партизан Алтая – к селам Павловский Завод, Нижне-Сузунский Завод, Шаховская, а томских партизан – в село Кожевниково и деревню Батурино. Необходимо было провести чистку партизан, агитировать за преимущество регулярной армии над повстанческой, широко внедрить агентуру Особого отдела ВЧК 5‐й армии и подвергать рядовых и командиров «беспощадной каре» за недисциплинированность, грабежи населения и «попытки поднять смуту». К местам сосредоточения партизан предписывалось отправить «надежные и сильные отряды особого назначения», а снабжение и жалованье предоставлять только после подчинения партизан частям РККА[2551].
Бывший командующий 5‐й армией М. Н. Тухачевский в конце того же декабря публично заявил, что сибирское «…партизанство не только не разлагает нашей армии, но, наоборот, служит ей отличным источником пополнения»[2552]. Имея всеобъемлющую информацию о партизанской боеспособности, Тухачевский несколько преувеличил качество самодеятельных сибирских войск, лишь меньшая часть которых годилась для пополнения. С другой стороны, и дисциплинированность рядов РККА далеко не всегда была на высоте. Тухачевского же в тот момент волновал прежде всего вопрос пополнения 5‐й армии, что осуществлялось преимущественно за счет партизан.
Как известно, всякий отряд, не проводивший боевых операций, в мирной обстановке обычно разлагался, стремительно превращаясь в грабительскую банду. Поэтому, например, командование отряда партизан С. Кочетова в Урянхае, видя пагубность бездействия, в середине декабря 1919 года распустило отряд и до окончательной ликвидации в 1923 году собирало его только на боевые операции[2553]. Крупные отряды горноалтайских партизан, отправленные в начале 1920 года преследовать отступающие белые войска, оказались слишком опасными для окрестного населения и были разоружены уже весной, поскольку показали невысокую боеготовность, а батальон М. З. Белокобыльского совершенно разложился.
Случайно уцелевший от расправы белокобыльцев бывший енисейский партизан А. И. Алексеев-Кулеш, захваченный ими в Чулышманском монастыре, оказался именно тем человеком, который затем серьезно помог военным властям в разоружении повстанческой вольницы Горного Алтая. Этот фельдшер в начале 1919 года заведовал в отряде А. Д. Кравченко лазаретом и, по его словам, вместе с военнопленным австрийцем Ю. Шмидтом смог оборудовать химическую лабораторию, где из подручных реактивов изготовил детонирующую взрывчатую смесь для капсюлей. При отступлении армии Кравченко в тайгу он покинул партизан и перебрался на Алтай, добрался до отряда Третьяка и в итоге осел в Барнауле, где приступил к воплощению амбициозных планов постановки лечебного и фармацевтического дела[2554].
Командир и комиссар 26‐й Златоустовской дивизии Я. П. Гайлит познакомился с этим колоритным персонажем в апреле 1920 года, выполняя приказ о разоружении дивизии Третьяка. Анархист Алексеев-Кулеш в это время возглавлял Алтайский губздравотдел и созданный им химико-бактериологический институт, одновременно являясь представителем 1‐й Горной партизанской дивизии в Барнауле. Говоря о своих «отношениях дружбы и доверия» с бывшим партизаном, Гайлит сообщал, что тот добросовестно выполнял его, Гайлита, секретные задания, согласованные с губЧК и губкомом, помогая избегать эксцессов при разоружении партизан: «…что стоит отобрать у партизана оружие, знает каждый, имевший хоть не много с ними дело. Тем не менее, благодаря содействию т. Алексеева, мною было изъято все оружие, находившееся на вооружении дивизии [Третьяка,] и произведено [ее] расформирование»[2555].
Примерно 40 тыс. сибирских партизан в конце 1919 – первой половине 1920 года были призваны в РККА после фильтрации, и в основном из партизан были сформированы к середине мая 1920 года сибирские части ВОХР[2556]. Стремительно наступавшая на восток 5-я армия, терявшая от тифа, морозов и сражений огромное количество бойцов, вынужденно пополнялась крупными партизанскими соединениями. Например, в январе 1920 года на станции Тайшет в ряды 30‐й дивизии было принято более 2 тыс. партизан Тасеевского и Шиткинского фронтов; всего же 5-я армия пополнилась той зимой и весной примерно 15 тыс. бывших повстанцев[2557] (остальные партизаны были отправлены на Польский фронт). О ситуации в начале года председатель Сибревкома И. Н. Смирнов писал: «Половина армии лежала в тифу. И если бы мы не получали все время пополнений из партизанских отрядов, то армия не могла бы двигаться вперед»[2558]. Осуществляя пополнение, военные учитывали принцип материальной заинтересованности: при зачислении в РККА каждый партизан, от рядового до командира, получал единовременно 500 рублей[2559].
В первые месяцы 1920 года в РККА зачислили наиболее дисциплинированную часть партизанских соединений, всех остальных решительно разоружили и распустили по домам, как, например, основное количество бойцов внушительных армий А. Д. Кравченко и Е. М. Мамонтова. Показателен конфуз с попыткой образовать крупное воинское формирование из повстанцев Енисейской губернии. Партизанский съезд минусинских партизан 23–24 января 1920 года в Красноярске отверг вхождение в РККА на общих основаниях, согласившись остаться только отдельной единицей со своим комсоставом[2560]. В связи с этим в телеграмме от 25 января И. Н. Смирнов как член РВС 5‐й армии сообщал Троцкому, что в Енисейской губернии существовала около года партизанская армия (17 тыс. человек, 100 пулеметов, 10 тыс. винтовок) с выборным командным составом, верным советской власти: «Распылять их по полкам считаю вредным, ибо [тогда] распространится партизанщина по Красной Армии. Считаю целесообразным развернуть их в дивизию по нашим штатам и ручаюсь, что дисциплинирую их и создам боевую [часть,] подобную чапаевской 25[-й дивизии]». Так 30 января 1920 года из партизанской рабоче-крестьянской армии Минусинского уезда начали образовывать Енисейскую стрелковую дивизию[2561] во главе с А. Д. Кравченко и ожидаемой численностью 13 тыс. бойцов.
Однако многие партизаны не торопились вливаться в ее состав, предпочитая заниматься грабежами и самосудами, а влившиеся вели себя аналогичным образом, что превратило Ачинский и другие районы в неуправляемую территорию[2562]. Ручательство Смирнова оказалось несостоятельным. Чекисты Особого отдела 5‐й армии собрали на Кравченко материал о его недовольстве комиссарами (открыто заявлял, что большевизм – это «гнойник на теле крестьян»), пьянстве, окружении себя «белогвардейцами» и тоске по своей жизни в Минусинске, где он являлся «вершителем судеб людских»[2563]. С определенным запозданием РВС 5‐й армии признал ошибочность своего решения о превращении огромной партизанской массы в регулярную часть, но затем действовал оперативно: 25 февраля 1920 года он приказал арестовать «товарищей» Кравченко, Щетинкина и армейский партизанский совет – за контрреволюционную агитацию, а также грабежи и насилие над местным населением «со стороны темных элементов, принимаемых в дивизию», насчитывавшую свыше 8 тыс. штыков. Командование приказало арестовывать белых, вошедших в дивизию, а кроме того, уголовников и «вообще темные элементы»[2564].
27 февраля Ачинск был занят надежными частями РККА, а на основании приказа РВС-5 от 2 марта дивизию официально расформировали. Щетинкин был сразу освобожден и активно содействовал роспуску дивизии, а Кравченко, обвинявшегося в натравливании партизан на
