Что же касается Дунайской флотилии, то она сколько-нибудь серьезной роли, как уже было сказано выше, не сыграла. Тому были объективные и субъективные причины: первых меньше, вторых больше. Объективными причинами малой активности стали острая нехватка судов и недостаточность финансирования. Среди субъективных — низкий уровень командного состава, а также обилие начальников и планов относительно использования. В целом же Дунайская флотилия продемонстрировала старую и классическую для России истину: там, где много начальников при отсутствии выдающейся личности во главе, нет ясной цели и самого пристального внимания правительства — там нет ничего. Урок, к сожалению, получился горький, поскольку возможности перед Дунайской флотилией открывались немалые: по действиям как на самом Дунае, так и на Черном море в районе дельты Дуная — Очакова.
* * *
Что же дал России ее военно-морской флот в Русско-турецкой войне 1768–1774 гг. в целом? Даже при далеко не лучшем его состоянии удалось разгромить Турцию и добиться выхода на Черное море, то есть сделать то, что не удавалось в течение более полувека! Именно благодаря военно-морскому флоту оказалось возможным растащить и сковать турецкие силы (что сыграло судьбоносную роль в 1771 г. при занятии Крыма), подорвать экономический потенциал противника, обеспечить овладение Крымским полуостровом и его удержание.[209] О том, насколько трудно было рассчитывать на овладение Крымом без флота, прекрасно свидетельствует Русско-турецкая война 1735–1739 гг.
Благодаря активным действиям флота и победе в войне резко возрос и международный авторитет России. Одна только Чесменская победа сыграла в этом огромную роль! Так, европейская пресса, по данным немецкого исследователя Э. Доннерта, оценивала ее «как явный признак возврата Российской империи в число наиболее значимых Европейских Держав».{1323} Ведущий европейский мыслитель эпохи Просвещения М.-Ф. Вольтер писал Екатерине II как самой счастливой правительнице: «Письмо В. И. В. от 27 сентября заставило меня содрогнуться от ужаса и радости. Все сии графы Орловы суть герои, а я вас нахожу счастливейшею и первейшею Государынею».{1324} Наконец, отразилось Чесменское сражение и в работах европейских художников, причем сразу же заняв заметное место в батальной живописи: чего стоит одна только Чесменская серия картин, созданная немецким художником Я.-Ф. Хаккертом в 1771–1772 гг.! Она вызвала настолько большой резонанс в Европе, что среди европейских монархов развернулось настоящее соперничество за право заказать у художника картины. Екатерина II же специально разместила их в Большом дворце Петергофа в зале, где иностранные дипломаты должны были ожидать допуска в тронный зал.
А ведь кроме Я.-Ф. Хаккерта в те же годы указанным сражениям посвятили свои работы еще два европейских художника — француз П.-Ж. Волэр и англичанин Р. Петон. Первый в 1771 г. представил картину «Бой в Хиосском проливе»,{1325} второй — четыре полотна «Сокрушение Турецкого флота при бреге Натолии».{1326}
Относительно Р. Петона интерес представляют и его оценки произошедших в 1770 г. в водах Эгейского моря событий. Приведем два отрывка из его писем Екатерине II. В первом, в частности, значится: «Известия, которые наполнили весь свет славою победы, одержанные морскою Вашего Императорского Величества силою над Оттоманским флотом, при бреге Натолии, возбудили во мне желание предать потомству хотя бы некое слабое начертание, славных оных, но и ужаса исполненных, позорищ, обыкновенных спутников морским сражениям».{1327} «Я со тщанием хранить буду медаль, — видим мы во втором, — яко отменный знак милости Вашего Императорского Величества, которую я содержу в высшей цене, нежели преходящие корысти денежного удовольствования. Я вручу оную потомству, яко напоминание славного торжества оружий Вашего Императорского Величества… Изображение сокрушения Гишпанские Армады было поднесено от Голландских Штатов Королеве Елизавете, в потомственный знак общеучаствуемого и важного приключения: оное ткание и поныне украшает высший дом Аглинского Парламента. Но изображение сокрушения Турецкого флота при бреге Натолии, было приношение частного человека Императрице Всероссийской, которая на его лепту к сохранению в роды славы Ее Царствования, призрела с тою благоприятностию, которая протекает из источника, внушений возвышенного разума и величия души (курсив наш. — Авт.)».{1328}
Кроме того, в результате действий флота Россия получила опыт ведения морской войны на удаленном театре, который в условиях ее противостояния с Османской империей играл более чем важную роль.
