Главацкий признает травматичность подтеков и сотрясение мозга и думает, что смерть произошла скорее от удушения, нежели от утопления, хотя признаки и той и другой смерти одинаковы. По мнению Горалевича, смерть последовала от совокупности всех наружных повреждений, то есть от давления на горло и грудную клетку. Павловский приписывает подтек в яремной впадине давлению, которое прекратило доступ воздуха к легким и таким образом причинило удушие. Блюмберг, отстаивая свою гипотезу о commotio cerebri, знает даже самым точным образом, как совершилось убийство: сначала были нанесены удары по голове, удары эти не произвели мгновенной смерти, а привели Н. Андреевскую в бессознательное состояние, в котором она была удушена и тотчас брошена в воду. Но Блюмберг знает весьма многое, и не только по предметам, относящимся к его специальности; он знает, например, как значится в судебном протоколе, что труп вовсе и не плыл по реке, а так только был положен на мелком месте, где его и обрели рыбаки.
Такова главная суть заключения экспертов, из которого я выпускаю все второстепенное, как например, рассказы об иле и песке, которых нет, а быть непременно должны у утопленников на глубоких местах, о воде в легких и желудке, которой может не быть, о пустом мочевом пузыре, на пустоте которого настаивает Блюмберг, но тут же замечает, что этот признак отвергают ученые. По особенному свойству нашего дела весь ключ позиции в том, что составляло предмет экспертизы: утонула ли или была убита и брошена в воду? Вне этого вопроса все остальное, как я постараюсь доказать, не важно и мелочь. И по этому вопросу в ответах экспертов уже был вынесен подсудимым готовый приговора убита. Суду оставалось только либо усомниться и призвать других, еще более опытных экспертов, либо приложить, так сказать, к готовому осуждению свою печать, потому что ни я, ни мой почтенный противник, ни господа судьи не знаем, не можем и не вправе по незнанию своему решать, какие признаки на трупе соответствуют утоплению и какие удавлению. Суд так и сделал, но после того возникает вопрос, какой смысл стороне, а хотя бы И осужденной, возражать против такого приговора, произнесенного представителями науки. Я, господа, уважаю всякий законный, по закону юридическому или по природе и законам вещей, авторитет, но я не допускаю авторитетов безусловных, в особенности когда от оракула этого авторитета зависит судьба человека, смертная казнь или каторжные работы. Что может быть святее и крепче третейского решения по формальной записи, а и оно может быть кассировано судом; точно так же, что может быть сильнее слова, произнесенного представителем науки во имя науки, но и это слово может быть уважено или не уважено, и не должно быть уважено, когда в нем нет условий, при которых оно становится убедительным. Когда оно становится убедительным, то и тогда, как известно, суд юридически ему не обязан подчиняться. Но возможны случаи, когда он и нравственно не обязан ему подчиняться. Таким образом, возникает вопрос о соотношении двух авторитетов -- суда и науки,-- вопрос, который неясно понимался и криво поставлен даже в решении Тифлисского окружного суда.
Да будет мне позволено сосредоточить на некоторое время на нем внимание палаты. Всякий судебный приговор есть логическая дедукция, всякая дедукция имеет форму силлогизма; каждый, кто совершил такое-то деяние, подлежит такому-то наказанию, говорит закон,-- это большая посылка. А совершил такое-то деяние -- меньшая посылка, выражающаяся в вердикте присяжных. Следовательно, А. подлежит такому-то наказанию, дополняет суд в своей резолюции. В общем ходе и работе судебной дедукции есть эпизоды, к числу которых принадлежит и экспертиза. Она тоже вся построена в форме силлогизма, в выводе которого участвуют и эксперты и суд.
Дедукция с помощью экспертов имеет следующий вид. Большая посылка представляется в таком виде: если есть налицо признаки 1, 2, 3, то имело ли место удушение или отравление, или изгнание плода? Этого положения никто не может вывести, кроме специалиста, не только специалиста по медицине вообще, но и специалиста по судебной медицине. Есть люди, которые всю жизнь посвятили подаванию помощи живому больному человеку, которым, однако, я не доверяю вовсе решать вопрос о причине смерти субъекта, которого они не наблюдали живым, как не советую обращаться ко мне, хотя и юристу, по финансовому вопросу, потому только, что мне, как юристу, не может быть чуждо и финансовое право, или по вопросам по архитектуре, потому что я, будучи, например, искусным человеком в построении речи, должен быть искусным и во всяком другом строении, даже каменных зданий. Большая посылка это положение, не доступное для профанов. Но если оно в себе самом заключает противоречие, если оно чисто эмпирическое, то есть предлагает факт голый, но не объясняет законов факта, если оно, наконец, совсем противно популярному книжному значению, столь ныне распространенному посредством печати, то понятно, что и суд может и должен усомниться в большой посылке и либо эту посылку совсем отвергнуть, либо обойтись вовсе без экспертизы, или же обратиться к другим обер-сведущим людям, специалистам в квадрате.
