но знайте: с тех пор, как вы переступите порог этого дома и уйдете отсюда, вы потеряете надежду увидеть когда-нибудь своего сына!
Не ответив, Гортензия только пожала плечами и бросилась вон из комнаты, чуть не налетев по дороге на Сидони, как раз входившую с яблочным пирогом. Она мигом поднялась к себе и, сотрясаясь в рыданиях, бросилась на кровать. Теперь она ругала себя за то, что не послушалась Франсуа и захотела в одиночку сразиться со старым тираном. Господи, да на что ей было надеяться? Что он покорно отдаст ей сына и согласится поддерживать дружеские добрососедские отношения? Она злилась теперь и на Жана, пропавшего именно в тот момент, когда она больше всего в нем нуждалась. У него это уже начало входить в привычку. Сначала он исчез во время ее помолвки, потом бросил ее в Париже после двух счастливых дней, а сам уехал сторожить Дофину, хотя даже ее не смог спасти, только на время выручил. Ну где же он теперь? Как может не почувствовать, не услышать в душе, что Гортензия его зовет?
Было уже совсем поздно, когда она наконец поднялась с кровати, чтобы раздеться и лечь спать. Свечка на столике у изголовья уже почти догорела. Она поспешно стащила с себя амазонку и плеснула на лицо холодной воды из кувшина. Годивелла приготовила и разложила у нее на кровати одну из старых ночных рубашек, и Гортензия с удовольствием надела ее на себя. Как будто, надевая ту одежду, она снова становилась прежней Гортензией. Но, взглянув на свое отражение в зеркале над камином, она поняла, что лицо стало совсем другим, несмотря на знакомые девичьи рюши, обрамлявшие головку. Глаза на этом новом лице пылали огнем, и ей даже показалось, что она стала чем-то похожа на колдунью.
Отвернувшись от зеркала, Гортензия направилась к кровати. И вдруг услышала, как кто-то тихонько пытается открыть дверь. Охваченная гневом и ужасом, она кинулась к двери и быстро набросила крючок. Прислушалась, приставив ухо к дубовой двери. До нее донесся шорох шагов. Кто-то крадучись удалялся по коридору. Вот негромко хлопнула дверь в комнату маркиза, и она поняла, что впредь никогда нельзя ложиться спать, не задвинув засов и не набросив крючок.
Два дня, которые ей еще предстояло прожить в проклятом замке, вдруг показались вечностью, и она пожалела, что не попросила Франсуа отправиться к мэтру Мерлену в тот же день. Каким же невыносимым будет ожидание! Она знала, что придется, быть может, рисковать жизнью, но надеялась только на бога. Он даст ей силы, убережет… Ночью Гортензия спала плохо и проснулась довольно поздно. А проснувшись, от Годивеллы, неумело скрывающей свой восторг, узнала, что Жанетту, у которой и вправду почти совсем не осталось молока, этим утром отправили в Комбер. Отвезти ее к дяде поручили Пьерроне, которого Гортензия вчера не видела, потому что маркиз отправил его в Фавероль. Гортензия, конечно, не упустила случая прийти в бешенство, но это было сделано только ради принципа. В глубине души она знала, как обрадуется Франсуа встрече с племянницей, и не очень-то жалела об этой очередной демонстрации полного произвола маркиза. Пусть Жанетта подождет, скоро ребенок вернется к ней. Оставалось выяснить, как Этьен перенесет отнятие от груди, и, строго отчитав Годивеллу, а вместе с ней и маркиза, Гортензия посвятила этот день решению проблем питания ребенка, который, кстати, с удивительной легкостью перешел на обычную еду. Этот крепкий маленький мужчина буквально излучал здоровье, и мать с удовольствием смотрела, как он глотает ложку за ложкой молочную пшеничную кашу с медом, а голубые его глазки сверкают при этом, как звезды. Подле ребенка Гортензия забывала обо всех своих неприятностях, даже о жестокости маркиза. Забывала обо всем, кроме времени… А время шло…
На следующий день уехал хозяин Лозарга. Гортензия испытала настоящее облегчение. Без его гнетущего присутствия старый замок казался даже приятным и был не лишен некоторого очарования. Двери, правда, весь день были на запоре, но с самого утра шел проливной дождь, и Гортензия даже особенно не жалела, что приходится сидеть дома. Завтра наступит третий день…
После ужина, поданного позже обычного, поскольку пришлось дожидаться возвращения маркиза, он попросил невестку задержаться в гостиной. Ему нужно было с ней переговорить. Гортензия послушно расположилась в кресле у камина и стала ждать, пока маркиз избавится от присутствия Гарлана. Обычно библиотекарь, едва успев сделать последний глоток, тотчас же испарялся из-за стола, но тут он что-то не торопился уходить. Во время ужина он без конца суетился и жестикулировал, за что и заслужил пару строгих замечаний, призывающих его к порядку, а теперь, словно в оцепенении, застрял за столом. Пришлось прибегнуть даже к помощи Пьерроне и Мартон, самой сильной из служанок, чтобы дотащить его до второго этажа, но он, казалось, так и не очнулся.
– Может быть, он захворал? – забеспокоилась Гортензия.
Фульк де Лозарг пожал плечами.
– Я бы не удивился. Он увидел, что вы спокойно все едите и еще не отравились, обрадовался и тотчас же объелся. И особенно часто прикладывался к вину. Но оставим его! Мне нужно сказать вам нечто важное…
Он подошел к столику с напитками, взял оттуда две небольшие рюмки и бутылку с выгравированными на ней золотыми буквами.
– Хотите сливовой наливки? Она просто превосходна…
– Спасибо. Не люблю крепких напитков.
– И напрасно. Они иногда очень помогают… Держите, я налью вам всего лишь несколько капель. Может, еще передумаете, а мне вовсе не хочется, чтобы вы тут падали в обморок…
Сказано – сделано, и уже тоненькая струйка наливки потекла в рюмку, которую он поставил на столик возле ее кресла. Гортензия нахмурила брови.
– Почему я должна падать в обморок? У меня нет такой привычки, к тому же и причины никакой. Я себя прекрасно чувствую…
– Надеюсь, ваше хорошее самочувствие останется таковым, хотя, боюсь, оно может испортиться, когда вы узнаете о крушении ваших надежд…
От внезапной тревоги Гортензия словно онемела. Какая неприятная была в тот вечер у маркиза улыбка! Слишком любезная! Да и недобрый огонек горел в светлых глазах.
Тревога сменилась ужасом, когда в руках у тирана она увидела письмо со сломанными тремя печатями. К счастью, гнев вовремя пришел ей на помощь, она в бешенстве встала с кресла:
– Где вы это добыли? Я считала, что нотариус – лицо официальное, он принес присягу, и можно было без опасений довериться ему…
– Бесспорно, мэтр Мерлен полностью соответствует этим вашим представлениям, но только, когда вы были у него, нашему славному нотариусу показалось,
