Обычно кобели с ума сходят.
Тцаревна сказала объективно:
– Да и она… жмется в угол.
– Ну, у нее это первый раз. А этот ваш странный зверь вряд ли девственник.
Тцаревна ласково улыбнулась Мраку:
– Ну же, дорогой!.. Посмотри, какая белая, нежная, сочная! Как от нее пахнет!
Псарь сказал знающе:
– Если это в первый раз, то некоторые собаки этого делать не умеют. Приходится им помогать. Развязывать, так это называется.
– Как это делается?
Мрак ощутил, как горячая волна крови прилила к его морде. К счастью, под густой черной шерстью краски стыда не разглядеть, как и его оспины.
Псарь сказал деловито:
– Я буду держать нашу девочку, а вы… своего кобеля. Или вам лучше поручить это кому-то другому? Не дело тцаревны заниматься таким делом.
Видимо, он хотел сказать, что и не женское, так понял Мрак, тем более для незамужней юной девушки, но тцаревна воскликнула с жаром:
– Конечно, это сделаю я сама! Он никому не позволяет к себе притронуться!
– Гм… Тогда берите его за это самое место… за эти самые места… Только медленно и осторожно, иначе ничего не получится. Нельзя ли велеть музыкантам заткнуться… Простите!.. Я знавал собак, которые предпочитали слушать хорошую музыку, чем…
Мрак рыкнул на собаку. Она от ужаса припала к полу, спина тряслась. Псарь попытался вытащить ее из угла за поводок, собака жалобно заскулила. В больших глупых глазах выступили слезы.
Дверь закрыта, подумал Мрак смятенно. В окно выпрыгнуть – лапы сломает, а то и разобьется с такой выси. Продолжать рычать на бедную дуру – сочтут, что болен. А кто знает, чем тут лечат. Во всяком случае, будет не сладко. Сладким калечат, говорят волхвы, а горьким лечат…
Псарь ухватил собаку за ошейник, вытащил на середину комнаты. Светлана повернулась к Мраку. Глаза ее смеялись.
– Мрак… ну где мы возьмем волчицу? Ты посмотри, какая хорошенькая!
Мрак зарычал в тоске и бешенстве. Смех Светланы был несколько смущенным, псарь недоумевает, Яна откровенно посмеивается, но вдруг пропахший благовониями воздух качнулся, его как ножом прорезала свежая струя.
От порога раздался яростный вопль. Там стояла растрепанная Кузя, перемазанная сладостями, босая, с пирогом в руке. Ее короткое платьице трепетало под порывами ветра.
– Вы что тут делаете с моей собачкой?
Светлана отмахнулась:
– Кузя, это не собачка… И вообще убирайся. Это не детское дело.
Мрак бросился к Кузе, он трясся всем телом, лизал ей руки, колотил хвостом по полу, едва не визжал тонким щенячьим голосом. Кузя обхватила его шею маленькими детскими ручками, на сестру и псаря смотрела с осуждением:
– Вы его решили повязать?
– Кузя! – воскликнула Светлана.
– Тцаревна! – ахнул псарь.
Яна хихикнула, но сделала строгое лицо:
– Кузнечик, тебе такое знать не положено. Пока что.
Кузя отмахнулась:
– Да знаю, что и собачки могут, как ты с волхвом или как волхв с твоей подругой, но этот песик любит только меня… или потом полюбит, потому что я его уже люблю, и я не дам его мучить! Мрак, лохматый мой, пойдем в сад, я тебе покажу, какую я там нору вырыла, я в ней прячусь, когда меня хотят купать…
Мрак едва не закивал, хвост его подметал и молотил каменные плиты так, что те уже блестели. Он первым ринулся к открытой двери, но Кузя держалась за его шерсть как клещ, и они вихрем вынеслись в коридор. Кузя счастливо повисла на нем, ноги не касались земли, и Мрак только слышал позади протестующие крики.
Глава 16
На следующую ночь были убиты уже девять. Когда трупы унесли, а кровь замыли, в палату вбежал воевода Горного Волка. На вытянутой ладони блестел бронзовый осколок.
– Вот! Вытащили из черепа Тира.
Горный Волк схватил, жадно поднес к глазам.
– Ага!.. Хоть что-то. Повезло, что голова Тира как валун. Никому не говорил?
– Нет, конечно. Послать людей?
Горный Волк покачал головой, на губах играла зловещая улыбка:
– Эти дураки спугнут дичь. Осмотрим вдвоем. Сперва людей Руда, я ему все равно не верю, потом мечи и топоры этого… бабьего племени!
Он вскочил на ноги, Светлану замечал не больше, чем яркие рисунки на коврах. Лишь в дверях обернулся, бросил со зловещей усмешкой:
– Тцаревна, тебе лучше остаться здесь… Иначе я буду считать, что ты с ночными убийцами заодно!
Дверь за ними захлопнулась с такой силой, что едва не вылетела из проема. Простучали их быстрые шаги. Светлана потрогала Мрака, почесала за ухом.
– Интересно, как проверить мечи людей Руда?
Мрак высунул язык, блаженно жмурился. Нежные пальчики чесали, трогали, пропускали между пальцами густую плотную шерсть. Слуга принес на подносе фрукты. Светлана послала за мясом. Мрак ел лежа, тихо рычал от удовольствия.
После неспешного обеда Светлана вымыла руки, снова почесала Мрака.
– Пойдем? Думаю, они уже увидели все, что хотели увидеть… Или же убили с Рудом друг друга.
У дверей с той стороны стояли Ховрах и Овод. При виде тцаревны Овод браво подтянулся и даже стукнул древком копья в пол, а Ховрах похрапывал стоя, опершись на копье.
Светлана миновала было, не поведя и бровью, дрючить бесполезно, но затем, повинуясь неясному порыву, внезапно вытащила из перевязи топор Ховраха. Глаза расширились, едва удержалась от вскрика, а пальцы чуть не выронили тяжелый топор.
Лезвие безобразила свежая крупная щербина, словно отломился край!
С выпученными глазами она осторожненько вложила топор обратно. Ховрах мирно похрапывал, навалившись на копье. Рожа перекосилась, из полураскрытого рта выползали мутные слюни.
Светлана попятилась на цыпочках.
– Пусть спит… Не буди! У него была очень занятая ночь.
– Да уж, – пробормотал Овод – уж очень странно ведет себя тцаревна. Ночь у Ховраха была в самом деле занятая. Тискал кухарку, пил с дроворубом, играл в кости с людьми Руда, а потом спер кувшин вина в каморку и заснул с ним в обнимку, опорожнив до половины. – Он такой… Если берется за что-то, то берется.
– Тогда сегодняшней ночью это не кончится, – предположила Светлана. Она не знала, известно ли Оводу о ночных подвигах Ховраха, потому лишь посмотрела многозначительно: – Как ты думаешь?
Овод ответил бараньим взглядом, который можно было истолковать как угодно.
– Да уж… гм…
– Он скрытный человек, верно? – сделала Светлана последнюю попытку. – Неразговорчив, больше делает, чем говорит…
– Да уж, – промямлил Овод снова, вспомнив еще два припрятанных Ховрахом кувшина, – он все сам, все сам…
– Передай Рогдаю, – велела она, – чтобы Ховраху выдали новый топор. А старый пусть воевода сам – именно сам! – заберет. Для кузни.
С сильно бьющимся сердцем она вернулась в свою спальню.
