не отвечая, взобрался на подоконник и, стоя в проеме, согнувшись в три погибели, осторожно выглянул. Все видели, как дернулась его спина, потом донесся срывающийся от гнева голос, что перешел в рев:
– Там… веревка!.. Туда… наверх… на крышу!
Он полез, пятясь, обратно. Лицо его было красным, как у вареного рака. Глаза вылезали из орбит, голос дрожал от ярости:
– По крыше можно перебежать на ту сторону… а там влезть в окно, где были убиты мои люди!
– В самом деле? – удивилась Светлана. – Ах, почему эти горцы такие… нехорошие?
Глава 17
В полдень на прием попросилась Медея. Светлана сжалась, мужчин боялась не так панически, как этой женщины.
– Проси, – сказала она сразу осевшим голосом.
Дверь распахнулась тут же, Медея вошла в сопровождении двух поляниц. Светлана с трудом заставила себя милостиво улыбнуться. Она уже сидела на троне, у ног лежал огромный черный волк. У дальней стены застыли двое стражей.
Медея чуть склонила голову в поклоне, и Светлана первой сказала сладким голоском:
– Как почивалось отважному вождю степей?
Это было слабо прикрытое оскорбление, и Медея опустила ресницы, давая понять, что все поняла. Но лишь колыхнула мощной грудью, мол, она больше женщина, чем изнеженная тцаревна, не знающая солнечного света, и ответила сдержанно:
– Я пришла попрощаться. Мы возвращаемся.
– Так внезапно? – удивилась Светлана, хотя от счастья едва не подпрыгнула с визгом. – Мы плохо принимаем? Аль мед наш горек, аль вино не сладкое? Аль наши дворовые девки не даются… гм… что не так?
– Странные дела творятся ночью, – процедила Медея. – Мы проще себя чувствуем под звездным небом. А эти стены нас давят.
Светлана вскинула тонкие брови:
– Да? А я слышала, что только твои девки… э-э… отважные воины и в целости. Я имею в виду, что ни один не погиб.
Медея метнула на нее ненавидящий взор. Тцаревна говорит о ее воинах так, как будто считает мужиками.
– Да, ни одна не погибла. Но эти дурни, Горный Волк и Руд, решили, что это мы их по ночам… как баранов!
Светлана поинтересовалась шепотом, даже наклонилась заинтересованно:
– А как вы их на самом деле?
Медея отпрянула, несколько мгновений прожигала ее взором. Резко повернулась, пошла к двери. Обе воительницы деревянно шагали следом. Спины их были широки, перевиты мускулами. На мгновение Светлане остро захотелось хоть раз пройтись вот так с обнаженной спиной и голыми до колен ногами.
На пороге Медея обернулась:
– Я-то понимаю, что это кто-то из твоих людей. И даже могла бы выяснить… Но я не хочу подвергать опасности моих девочек.
Дверь за ней захлопнулась. Светлана сняла тесный башмачок, с наслаждением пошевелила слипшимися пальцами. Волк лизнул подошву, Светлана счастливо засмеялась. Язык был волнующе ласковым.
Она еще разминала пальцы, когда дверь с треском распахнулась. Руд ворвался, пышущий яростью. Он был в том же доспехе, но шлем сидел криво, из-под него выглядывала окровавленная повязка. Лицо вождя было смертельно бледным, как от сильной потери крови, щека часто дергалась. Он сильно хромал, а правая рука бессильно висела вдоль тела.
– О, достойный Руд, – пропела Светлана. – Как я рада тебя видеть! Правда, рада.
Руд прохрипел:
– Тцаревна…
Голос его прервался. Светлана кивнула:
– О, можешь не благодарить. Правда, мы сделали все, чтоб вам было удобно. Если бы не ваше ночное нападение на людей Горного Волка… Я хотела сказать, если бы не ваши странные выяснения сил таким мужским образом! Ну почему-то ночью, тайком…
Руд взревел страшным голосом:
– Да будь здесь все проклято! Мы не нападали на Горного Волка. Но что здесь творится, я не понимаю. И мои люди уже готовят коней в дорогу.
Сердце Светланы подпрыгнуло, но тут же ухнуло в ледяную пропасть. Кровь застыла в жилах. Неживым голосом спросила:
– Остается… только Горный Волк?
Руд оскалился в злой усмешке, и стали видны свежие обломки передних зубов. Десны распухли и кровоточили.
– Остался бы… но мы с ним заключили соглашение.
– Какое?
– Уезжаем вместе.
Светлана кивнула, боясь поверить неслыханному счастью. В чем бы соглашение ни заключалось, это все-таки отсрочка смертного приговора.
– Что ж, – сказала она с лицемерным сожалением, – надеюсь, ты будешь в добром здравии и прибудешь на мой зов… когда понадобишься.
Руд стиснул челюсти, передернулся от боли. Лицо из бледного стало желтым.
– Надейся, – сказал он. – Мы станем воинским станом за рекой. И там на военном совете решим, как поступить верно. Кого выберем на трон, под того знамена и встанем.
Со двора донеслись крики, испуганно заржал конь. Руд, хромая, с проклятием метнулся к двери, едва не упал. Светлана бросилась к окну. Оставшиеся люди Горного Волка выводили своих коней, они были в левом углу двора, а люди Руда держались в правом. Обе группы настороженно следили за противниками. Многие были с повязками, кровь сочилась из наспех перевязанных ран.
Двое с Горным Волком, отметила Светлана удивленно, и трое с Рудом. И это все, что осталось?
Еще не осела пыль за последними всадниками, когда Кажан и Голик явились по ее зову в Золотую палату. Светлана сидела на престоле, лицо ее было бледным и решительным. У ног ее лежал, высунув язык и часто дыша, черный волк. Советники переглянулись. Этот волк раздражал не меньше, чем старый воевода Рогдай, надменный и громогласный. Но если воеводу уже изучили, то этого зверя пока подкупить не удается.
Светлана, в свою очередь, рассматривала их очень внимательно. Что-то слишком часто видела в обществе то Горного Волка, то Руда. Больше, чем то требуется от гостеприимных хозяев.
– Вы, конечно же, знаете, – начала она без предисловий, – что задумали Горный Волк и другие мятежные вожди.
Кажан кивнул, в его бесцветных глазах промелькнула легкая тень:
– Да. Они соберут совет в полевом стане.
– Там изберут нового тцаря, – добавил Голик. Губы его сложились трубочкой, словно уже целовал руку, а то и ступню будущего правителя Куявии.
Ее глаза смотрели строго:
– Вы знаете, что это значит?
После неловкого молчания Кажан пробормотал:
– Мы все знаем, что это значит. Но ты что-то уже решила за эту ночь?
– Да, – ответила Светлана, – решила.
Ее лицо побледнело еще больше. В глазах промелькнула боль, но тцаревна тут же гордо выпрямилась. Голос был строгим и надменным:
– Во имя спасения нашего тцарства… я объявляю клич по стране. Всякий, кто отыщет моего дядю и вернет его… скажем, в течение двух недель, раньше в их стане вряд ли договорятся… тот получит мою руку.
Голик дернулся, голос его прозвучал громко, излишне громко:
– Тцаревна!
Кажан тоже выглядел потрясенным.
