Бога. Я встретил Его вначале в девушке, потом – в чайнике, и когда я вернулся в комнату с чашками и чаем, как раз последовал рассказ про Игру с Высшими Силами.
Удар за ударом, просто каскад. Это и есть психоделическая структура, которую мы потом назвали «каскад». Когда тебе кажется, что ты всего достиг, а ничего подобного: следует еще один катарсис, и еще один.
Девушка и чайник подарили мне две вспышки оптического экстаза, но я не подозревал, что они были лишь прелюдией к еще одному странноватому переживанию той ночи. Переживанию не столь экстатическому, зато загадочному.
Мы рисовали голую девочку на пористой и слегка рыхлой бумаге, затем она оделась. Мы пили чай, болтали. Рассказ об Игре с Высшими Силами плавно перетек в иные формы беседы, в обмен шуточками, а после мы улеглись спать на большой и расшатанной тахте. Улеглись в целомудренном стиле, одетые, накрывшись чьей-то гигантской шубой. Саша и девушка уснули, мне кажется, мгновенно. Аура их сна заставляла меня ощущать весь мир спящим, как бы уснуло всё – алкоголик в дальней комнате этой коммуналки, в другой комнате уснула девочка-школьница, окруженная разбросанными учебниками. Ее мать уснула, хмуря во сне свои брови. И даже я вроде бы уснул или мне это почудилось. И вдруг нечто словно бы коснулось меня, приказывая пробудиться. Я резко открыл глаза. Через всю комнату тянулся во тьме тонкий зеленый луч.
Он тянулся от той самой дыры от вырезанного замка, в которую мы перед этим подглядывали за раздеванием девочки. Лазерный, что ли? Не слишком яркий. Цвет – как трава под солнцем. Палевая зелень. Он казался мне ворсистым, даже слегка пушистым – такое шерстяное сияние. Я сразу же подумал: уж не тот ли это луч, который мне был обещан в Тевтобургском лесу? Тот луч вроде бы надлежало отлавливать на рассвете, а теперь была глубокая ночь. Или кто-то светит зеленым фонариком в замочную скважину? Я поднялся осторожно, чтобы не будить спящих, и вышел за дверь. Никого. Зеленый луч уходил в глубину коридора. Я шел вдоль луча и даже слегка касался его рукой – волокна тепла и холода переплетались в нем в подобие тугого шнурка. Это что – сновидение? Очередной зимний сон? Я уже ничего не понимал. Какие-то шпионские версии в духе Джеймса Бонда стали копошиться в моем сознании. Луч вроде бы иногда исчезал, затем снова появлялся. Что тебе надо, лучик? Куда ты меня ведешь? Впрочем, я догадывался, что луч – не сон, и не технический сигнал, а, скорее, галлюцинация. Мой экзальтированный мозг, взбудораженный двумя предшествующими откровениями, внезапно разродился этим зеленым лучом. Каким-то образом я оказался на огромной кухне, где перед этим заваривал чай в алефическом чайнике. Луч был и здесь. Он упирался в дверцу холодильника. Я открыл холодильник. Луч словно бы уходил в эпицентр выпуклой схематической снежинки, изображенной на дверце морозильной камеры. Я открыл морозильник. Там лежала бутылка «Столичной». Я достал водку и сделал три глотка, хотя и осознавал, что бутылка чужая, принадлежит соседям. Меня не смущало это в тот момент. После первого глотка луч собрался в зыбкий огонек, висящий в пространстве кухни. Цвет огонька уже не был зеленым. Это был румяный, морковно-яблочный огонек. Я даже ощутил вкус морковно-яблочного сока, хотя и вкусил чистой водки. После второго глотка огонек исчез. Третий глоток был, кажется, лишним. Всё сделалось как будто из сырой ваты, а сам я ощутил себя весенним снеговиком, который вот-вот обрушится в объятия мартовских луж. На подкашивающихся ногах я вернулся в комнату, упал на тахту рядом со своими друзьями и тут же уснул.
Позже мне случилось стать кратковременным любовником той девушки. К тому моменту она уже не играла с Высшими Силами, во всяком случае, тешу себя надеждой, что я не являлся частью этой Игры. В сексе она придерживалась «боевого стиля», то есть требовалось набрасываться друг на друга, бороться, царапать друг друга, кусать. В целом такой стиль мне немного чужд, но я старался соответствовать ее направлению мыслей. Мог ли я вообразить себе такое в тот вечер, когда рисовал ее в янтарном свете обветшалой комнаты?
Что касается чайника, то я много раз пытался выпросить его у Саши Мареева. Предлагал различные заманчивые формы обмена. Саша не захотел отдать мне этот сакральный чайник, зато подарил свой рисунок с его изображением. Великолепный рисунок! Жаль, что мне не удается найти его в своем архиве. Должно быть, Саша уничтожил его. В последующие годы он иногда приходил ко мне в гости, просил показать ему его собственные рисунки из тех, что он мне дарил. К сожалению, я не сразу понял, что его нельзя отставлять с этими рисунками наедине. Им овладела страсть к уничтожению собственных работ. После его визитов я нередко находил его рисунки-подарки разорванными в мелкие клочья. Эти клочья он потом аккуратно собирал в специальные конверты, на которых элегантным почерком надписывал название рисунка, дату создания, дату уничтожения. Эти конверты он иногда оставлял в каком-нибудь не вполне заметном месте моей квартиры, иногда же уносил с собой. Такого рода практики он стал осуществлять после того, как отказался от образа спонтанного гения (в духе «ветер и поток») и углубился в миры шизопедантизма.
Глава тридцать вторая
Замок одиночества
В 1997 году я получил годовую стипендию в Академии Schloss Solitude близ Штутгарта. Название можно перевести как «Академия Замка Одиночества» или «Академия Уединенного Дворца». Solitude в данном случае обозначает то же, что и Эрмитаж: такие названия в XVII–XVIII веках давались дворцам, где монархи должны были уединяться от городской суеты. Условный и сугубо символический характер этого уединения особенно заметен на примере петербургского Зимнего дворца. Тем не менее для того символического порядка, который неразрывно связан с монархией, идея одиночества принципиально важна: монарх никогда не бывает один, физически он постоянно окружен придворными, наложницами, слугами, советниками, охраной. Но в символическом отношении он священно одинок в силу своего исключительного статуса, недаром само слово «монарх» (как и слово «монах») проистекает из таких родственных значений, как «одинокий» и «единственный».
Schloss Solitude близ Штутгарта был построен в восемнадцатом веке для эротических развлечений герцога Баден-Вюртембергского, и вся архитектура и планировка этого дворца подчинены этой задаче. В центре – небольшой павильон в стиле рококо: обиталище герцога. Возле два симметричных флигеля, составляющих разорванную дугу. В плане – масонский знак: дуга и окружность, вот только окружность преобразована в овал. Посреди дуги – разрыв
