авторитет члена Военного совета НРА Е. А. Трифонова был призван противостоять своеволию местных военных чекистов, не желавших ликвидировать «Партштаб» и фактически не подчинявшихся Главному управлению ГПО.
В итоге военные власти при согласии Амурского облкома РКП(б) в январе 1922 года распустили партизанские отряды, подчинившиеся решениям конференции, а штаб арестовали. Чуть раньше, в декабре, был снят и отдан под суд глава военных чекистов ГПО А. С. Боуфало (прямой начальник И. Мельникова), который ничего не сделал для борьбы с грабившими население партизанами и частями НРА. Чекисты докладывали, что военным командованием ДВР «Ревпартштаб г[орода] Благовещенска был арестован и [нелояльные] партизанские отряды начали расформировываться», а «пригодные элементы [—] вливаться в регулярные части НРА»[2594].
В информационном бюллетене Особого отдела ВЧК Восточно-Сибирского военного округа (ВСВО) за первую половину марта 1922 года упоминается развитие «дела „Благовещенского Революционно-Партизанского Штаба“, организовавшегося явочным порядком в связи с максималистско-анархистским настроением партизан Амура». Это острополитическое дело было прислано из ГПО ДВР для проведения следствия в Иркутск, в Особый отдел ВСВО, причем лидеры, С. Шилов и И. Мельников, не упоминались, что говорит об их быстром освобождении: «Вместе с делом препровождены в Особотдел 14 арестованных. Из них наиболее видные – секретарь штаба Большаков, член штаба Аксёнов и участник двух партизанских конференций, предшествовавших созданию штаба, – [П.] Гриднев. Следствием установлено, что штаб в своих декларациях и протоколах заседаний выявил определенно демагогическую тактику, выражая недоверие к власти и РКП. Впрочем, многое здесь объясняется взбудораженностью настроения самого, по преимуществу партизанского населения Амура, под влиянием [военных] событий на ДВ. Следствие продолжается»[2595]. Из этих слов видно спокойное отношение чекистов к анархическим партизанам: они были, насколько можно судить, быстро освобождены. Что же касается Шилова, то он перебрался в Москву, занялся писательством и впоследствии получил за партизанские заслуги орден Красного Знамени.
Со стороны сибирских властей эффективным шагом стало привлечение красных повстанцев в ряды внутренних войск, что активно проводилось с весны 1920 года. Возможность получить официальное право на чистки (и – негласно – на грабежи) притягивала партизан. Привыкшие воевать вожаки мыслили продолжение своего существования как походную жизнь во главе собственного отряда с правами на «самоснабжение» и самосуд. Такой образ жизни вполне соответствовал практике частей ВОХР, а также ЧОН и продовольственных отрядов.
В Западно-Сибирском секторе ВОХР к середине мая того же 1920 года в 17 батальонах насчитывалось 7450 красноармейцев, в Восточно-Сибирском секторе – 2551. При этом в частях Западно-Сибирского сектора уже имелись многочисленные партийные ячейки, в которые входило 29% военнослужащих. Целиком или частично из партизан состояли 65-я и 87-я стрелковые бригады ВОХР, Ачинский, Минусинский, Канский, Кузнецкий, Енисейский караульные батальоны, Славгородская и Змеиногорская караульные роты и др.[2596] Таким образом, партизан активно вовлекали в систему внутренних войск, коммунизировали – и они оправдывали возложенные на них ожидания, выполняя карательные функции, в том числе деятельно громя многочисленные восстания, поднятые в 1920 году бывшими крупными партизанскими вожаками.
