После Белогорской победы над восставшими чешскими сословиями Чешская корона в 1627 г. стала наследственной в роду Габсбургов. Ее сеймы были лишены права контроля над пополнением дворянского сословия, благодаря чему Габсбурги смогли почти полностью обновить состав некогда оппозиционного чешского дворянства, раздав конфискованные земли преданным монархии людям. Их преданность была тем большей, что с помощью монархии на чешских землях прочно утвердилась барщинно-крепостническая система. Сеймы Чешской короны утратили право на законодательную инициативу: в делах, затрагивающих общегосударственные интересы, они могли обсуждать только вопросы, поставленные перед ними монархом, а для обсуждения менее важных дел требовалось согласие монаршего комиссара на сейме. Перестали созываться местные сеймики чешских земель, избиравшиеся ими окружные старосты стали императорскими назначенцами.
Менее драматично, но в том же направлении развивались отношения между императором и ландтагами австрийских герцогств: права последних на законодательную инициативу и утверждение новых дворян постепенно отмирали, не упраздненные официально. И все же, несмотря на эти успехи, императоры, как уже было сказано, не покушались на право сословно-представительных собраний в австро-чешских землях взимать налоги и набирать солдат.
В Венгерском королевстве, где знать долго не доверяла иностранной династии, а сейм имел право не только выбирать государя, но и отказывать ему в повиновении — император, воспользовавшись победой над дворянским восстанием 1670 г., попытался повторить опыт, удавшийся в Чехии после Белогорской битвы: в стране был введен режим военной оккупации, сейм не созывался, выборного главу местной администрации (палатина) сменил назначенный императором губернатор. Ввиду роста национального сопротивления и турецкой опасности этот эксперимент в 1681 г. пришлось временно прервать. Однако успехи в войне Священной лиги, изгнание турок из Венгрии вновь изменили ситуацию: в 1687 г. венгерская монархия была объявлена наследственной. Размещение в Венгрии большой императорской армии дало венскому правительству возможность ввести здесь сбор «контрибуции» явочным порядком, опираясь на грубую военную силу и не спрашивая согласия сейма.
Но методы, применимые в Бранденбурге, оказались непригодными в венгерских условиях. Ответом на беспрецедентный рост налогового гнета и насилия солдат стала национальная война под руководством Ференца Ракоци (1703–1711).
Отсылая читателя к соответствующей главе этого тома, вкратце отметим, что и Россия в XVII в. проходила европейский путь развития своей государственности — от монархии с активно действующими сословно-представительными собраниями (Земские соборы) к торжеству абсолютистских, бюрократических методов управления. В первые сорок лет правления династии Романовых, которая получила свою легитимацию именно от избирательного Земского собора 1613 г., эти собрания с широким участием выборных от дворян и посадских людей созывались постоянно: в трудные годы восстановления разоренной Смутой страны правительство нуждалось в советах представителей общества. Плодом этих контактов, ответом на многочисленные челобитные стало знаменитое Соборное уложение 1649 г. Надо, однако, оговориться, что, в отличие от всех сословно-представительных собраний стран зарубежной Европы, Земские соборы никогда не имели — и при «самодержавной» традиции правления не могли иметь — права вотирования налогов. Они играли чисто совещательную роль, не обладали законодательной инициативой: все выносимые на их рассмотрение решения предлагались от имени царя и оформлялись как принятые единогласно. После 1653 г. Земские соборы больше не собирались.
Процесс развития абсолютизма в европейских странах нельзя представлять себе изолированно, не учитывая взаимного влияния опыта разных стран. Только буржуазные государства, Англия и Голландия, могли видеть источник своей силы в принципах, противоположных абсолютистским[10], но государи континентальной Европы должны были учитывать, что отставание в монархической централизации грозит поставить их страны в невыгодное положение по сравнению с опередившими их державами. Доказательством этого стал печальный опыт Речи Посполитой, где с середины XVII в. укоренился принцип обязательного единогласия в шляхетской палате сейма (liberum veto). Достаточно было одному депутату заявить протест против какой-либо резолюции — и она отвергалась, сейм распускался, причем становились недействительными все уже принятые на нем решения. Уже к концу XVII в. военная слабость Польши стала очевидной, а в следующем столетии неспособная создать собственный оборонный потенциал страна станет беззащитным объектом экспансии усилившихся соседей.
