— Пусть они сами разберутся!
Старостин. Нас с вами все касается.
Октябрь (стучит). Вот передо мной выписка из журнала посещаемости. Только за второй семестр Ярцева пропустила двадцать одно занятие. И Голубев столько же.
Майорова. Ну ясно же как на ладони, пропускали они действительно вместе.
Октябрь. Кроме того, я выяснил, что в начале первого семестра комсомольцы курса оказали Голубеву доверие и выдвинули его опять в комсомольское бюро курса. Он взял самоотвод, сославшись на институтскую загруженность.
Майорова. Теперь ясно, какая это загруженность.
Старостин. Комсомолец Голубев явно ставит личное выше общественного!
Октябрь. Комсомолка Ярцева вообще общественной работой не занимается. И успеваемость оставляет желать лучшего. Какие будут предложения?
Голоса.
— Исключить из института!
— Исключить из комсомола!
— Передать дело в райком!
— Правильно, согласовать вопрос с райкомом!
Буравин. Поговорить с ними надо сначала!
Петров. Конечно, надо поговорить!
Октябрь. Верно. Поговорить надо. Мы их для того и вызвали. Позови Ярцеву.
Майорова (выходит и кричит). Ярцева!
Входит Д и н а. Следом за ней появляется голова К и р и л л а.
Кирилл. Октябрь, я с ней, можно?
Октябрь. Когда понадобишься, Голубев, позовем.
Кирилл. Но мне с ней надо, с ней!
Майорова. Ты перепутал, Голубев, здесь комитет комсомола, а не ЗАГС. (Смех. О к т я б р ь стучит. К и р и л л скрывается.)
Петров. Ох и злая же ты, Майорова!
Октябрь (стучит). Разговорчики не по делу, Петров! Майорова!
Майорова. Ярцева, ты знаешь, почему мы тебя сюда пригласили?
Дина. Нет.
Старостин. Комсомолка Ярцева, вы в каком виде явились на заседание комитета комсомола? (Д и н а молчит.) Почему вы явились к нам в брюках? (Д и н а молчит.)
Буравин. Может быть, у нее юбка порвалась! (Смех.)
Октябрь (стучит). Буравин, разговорчики не по делу. Ты, Ярцева, в институт больше в брюках не ходи.
Старостин. Не подавайте пример другим. А то разрядилась как стиляга где-нибудь в штате Невада. Я вот, к примеру, три года как только с немецким кителем расстался — синий был, с дыркой на левом плече, никак пиджаком не мог разжиться. А вот кирзовые сапоги до сих пор летом и зимой ношу. А вы выкрутасы какие-то разводите, турусы на колесах! Несколько лет тому назад вы бы, Ярцева, в ваших красных вельветовых брюках красовались бы в вестибюле института на стенде «Вилы в бок»!
Октябрь. А сейчас наш тебе комсомольский совет — разгуливай в брюках, где хочешь…
Старостин. Если комсомольской сознательности не хватает!
Октябрь. Да… ну а в институт в юбке приходи. Поняла?
Дина. Да.
Октябрь. Так вот, Ярцева. На тебя поступило заявление от матери студента Голубева. Она пишет, что ты мешаешь Голубеву учиться и заниматься общественной работой. Почему ты ему мешаешь? (Д и н а молчит.) Вот передо мной выписка из деканата. Только за второй семестр ты пропустила уже двадцать одно занятие.
Старостин. Двадцать одно занятие! Это же сорок два академических часа, которые по большой цене оплачивает для вас, Ярцева, государство. За то, чтобы вы могли слушать сейчас лекции, миллионам людей пришлось отдать свои жизни, людям — не муравьям! А вы позволяете себе в бирюльки играть вместо лекций! Вас еще петух жареный кое-куда не клевал!
Буравин. Ну вот, завел старую песню! Мы ее с первого класса слышим. Не тебе ли мы всем обязаны? Ты-то сам небось где-нибудь в Ташкенте под маминой юбкой прятался?
Старостин. Эх!.. (В его глазах слезы, быстро выбегает из комнаты.)