Согласно директиве РВС-5 от 15 декабря 1919 года основную партизанскую массу с целью обезвреживания пропускали через запасные полки, концентрируя ее в них и изолируя – как от наиболее анархически настроенных активистов, так и от грабительско-террористической деятельности. Через 1-й, 3‐й и 5‐й запасные полки с дислокацией в Барнауле, Новониколаевске и Семипалатинске к лету 1920 года прошло до 20 тыс. партизан[2597], т. е. до половины алтайских и кузбасских повстанцев. Характерно, что в мемуарах А. Геласимовой препровождение разоруженного воинства Шевелёва-Лубкова в Омск и Новониколаевск было прямо названо конвоированием[2598].
Запасные полки играли роль своеобразных тыловых резерватов, позволяя концентрировать и содержать партизан под вооруженным присмотром – под фактической охраной соседних воинских частей – и проводить в их рядах политическую и чекистскую работу, сочетавшую в себе коммунистическую пропаганду с насаждением негласной агентуры и избирательными арестами. Часть руководящего состава партизан вербовалась в сексоты и, подтвердив свою лояльность, нередко оказывалась в числе оперативных работников ВЧК-ОГПУ. Так вскоре стали штатными чекистами видные алтайские партизаны И. А. Львов-Иванов, К. А. Линник, А. А. Табанаков и многие другие.
Лояльные повстанцы зачислялись в строевые части, но основная доля партизан этих полков через сравнительно недолгое время была демобилизована как совершенно непригодная к регулярной службе. Популярная идея милитаризации труда толкнула сибирских вождей на разработку планов создания особых трудовых отрядов из партизан. Однако эта идея провалилась – подобные, по существу принудительные, работы были неприемлемы для партизанской вольницы, привыкшей к оружию[2599]. Председатель РВС Л. Д. Троцкий в мае 1920 года дал на места телеграмму с требованием усилить работу по разгрузке железнодорожных вагонов, которые повсюду загромождали магистрали, поскольку губисполкомы, командиры партизанских отрядов и начальники концлагерей не давали для этой цели рабочей силы и транспортных средств. Троцкий, уже не надеясь на партизан, приказал производить разгрузку вагонов силами армии и заключенных концлагерей[2600].
Лучше вышло с привлечением повстанческих кадров на борьбу с поляками и белыми: неудачная война с Польшей и упорные тяжелые бои за Крым потребовали экстренного пополнения РККА. В патриотическом порыве, а также понимая, что с возможностью вольно существовать в качестве боевых отрядов в тылу большевиков покончено, во второй половине 1920 года около 15 тыс. экс-партизан стали красноармейцами и были отправлены на врангелевский и польский фронты[2601]. Власти, формируя части из повстанцев-добровольцев, вместе с тем опасались сосредоточивать их массы в губернских центрах. Так, президиум Алтайского губоргбюро РКП(б) 22 мая того же года, обсудив доклад видного партизана Ф. И. Архипова о формировании партизанского полка, постановил признать «политически нецелесообразным формирование полка партизан в Барнауле, а целесообразнее в каком-либо другом месте»[2602].
Сибирские власти старались держать партизан в ежовых рукавицах. Часть повстанческих главарей приняла эту политику, другая – сопротивлялась. Мамонтовец Р. П. Захаров, являясь врид командира 1‐го запасного Алтайского полка, был уволен из РККА с 19 февраля 1920 года. По мемуарам Захарова, уже в апреле его бывший полк, состоявший в основном из крестьян Боровской, Воронихинской, Новичихинской и Зеркальской волостей и переброшенный в Семипалатинск, почти весь разбежался с оружием, после чего «пошли брожения партизан в селах». По дороге в Барнаул один из видных партизан сказал Захарову, что «ребятки» готовятся восставать против регулярных частей РККА. В Барнауле Захаров встретился со своим преемником в запасном полку Н. Н. Кожиным и командиром 3‐го Бутырского полка Н. И. Кашировым, обнаружив у них сильное недовольство советскими порядками. Они предложили Захарову пройтись по учреждениям: «Сам узнаеш[ь,] как на тебя посмотрят».
В губревкоме Захаров, общаясь с Е. Мамонтовым, И.
