«Незадолго до высылки А. И. Солженицына, — писал он, — я, действительно, получил от него два письма. Зная его почерк, я не имел никаких оснований сомневаться, что письма эти написаны им. В них не было ничего политического, вопрос шел о сообщении ему ряда данных по истории войны 1914–1917 гг. В письмах этих меня удивило предложение снестись с его друзьями в Праге, причем указывалось два адреса. От этих же лиц, чехов, я получил также четыре письма на эту же тему. Не скрою, что меня удивило это приглашение в Прагу, куда, я конечно, никогда бы не поехал, но все же мог так или иначе попасться на удочку. Как выяснилось после приезда А. И. Солженицына в свободный мир, письма эти он не писал, но сам признал, что подделан его почерк мастерски. Совершенно ясно, что КГБ надеялось завлечь меня или в Прагу или в пограничную с Чеховловакией страну и создать новую историю „Треста“. В „Часовом“ я более подробно освещу эту гнусную провокацию, еще раз показывающую, что тактика и приемы чекистов не изменились» (25).
Такая публикация под названием «Неудавшаяся советская провокация» действительно появилась на страницах журнала «Часовой», но свое обещание подробно осветить «эту гнусную провокацию» В. В. Орехов не сдержал. Новая публикация была также лаконична, как и письмо в редакцию «Руской мысли». То новое, что содержалось в ней, можно свести к трем пунктам: во-первых, оказывается, два письма А. И. Солженицына В. В. Орехов получил не из Советского Союза, а «из Чехо-Словакии», во вторых, «в этих письмах сообщалось, что переписку с ним следует вести по двум адресам его друзей в Праге и указывались эти адреса», а в-третьих, в одном из писем содержалось «предложение посетить этих друзей в Праге или прислать к ним доверенного человека» (26).
Что бросается в глаза в этих объяснениях? Прежде всего то, что ни В. В. Орехов, ни А. И. Солженицын вообще не назвали московский адрес и не дали точных пражских адресов, по которым шла переписка. Не указали они ни название того учреждения, которое располагалось в Праге на улице Революция и которое использовался для переписки с Отакаром Горским, ни номера его телефона. Удивительно и то, что ни В. В. Орехов, ни А. И. Солженицын не опубликовали тексты писем, которыми они обменивались.
Но допустим (и это вполне вероятно), что вся переписка от начала до конца была мистифицирована КГБ. С какой же целью? Что касается «материалов по Первой мировой войне», то их получение трудно было поставить в вину лауреату Нобелевской премии. Может быть, его хотели «уличить» в связях с зарубежными спецслужбами? Но тогда почему вплоть до его высылки за границу этот замысел так и не был реализован? Получается, что переписка должна была сыграть свою роль уже после «выдворения» А. И. Солженицына за границу. Но какую? Снова напрашивается мысль об имитации борьбы с писателем. Причем в том письме, с которым А. И. Солженицын обратился в редакцию журнала «Тайм» бросаются в глаза следующие слова: «Именно потому, что этот случай строится на графологической подделке моих писем и такой прием может повториться в будущем, я и прошу „Tайм“ оповестить о нем читателей сопроводив фотоиллюстрациями» (27).
Действительно прошло немного времени и весной 1976 г. на свет появился так называемый донос «Ветрова» 1952 г. Как уже отмечалось в нем тоже был искусно подделан солженицынский почерк. Удалось обнаружить только расхождение в написании буквы «д». Зато в содержании доноса имелось две грубые ошибки, о чем уже шла речь ранее. Итак, с одной стороны, знакомство с почерком свидетельствует, что донос готовили мастера, с другой стороны, мастера обязательно бы прочитали «Архипелаг» и по этой причине не допустили бы названные ошибки.
Более того, если бы в данном случае действительно преследовалась цель дискредитации А. И. Солженицына, то после его возмущенного письма начатая кампания не прекратилась бы. «Донос» обязательно был бы опубликован, для обоснования его достоверности могли «обнаружиться» другие подобные же «документы», появились бы необходимые «свидетели» и т. д. Однако КГБ на удивление замолчал. И хотя в 1978 г. «донос» был напечатан гамбургским журналом «Нойе политик», но снова без должного информационного сопровождения (28).
Тогда же, как мы знаем, увидела свет книга Т. Ржезача «Спираль измены Солженицына». Если до недавних пор можно было лишь предполагать, кто его инспировал, то теперь об этом мы можем судить на основании документов. Вот один из них — письмо заместителя председателя КГБ при СМ СССР С. К. Цвигуна в ЦК КПСС от 17 января 1977 г.: «Комитетом государственной безопасности проводятся мероприятия по дальнейшей дискредитации СОЛЖЕНИЦЫНА перед мировой и советской общественностью. В этих целях, в частности, подготовлена рукопись публицистического характера (прилагается), автором которой является чехословацкий журналист Т. Ржезач». Далее сообщались сведения о Томаше Ржезаче и прилагалась аннотация на его книгу, которая имела «условное название» «Это не биография писателя, а протокол вскрытия трупа предателя»[55] (29).
Сначала книга Т. Ржезача появилась в Италии (30), затем — в Советском Союзе (31). Рассматривалась возможность ее переиздании здесь массовым тиражом. Но затем от этой идеи отказались (32), а первое издание было реализовано таким образом, что книга оказалась совершенно недоступна обычному читателю.
Куда же она пошла? Оказывается семь из десяти тысяч экземпляров были переданы КГБ. Остальная часть тиража «направлена через книжную экспедицию Управления делами ЦК КПСС членам ЦК КПСС, кандидатам в члены КПСС, членам Центральной ревизионной комиссии КПСС, заведующим и заместителям заведующих отделами ЦК КПСС, заведующим секторами, руководителям групп консультантов и консультантам отделов оргпартработы, пропаганды, науки и учебных заведений, культуры, международного, Отдела ЦК КПСС и Отдела внешнеполитической пропаганды, лекторам Отдела пропаганды ЦК КПСС, секретарям ЦК компартий союзных республик, крайкомов, обкомов, Московского, Ленинградского и Киевского горкомов КПСС, заведующим отделами пропаганды, науки и учебных заведений, культуры, руководителям лекторских групп, республиканскими, краевыми и областными домами политического просвещения (включая Москву, Ленинград и Киев), начальнику Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского флота и его заместителям, Комитету партийного контроля при ЦК КПСС (председателю, заместителям и членам Комитета), редакторам и членам коллегий газет, журналов и издательств ЦК КПСС, а также руководителям и работникам других центральных идеологических учреждений и ведомств по списку, согласованному с Отделом пропаганды ЦК КПСС, Отделом внешнеполитической пропаганды и Общим отделом ЦК КПСС» (33).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