Что касается до второй посылки, то она ставится так: в данном случае, например, на теле Андреевской найдены какие-то признаки, соответствующие понятию убийства, удушения, отравления. В выводе этой посылки, которая заимствована из протоколов и свидетельских показаний, оба элемента, и судьи и эксперты, принимают одинаково живое и непосредственное участие, контролируя друг друга. Следовательно, если эксперт выдает за признак то, чего никто из свидетелей не говорит, или то, чего вовсе нет в visum repertum {Акт осмотра.}, то суд вправе сказать: этого признака нет, он фальшив, это фантазия, устранить его совсем.
Когда есть обе посылки, то заключение следует само собой и его выводит сам суд, уже совсем без экспертов, причем он юридически может и не вывести его. 533 статья Устава Уголовного судопроизводства применяется и к уголовному производству. На основании этой статьи суд не обязан подчиняться мнению сведущих людей, не согласному с достоинством обстоятельствами дела, но нравственно обязан подчиняться, коль скоро оно стойко и выдерживает пробу тех критериев, которые я имел честь изложить.
Изложив логические основания, по которым и профаны, каковы судьи и стороны, могут, конечно, не по существу, а только с внешней стороны, с кассационной, так сказать, точки зрения, отнестись к делу, я позволю себе применить эти критерии к экспертизе по делу Н. Андреевской.
Я думаю, что не обижу и не скажу ничего неприятного для экспертов Блюмберга, Главацкого, Горалевича и Павловского, сказав, что они не то что дилетанты, но и не полные специалисты; так сказать, полуспециалисты, такие, например, каким был бы я критиком, если бы мне дали разрешать тонкие вопросы права полицейского, финансового или административного. Все эксперты -- искусные люди в принесении помощи живому больному человеку, но не в исследовании причин смерти умершего.
Лекции судебной медицины, этой крайней специальности в кругу медицинских знаний,-- предмет второстепенный, остающийся в наших тетрадях, да несколько печатных учебников, да собственный опыт -- десятка два вскрытий, а эти опыты куда как недостаточны, все это способствует образованию поспешных индукций, общих выводов из нескольких случайных примеров.
Ни один из экспертов не мог объяснить признаков утопления и удавления генетически; они говорят есть, но не говорят, почему? Зато явились обобщения, например, у Блюмберга о пустоте мочевого пузыря, от которого он сам должен был отказаться, совершенно такие же основательные, как обобщения Пидуа: утопленники плывут вверх спиной, а утопленницы наоборот. При такой экспертизе не вполне специалистов весьма важное значение имеет литература, книжки. Знание у нас не хранится под спудом; есть по> каждому знанию печатные учебники, капитализированный опыт целых веков, изложенный в доступной форме. Если эти книжки говорят прямо противное тому, что говорят живые эксперты, то я не советовал бы судить по книжкам по причинам, которые я потом изложу, но я бы советовал не верить и экспертам относительно этого факта, а раз не веришь этим фактам, то все обаяние их авторитета пропало,-- не веришь им совсем. Авторитет есть нечто цельное, как заговор. Раз в одном пункте его провалишь, он провалится и во всей своей целости. Но даже один беглый просмотр книжек самых известных, самых употребительных учебников достаточен, чтобы пошатнуть всю веру в экспертизу. Книжки говорят противное тому, что экспертиза. Господа, я не специалист, но учебники я перелистывал, и вот что я нашел в самых употребительнейших из них, каковы: Casper Liman, для вскрытия трупов, MОttelerweig, перевод профессора Крылова, Briandet Chaudet Tardieu и другие. Относительно пресловутых, устойчивых признаков утопления, будто бы отсутствующих в трупе Н. Андреевской, то, например, еще у Шауенштейна говорится, что никаких признаков, нет верных, устойчивых, непостоянны даже пена, даже отек легких. Один признак, который здесь имеется: гниение, страшно быстрое и начинающееся сверху, с головы,-- безусловно постоянен. Даже не могут считаться таковыми пена и пенистая жидкость. Она действительно важна, но только тогда, когда смерть произошла от асфиксии. Когда человек, утопая, борется со смертью, реагирует и напрягает силы, чтобы дышать, тогда гортань, горло и бронхи содержат всегда пену, но когда смерть происходит от обморока, тогда наступает мгновенная приостановка рефлекторного действия легких и дыхания, происходит потеря сознания без боли от апоплексии нервной и в выдыхательном положении грудной клетки и тогда дыхательное горло сухо и содержит в себе немного лишь воды без пены. Точно то же можно сказать и об отеке легких. Увеличение легких происходит от той же причины, что и пена: от сильного вдыхания при борьбе со смертью; но, во-первых, при смерти от обморока, при выдыхательном положении клетки увеличение легких до такой степени слабый признак, что Миттелервейг не поместил его в число признаков смерти от утопления. Во-вторых, кроме того, я обращу внимание на следующую странность в словах экспертов. Они признали бы утопление, если бы легкие были с отечным отпечатком ребер или спавшие, вследствие просочения жидкости в соседние ткани, а если тело найдено в момент перехода от одного состояния в другое, то, очевидно, не было бы ни того, ни другого, ни А ни В, а среднее состояние, не очень отечное, а с легкой воздушной опухолью.
