раз собиралась ехать в Австрию. Она просила меня тебя поцеловать, но прежде чем выполнить ее просьбу, я поцелую от себя.
Он подарил ей долгий, страстный поцелуй. Прижавшись к нему, Гортензия ощутила, как сердце Жана постепенно начинает биться в обычном ритме.
– Я должен был вернуться раньше, но с дилижансом случились неприятности. На нас напали вооруженное бандиты, ограбили… Некоторые пассажиры даже пострадали…
– Тебя не ранили?
– Нет, но убили форейтора. Пришлось помогать остальным, потом дожидаться жандармов… в общем, одна задержка за другой! Признаться, когда я ехал в Париж, то надеялся заручиться поддержкой короля и с его помощью добиться наконец справедливости. Но Фелисия рассказала мне, что у тебя вышло из этой затеи… Ну и глупышка же ты: не дожидаясь меня, явилась в этот проклятый замок и попала в капкан! Как ты?
– Неважно. Мне кажется, они тут решили меня отравить. Я сегодня пила только воду, потому что вчера плохо себя чувствовала. И все-таки ночью хотела сбежать через окно.
– Рискуя разбиться? Нет, ты действительно уже не надеялась увидеть меня?
– Надеялась, конечно, но только я боялась, что ты приедешь слишком поздно.
Вместо ответа он только сильнее прижал ее к себе, но потом отпустил.
– А теперь пора отсюда выбираться. Закрой окно и кричи.
– Кричать?
– Да, зови на помощь, кричи: «Пожар!», все, что угодно. Ведь дверь твоя, я полагаю, заперта на ключ? А маркиз по-прежнему ночует у себя в комнате?
– Да.
– Тогда делай то, что я говорю! А я встану тут сзади.
Чуть замешкавшись, как обычно, когда боишься нарушить ночную тишину, Гортензия закричала. Голос ее разорвал глубокую тишину ночи:
– Сюда! На помощь! Помогите! Скорее!
Она так громко звала, что даже не услышала шагов маркиза. Но вот в замке повернулся ключ. Дверь распахнулась. На пороге в халате со свечой в руке стоял Фульк де Лозарг.
– Что случилось, Гортензия? Да что…
Больше он ничего сказать не успел. Сильный удар кулаком оглушил его и повалил на ковер. По полу покатилась горящая свеча. Жан наступил на нее, сбивая пламя, и схватил Гортензию за руку.
– Идем! Франсуа ждет нас у реки. Где ребенок?
– В кухне. С ним там Годивелла. Но…
– Придется ей отдать нам его.
Если бы Жан не поддерживал ее, Гортензия не смогла бы живой и невредимой добраться до нижних ступенек – на лестнице было темно, как в могиле. Но лесной отшельник ориентировался в темноте, словно видел все так же ясно, как днем. Они побежали в кухню. Годивелла, разбуженная шумом, уже встала. В свете ночника она, в белой юбке, рубашке и белом чепце, походила на призрак. С первого взгляда узнав Жана, она, вопреки опасениям Гортензии, кричать не стала. Сказала только:
– Это ты, Волчий Жан? Я знала, что ты когда-нибудь придешь.
– Знала, говоришь, старая ведьма, и потому, наверное, пыталась отравить ее…
Под грузом свалившегося на нее обвинения Годивелла даже пошатнулась.
– Я? Отравить ее? Дочку Виктории? Нехороший ты, должно быть, человек, Волчий Жан, коли подумал такое… А вы-то, госпожа Гортензия? Я думала, вы меня знаете…
– Она тут ни при чем, Жан, клянусь тебе… Давайте лучше поспешим. Маркиз ведь всего лишь потерял сознание.
– Вам нужен малыш? – взвыла Годивелла.
– Малыш, да и вы тоже, если хотите. Годивелла, вам нельзя оставаться в этом проклятом доме.
Но та лишь покачала головой и пошла за ребенком к колыбели. Годивелла передала его с рук на руки Гортензии, а у самой из глаз ручьями текли слезы.
– Нет… Я же вам сказала… Мое место здесь…
– Поговорили, и хватит! – прервал ее Жан. – Надо бежать, пока не проснулись Шапиу и остальные. Открой нам дверь, Годивелла!
И он побежал к прихожей. Но голос Годивеллы остановил его на полпути.
– У меня нет ключа, Волчий Жан. С тех пор как вернулась госпожа Гортензия, господин Фульк держит его у себя.
В желтоватом пламени свечи, горевшей в руках у Годивеллы, предстали перед ними во всем своем величии массивные средневековые двери: большие черные скобы, засовы и огромный замок. Надежные двери, они были непреодолимым препятствием для всякого, кто захотел бы тут проскользнуть. Никакая человеческая сила не могла заставить их даже пошатнуться.
– Стойте здесь! – приказал Жан. – Я поднимусь за ключом. Он должен быть у него в комнате.
– Не стоит трудиться!
На верхней ступеньке неожиданно показался маркиз. Он был немного бледен, пошатывался, но все же стоял на ногах и даже держал ружье, нацелив его на Жана. Гортензия вскрикнула от испуга, но маркиз лишь улыбнулся.
– Надо было ему сказать, чтобы бил сильнее, милочка. Тот удар был явно недостоин Лозарга.
– Я же мог вас убить, – пробурчал Жан. – Стоило только посильнее сдавить вам шею. Но ведь…
– Но ведь вы человек принципа. Нечто новое в нашем роду. Пожалели меня, потому что я вам отец?
– Да, – твердо ответил Жан. – Именно потому, что вы мне отец.
– Очень мило! Ну а я, мой дорогой, чужд подобных нежностей!
Он вскинул ружье и выстрелил. Жан вскрикнул от боли, но еще громче, пронзительнее закричала Гортензия и, не помня себя, с ребенком на руках кинулась загородить собой любимого.
– Убирайтесь отсюда, глупая женщина, если не хотите умереть с ним заодно! – крикнул маркиз. – Годивелла, оттащи ее в сторону! Она погубит мне внука.
Но Годивелла и не нуждалась в том, чтобы ее подгоняли. Как старая тигрица, накинулась она на Гортензию, пытаясь вырвать у нее маленького Этьена. Ребенок закричал. Они все боролись, когда маркиз, уверенный в своем превосходстве, стал спускаться с лестницы. Раненый Жан стоял, прижавшись к двери, и не сводил глаз с отца, несущего ему смерть.
– Впервые в жизни промахнулся, – хмыкнул маркиз, – видно, голова еще кружится…
Он снова вскинул ружье. Вырвавшись от Годивеллы, Гортензия кинулась к нему, но вдруг, брошенная чьей-то не дрогнувшей рукой, в голову убийцы полетела деревянная фигура святого, как обычно, стоявшая на сундуке в прихожей. Маркиз рухнул на каменный пол, а из какой-то дыры, как крот из своей норки, весь в земле, вылез Эжен Гарлан. Близорукие глаза сквозь толстые стекла очков оглядывали всех присутствующих.
– Вовремя я успел, ничего не скажешь! А вы собирались отсюда бежать, да, госпожа Гортензия?
Она уже суетилась возле Жана, поддерживала его, ужасаясь крови, закапавшей куртку. Гарлан подошел к ним.
– Что-нибудь серьезное?
– Нет, – ответил Жан. – Не думаю… Но все равно спасибо. Если бы не вы…
– Э, оставьте… Собирались бежать, так бегите! И вы тоже, Годивелла! Вам здесь больше нечего делать.
– Ключ! – вспомнила Гортензия. – Пойду наверх. Он, наверное, там.
Но Гарлан преградил ей