Европа и мир: экономическая конъюнктура
В XVII в. мир уже представлял в известном отношении экономическое единство, в создании которого роль Европы была ключевой. Когда в XVI в. географические рамки торговых операций европейцев быстро распространились до мировых пределов, выросла потребность в драгоценных металлах при международных расчетах. В самой Европе развивались передовые формы безналичного расчета, кредитно-банковская система (на пути этого развития имелись свои трудности), но покрыть отрицательный баланс, существовавший в торговле Европы с Азией, можно было только перекачкой массы звонкой монеты.
Этот отрицательный баланс не был случаен. Европа как континент с более динамичными темпами развития обладала и большим динамизмом вкусов и потребностей, жители Азии были более консервативны в своих привычках и сравнительно мало нуждались в европейских товарах. В то же время в странах Азии (в отличие от Америки) почти не имелось крупных европейских колоний поселенческого типа, которые могли бы предъявить большой спрос на европейские продукты и изделия (там возникали колонии-фактории). Итак, выражением неравномерности темпов экономического развития континентов и в то же время их складывающейся экономической общности стал постоянный перелив драгоценных металлов с Запада на Восток.
Если мы взглянем под этим углом зрения на карту тогдашнего мира, то прежде всего выделим главный источник поступления в Европу серебра — испанские колонии в Америке. Разработка серебряных руд в самой Европе (Германия, Чехия, Словакия), имевшая весьма существенное значение в первой половине XVI в., к XVII в. пришла в упадок. Золото поступало из Африки благодаря неэквивалентной торговле европейцев с местными племенами, и отчасти из Испанской Америки; только с начала XVIII в. в дело вступит новооткрытое бразильское золото. Широкий прилив американского серебра с середины XVI в. привел к тому, что серебро дешевело по отношению к золоту; впрочем, для торговли со странами Азии, где в ходу была серебряная монета, важным оставалось главным образом именно серебро.
Основная масса американского серебра пересекала Атлантику на испанских судах и попадала в Севилью или ее аванпост Кадис и оттуда полулегальными, но налаженными путями (официально вывоз драгоценных металлов из Испании запрещался), благодаря пассивному балансу испанской внешней торговли расходилась в другие европейские страны, снабжавшие Испанию и ее колонии необходимыми им товарами. Меньшая часть испанского серебра переправлялась через Тихий океан в испанские Филиппины.
Существенная часть поступившего в Европу серебра уходила в сокровища, в ювелирные изделия, другая часть циркулировала в виде монеты, активизируя товарную экономику, но львиная доля переправлялась на Восток по трем основным каналам: через Балтику и Архангельск, через страны Леванта и морским путем вокруг мыса Доброй Надежды. По оценке официального голландского документа 1683 г., в Республику Соединенных провинций ежегодно ввозилось из Испании на 15–18 млн гульденов драгоценных металлов, из них 13 млн реэкспортировались (в том числе 9 млн гульденов непосредственно на Восток).
Через Архангельск, Прибалтику и Польшу серебро поступало в Россию и вывозилось оттуда в юго-восточном направлении — в Иран и Среднюю Азию. Османская империя получала серебро и через Балканы, и через средиземноморские порты, но вывозила его в Иран. Иран частично вывозил драгоценные металлы в Индию и в Батавию на Яве, центр владений могущественной голландской Ост-Индской компании. Последняя, пользуясь своим монопольным положением на мировом рынке пряностей, активно участвовала в торговле со странами Индийского океана и Дальнего Востока и обслуживала своими судами торговлю между этими странами, получая деньги за фрахт. Ее торговый баланс был активным по отношению к Ирану (с 30-х годов XVII в.) и Японии, но пассивным по отношению к Индии и Китаю. Необходимые для торговли запасы драгоценного металла компания получала не только непосредственно из метрополии, но и из Ирана, Филиппин, а также из Японии, где имелись собственные разработки серебряных руд и где с 30-х годов XVII в. право на ограниченную торговлю имели только голландцы (но в 1668 г. японское правительство запретило вывоз из страны серебра).