обвинение в колдовстве было довольно серьёзным. Но разъярился он всё-таки больше: сама мысль, что он занимается с больной девочкой какой-то гадостью, была оскорбительна даже по арканарским меркам. Так что он включил по полной благородного дона, а папаша с братцем вылетели вон впереди собственного визга. Особенно папаша. Благородный дон пообещал ему в случае малейшего подозрения в доносительстве оформить его как ируканского шпиона, а также качественную следственную работу, и как результат — квалифицированную казнь не менее чем второй ступени. То же самое он посулил за малейший вред или хотя бы неуважение к самой Кире. При этом называя правильные имена палачей и дознавателей и демонстрируя хорошее знакомство с бытом и нравами Башни. Переписчик, знающий тему, понял, что благородный дон не шутит... Так что с этого момента домашние боялись Киру и пальцем тронуть.
На тот момент девушка уже почти прошла полноценный курс нейротерапии. Внешние признаки умственной отсталости почти исчезли. Рот закрылся, слюна течь перестала. Девушка начала говорить и понимать сказанное. Правда — на уровне земной девочки пятилетнего возраста. Поэтому разговоры с Кирой у Антона были примерно такие: "Почему ты плакала? — Плакала. — Кто тебя обидел? — Никто не обидел. У тебя глаза усталые. — Чего ты хочешь? — Увези меня отсюда. — Мы обязательно уедем. — Далеко? — Очень далеко." Такие содержательные диалоги Антон мог вести долго, особенно во время медицинских процедур. Но ему, похоже, это нравилось.
Однако пора было что-то уже и делать. То есть отправлять Киру на Землю для окончательной реабилитации. Но с этим Антон как-то не особо торопился. Когда коллеги по Группе — особенно Павел Бунге — интересовались, что он собирается делать со своей подопечной, Антон отвечал уклончиво.
Проблема состояла в том, что Малышев очень сильно привязался к Кире. Причём именно к такой, какой она тогда была: недоразвитой, зависимой и любящей. Антона она не то что любила, а — боготворила. В самом прямом смысле слова. Ну то есть считала или богом, или, как минимум, могущественным добрым волшебником. Кто он и чем занимается на самом деле, она понять не могла и не пыталась. Просто любила и ждала. Ждала и любила. Чистой детской любовью. У Антона просто не хватало духу себя этого лишить.
Он понимал, что поступает не очень хорошо. Во всяком случае, он посылал на Базу запрос: можно ли сделать перерыв между окончанием курса лечения девушки и её отправкой на Землю. Получил ответ: можно. Если проводить несложную профилактическую терапию, то состояние Киры будет оставаться стабильным как минимум лет десять. Возможно даже некоторое улучшение в связи с обогащением жизненным опытом.
Малышев за эту мысль ухватился. И попытался учить Киру грамоте. Выяснилось, что девушка любопытна и старательна, но учиться не может: не хватает внимания и усидчивости, плюс проблемы с памятью. Всё-таки нормальным человеком — даже нормальным ребёнком — она так и не стала.
Тогда Антон пошёл на крайние меры. А именно — воспользовался ментоскопом, чтобы вложить в неё грамоту. При этом за помощью на Базу не обращался. Видимо, понимал, что его действия не вызовут одобрения. Более того, он тщательно скрывал сам факт имплантации.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