Если же оценивать непосредственный вклад военно-морских соединений России, то здесь ситуация выглядит следующим образом. Первое место по праву принадлежит Архипелагской экспедиции, поскольку русский флот в Эгейском и Средиземном морях своим напряженным ратным трудом сыграл значимую роль в достижении решающего прорыва в решении черноморской проблемы (путем прямого влияния на победу в войне 1768–1774 гг.) и внес ощутимый вклад в рождение Черноморского флота (обеспечив Азовской флотилии относительно спокойные 1769–1771 гг.).[210] Дальнейшие военно-политические последствия были еще более весомыми, в подтверждение чему вполне уместно привести мнение известного исследователя XIX в. Н.Д. Каллистова: «Архипелагекая экспедиция ввела в Россию в более широкий круг внешней политики, чем это было когда-либо, и тем способствовала возвышению и укреплению русского престижа.
Влияние Архипелагской экспедиции на европейскую политику России особенно сильно сказалось впоследствии, когда Екатерина II, опираясь на прогремевшее по всему свету имя Чесма, с таким гордым сознанием своей силы продиктовала Европе начала морского вооруженного нейтралитета.
Архипелагская же экспедиция выяснила значение для России Средиземного моря как театра для воздействия флота в войнах против Турции».{1329}
Далее следует вклад Азовской флотилии, забытой потомками, но по достоинству оцененной современниками. Напомним два наиболее значимых высказывания. «Надо притом знать, что совершенное занятие крымских крепостей войсками с сухого пути не столько б было легко, ежели б не открылся в глазах их флот…», — писал в конце 1771 г. И.Г. Чернышев. А уже в 1773 г. сам Н.И. Панин отмечал: «Сколь много Крым ее (Турцию. — Авт.) заботил, доказала она то употребленными ею стараниями возмутить и вовлечь татар опять в войну с нами; что сие не удалось ей единственно за неисполнением обещанной татарам присылки войск», чему «обязана» она была исключительно победам Азовской флотилии над ее флотом на Черном море.
Но еще более показательно, на наш взгляд, то, что на за всю войну флотилия ни разу не подверглась критики Екатерины II, неоднократно дававшей жесткие оценки даже деятельности русского флота в Архипелаге.
Оказалась полезной и Дунайская флотилия, корабли которой «не только охраняли устья Дуная»,{1330} но и положили начало освоению этого важного для противостояния с Турцией театра военных действий.
* * *
А что дала русскому флоту Русско-турецкая война 1768–1774 гг.?
Во-первых, богатый опыт использования флота, в частности, ведения морской войны, обрело правительство России. Это позволило в дальнейшем более эффективно планировать его применение и развитие, причем, что особенно важно, у отечественных политиков и военно-морских деятелей на долгое время появился пример для подражания — Чесменская победа.
В частности, к своей Чесме стремился Г.А. Потемкин, сыгравший колоссальную роль в развитии Черноморского флота России. О ней мечтал даже П.В. Чичагов, критикуя Д.Н. Сенявина за то, что он не добил турецкий флот после Афонского сражения. Наконец, с Чесмой сравнивал победу П.С. Нахимова в Синопском сражении В.А. Корнилов («Битва славная, выше Чесмы и Наварина!..»). А вот что написала А.Г. Орлову спустя годы сама Екатерина II, сравнивая новые победы русского флота с Чесменской: «Ты показал путь, по которому шествуют твои храбрые и искусные последователи».{1331}
Так что Чесма стала своеобразным культом, эталоном, стремление достичь которого ни раз сыграло положительную роль в судьбах парусного флота России, заставляя уделять ему значительное внимание и средства.
Во-вторых, серьезно обогатилось русское военно-морское искусство, получившее опыт как практически по всем видам действий, известным на тот момент, так и по наиболее эффективным приемам борьбы с турками. Кроме того, важно отметить, что Архипелагская экспедиция русского флота вообще стала одной из первых и столь масштабных стратегических операций военно-морских сил на удаленном театре военных действий.
Полученные знания и навыки позволили русскому флоту не только выйти на новый уровень боеспособности, но и принять важное участие в общем развитии военно-морского искусства. Так, огромную роль сыграли действия и планы действий против Константинополя. В частности, именно эта война положила начало стратегическим идеям проведения в случае конфликта с Турцией как полной блокады Дарданелл, так и вообще операции против Константинополя, причем, что касается России, сразу в нескольких вариантах. Забегая вперед, сразу обозначим их все, тем более что в таком обобщении в отечественной историографии они еще не приводились.
