Правда, подчиненные Грегуара до сих пор несколько смущаются, когда обнаруживают под деревом подарки с собственными именами. Но тот же Родик, например, просто не понял бы нас, если бы не обнаружил на месте свертков для того же Рольфа или мамки Рогнеды. Как так?! У него куча новых игрушек, а кто-то остался без подарка?!
По крайней мере, именно с истерики, устроенной им, когда он был еще в возрасте Беляны, началась эта маленькая добрая традиция. И я должен заметить, что среди работающих в нашем доме людей не нашлось ни единого человека, «зажилившего» бы подарок для «барчука»… А может, это был его хитрый план? Ха!
Нет, я шучу, разумеется. Родион – моя гордость. Он добр, открыт и честен, даже несколько болезненно честен, я бы сказал. Надеюсь, что и Беляна оправдает мои надежды. Пока эта белобрысая егоза все-таки слишком мала, чтобы серьезно говорить о ее характере. Хотя знаменитая беловская упертость уже просматривается, и весьма отчетливо…
После обязательного ритуала я вернулся в спальню и взялся за письмо Оттона Магнусовича. Как всегда обстоятельный и точный, Бисмарк описал все перипетии переговоров, которые он вел с купцами Венда и Рейха, но пока, как он вынужден был отметить, результатов не было. Впрочем, сам герцог и не думал сдаваться, продолжая зондировать почву на предмет устроения первого европейского автомобильного завода. Да уж. Напоминание о единственной возможной причине неудовольствия государя не добавило мне хорошего настроения, а представив грядущие неприятности, я и вовсе должен был бы скиснуть. Но… сегодня утро нового года, и мои дети ждут обещанного похода на городской каток. А значит, финансовые и жизненные неурядицы подождут. Столько, сколько нужно!
Надежно спрятав весь негатив, я, наконец, сменил пижаму на обычный костюм и, удостоверившись, что весь мой арсенал при мне, спустился в гостиную, где под чашку чая принялся листать утренние газеты, до которых, ввиду уважительных причин, я так и не добрался перед завтраком.
За этим занятием меня и застали уже собравшиеся и готовые к выходу дети, теперь с укором поглядывающие в сторону лестницы, по которой должна была спуститься Лада. Но, как и все женщины, моя жена не могла позволить себе выглядеть хуже собственных представлений о красоте, а посему ее сборы несколько затянулись. Что дети, вполне ожидаемо, восприняли как воровство времени, которое они могли провести на катке.
Так что, когда Лада появилась в гостиной, она был удостоена двух весьма суровых взглядов. Приподняв бровь, жена с интересом покосилась на детей. Молча. Пантомима затягивалась, и Беляна не выдержала первой.
– Каток хоцу, – заявило мелкое чудо, и Родик вздохнул. Из-за сестренки он проиграл это маленькое противостояние.
– Уже идем, – кивнула Лада и, растрепав вихры на макушке сына, взяла дочь на руки.
Честно говоря, когда я впервые услышал про эту зимнюю забаву, то был немало удивлен. Ведь, вспоминая «тот свет», я прекрасно помнил, что каток был любимым развлечением детворы, но никак не взрослых. А здесь… Нет, хольмградцы тоже приходили на городской каток всей семьей, вот только родители ничуть не уступали своим детям и с удовольствием рассекали по льду. Представьте себе эдакого джентльмена в пальто и котелке, в модных перчатках, чинно катящегося под ручку с супругой в довольно пышных юбках, подбитой мехом пелерине и огромной шляпе, и вы поймете, почему, в свое первое посещение этого зимнего аттракциона, я весь день улыбался, как идиот. Полностью стереть ухмылку с лица я был просто не в состоянии. Но потом ничего, привык… Да и трудно смеяться над людьми, когда сам выглядишь так же нелепо, как они.
– Выбрались на прогулку, Виталий Родионович? – голос Толстоватого нагнал меня, едва я ступил на лед, придерживая за руку Ладу. Дети же уже укатились вперед, и теперь мы могли наблюдать, как Родион уверенно тащит за собой вцепившуюся в него Беляну, эдаким куцым паровозиком…
Повернувшись к другу, я улыбнулся.