Октябрь. Алексей! Ты бы, Буравин, попридержал язык, если не в курсе дела. Даю справку. Родителей у него в войну убило, отца — на фронте под Ленинградом, мать — в разрушенном доме с грудной сестрой камнями засыпало. Дядя у него крейсером командовал, он его к себе взял, двенадцати ему не было. Когда дядю убили, он вроде как сыном полка стал — юнгой сначала, потом матросом, в ногу был ранен, медаль «За отвагу» получил в тринадцать лет от командующего… А он молчит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Голоса.
— Верно!
— Перегнул палку, Буравин!
— Да он ведь не знал!
Буравин. Я извинюсь. Я догоню, я мигом… (Убегает.)
Октябрь. Чучело, такого парня зазря обидел… Так чем ты занималась, Ярцева, эти сорок два часа? (Д и н а молчит.)
Майорова. Флиртом! Флиртом она занималась. Я ее знаю. Она с параллельного курса. За ней по институту всегда табуном студенты ходят!
Петров. Ну она-то чем виновата? Не она же за ними ходит?
Майорова. Будь спокоен, Петров. Ты в женских делах ничего не понимаешь. Если девушка ведет себя, как подобает комсомолке, за ней никто и никогда ходить не станет.
Петров. Вот именно, Майорова, за тобой уж никто и никогда ходить не станет.
Майорова (растерянно). Что? (О к т я б р ь стучит по столу.) Да! Никто и никогда! И я горжусь этим! Значит, я веду себя, как подобает настоящей комсомолке! А Ярцева, окруженная на вечерах парнями, напоминает мне картинку на пустыре: посреди собак — дама, а вокруг нее…
Петров. Ну, Майорова, ты уже слишком!
Октябрь (стучит). Это правда, Ярцева, что ты водишь студентов по институту?
Дина. Я не знаю… я не замечала…
Майорова. Ну уж этого не заметить невозможно! Слепой это заметит!
Петров. Вот именно, ты и заметила!
Майорова (растерянно). Что?
Входят Б у р а в и н и С т а р о с т и н.
Старостин. Извините, товарищи.
Оба садятся.
Октябрь. Может быть, ты все-таки объяснишь нам, Ярцева, почему ты в этом семестре пропустила двадцать одну лекцию? Может быть, тебе лекции не нравятся?
Смех. Д и н а молчит.
Старостин. Вот вы все молчите перед нами, Ярцева, и мы, ваши товарищи, не знаем, о чем вы сейчас думаете. А нам бы очень хотелось это узнать, нам бы очень хотелось, чтобы вы, Ярцева, думали, как мы все. А мы все думаем, что студенческие годы отпущены нам государством после страшной войны не для флирта, а для работы. Вот вам институт, как манна небесная, прямо в рот угораздил, а у меня после войны три класса всего за тельнягой оказалось! И это-то в шестнадцать лет! Я на этих лекциях не дыша сижу, боюсь стулом скрипнуть, каждое слово, как рак, клешнями захватываю. А по ночам не фертами занимаюсь, а склад караулю — на одну стипуху с семьей не разживешься.
Октябрь. Старостин правильно говорит. Несколько лет тому назад тебя бы за такие дела просто-напросто вытурили бы из института!
Старостин. Но сейчас нам приходится воспитывать вас, как малолетних, убеждать в очевидном.
Октябрь. Да ты только оглянись вокруг, Ярцева! Какое время наступает! Какая работища кругом разворачивается! Целину люди отправляются поднимать! И в первых рядах комсомольцы! Сколько миллионов тонн лишнего хлеба страна от этого получит! Сколько великих дел можно совершить в наше время! И кому же вершить эти дела, как не нам, комсомольцам! Да на нас сейчас, на наши молодые головы и руки вся страна с надеждой смотрит.
Старостин. А вы, Ярцева, как краб от яркого света, уползаете в узкую нору личного! Наш вам комсомольский совет, Ярцева, отложите свои любовные заботы на потом и займитесь на всю катушку учебой и общественной работой. Если личное с общественным совмещать пока не научились.
Октябрь. Начни хотя бы с малого. Вот тут к Маю общеинститутский концерт готовится, так ты прими в нем участие, я завтра уточню тему и попрошу руководителя тебя подключить. Ну, шагай. Хорошенько подумай, о чем мы с тобой говорили.