– Доброго дня, Вент Мирославич, Верея Нискинична. С праздником вас. – Я наметил короткий поклон. Весьма аккуратный, иначе можно было и равновесие потерять. Все-таки на льду я чувствую себя несколько неуверенно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Ох, простите мое невежество. Доброго дня и вам… Лада Баженовна, с праздником. – Вот что я говорил! Толстоватый попытался хлопнуть себя ладонью по лбу и чуть не грохнулся, но был удержан от падения своей супругой, полненькой смешливой Вереей. Вот и сейчас она еле удержала веселую улыбку. И деланно-строго покачала головой, напомнив мне Ладу, когда она отчитывает сына за какой-то проступок.
– Вентик, ну нельзя же быть таким неаккуратным, – проворковала Верея голосом, абсолютно не вяжущимся с выражением ее лица.
– М-да, признаться, коньки это всё же несколько не моё… хм, – смущенно проговорил Толстоватый, восстановив равновесие, и тут же переключился на другую тему: – Да! Виталий Родионович, а я же-таки исполнил вашу просьбу! Нашел, представляете, нашел замечательнейшего специалиста! И где бы вы думали?! Здесь же, у нас в Хольмграде. Оказывается, он недавно вернулся из Иль-де-Франс, там проходила встреча конструкторов, как вы бы сказали… энтузиастов воздухоплавания, да! А уже через месяц он должен был отправиться в Рейх, для совместной работы с каким-то тамошним коллегой… Такая удача, что удалось застать его в городе… Иначе как везением такое и не назовешь, да.
– Подождите, Вент Мирославич, не частите, – притормозил я полковника, до сих пор не утратившего юношеского задора, особенно когда дело касается его голубой мечты о небе…
Но мне не удалось как следует расспросить друга, поскольку в тот же момент откуда-то со стороны катка донесся громкий матерный перебор и возмущенно-испуганный крик… Родиона!
Молниеносно обернувшись на возглас, я с изумлением увидел огромного и явно поддатого мужика помятого, но еще недавно франтоватого вида, заносящего кулак над головой моего сына, за спиной которого сжалась в комочек Беляна. Расстояние было слишком велико, и я решился на то, чего никогда еще не делал вне учебных полигонов. Ладони сошлись в беззвучном хлопке, и пьяного урода швырнуло вверх, спеленав по рукам и ногам внезапно ставшими плотными потоками воздуха. Еще один хлопок, и тело отчаянно матерящегося мужика снарядом впечатывает в сугроб на той стороне катка. Слышатся возмущенные и испуганные крики, кто-то зовет городовых, а я, подхватив Ладу под руку, подлетаю к детям.
Из рваных объяснений напуганного Родика я узнаю, что он нечаянно налетел на катящегося по непредсказуемой траектории пьяного мужчину и, естественно, сбил его с ног. Он хотел извиниться, но мужчина вскочил на ноги и принялся орать, напугал Беляну, а когда пьяный франт занес руку, Родик и, сам перепугавшись, закричал. Вот так… Ну ничего, посмотрим еще, кто будет кричать следующим. Я окинул взглядом взбудораженных свидетелей произошедшего, заметил краем глаза пробирающегося через толпу городового и, остановив взгляд на Ладе, вздохнул. Жена обнимала детей, гладила по голове Родика и одновременно старалась успокоить ревущую в три ручья Беляну.
– Родион, ты молодец. Правильно поступил, что позвал меня на помощь. Все-таки это… – я мотнул головой в сторону что-то хрипящего из сугроба придурка, – не твоя весовая категория. Пока.
Я обернулся и, найдя взглядом подошедшего к нам Толстоватого, мгновенно растерявшего всю свою неуклюжесть, попросил его присмотреть за моими, пока я поговорю с виновником переполоха.
– Присмотрим, не волнуйтесь, Виталий Родионович. Все будет в лучшем виде, – заверил полковник, бросив короткий взгляд на супругу. – Только вы уж там до смертоубийства не доводите…
– А это, друг мой, как получится… – Я ощерился, и Вент Мирославич, кивнув, отошел в сторону.
Очевидно, было что-то в этом оскале, потому как Толстоватый оказался не единственным человеком, что постарался убраться с моего пути, когда я покатил к уроду, посмевшему поднять руку на моих детей. Даже оказавшийся у сугроба городовой только удивленно крякнул и сместился в сторону.
