опыт войны всей своей жизни в книге
Le Jouvencel, и извлек из поражения два урока: "Займите лучшую позицию, какую только сможете и как только сможете" и "Конная армия всегда должна ждать атаки врага"[573].
* * *
Весть о победе в битве, достигшая Лондон через четыре дня после ее окончания, изменила судьбу дома Ланкастеров. Прежде всего, она положила конец сомнениям в долговечности династии. Мы не можем знать, сколько англичан согласились с мнением, приписываемым Ричарду Брутону, канонику собора в Уэллсе (Сомерсет), который, как говорят, за десять дней до битвы заявил, что ни Генрих V, ни его отец не были настоящими королями, что у Скроупа и других саутгемптонских заговорщиков была правильная идея и что он (Брутон) охотно потратит свои собственные деньги, чтобы помочь сместить с трона дом Ланкастеров. Эти настроения, вероятно, были достаточно распространены, чтобы создать серьезные проблемы для короля, если бы он потерпел поражение. Как бы то ни было, после битвы на Брутона донес производитель бумаги, с которым он поделился своими мыслями. Время от времени все еще можно было найти недовольных, которые взывали к памяти Ричарда II, но поддержка самозванца Томаса Уорда становилась все менее заметной даже в Шотландии. Генри Толбот, сквайр, пытавшийся поднять Йоркшир на помощь саутгемптонским заговорщикам, продолжал пропагандировать дело Лже-Ричарда II и в конце концов был казнен в Тайберне в 1417 году. Сэр Джон Олдкасл оставался в бегах до конца того же года, когда он был схвачен в уэльсских марках и сожжен в Лондоне, до последнего провозглашая свою веру в живого Ричарда II. Сам Уорд умер в замке Стерлинг в 1419 году в глубоком забвении. У него не было преемников. После Азенкура, как и всегда, продолжались локальные восстания из-за конкретных претензий. Но легитимность династии не будет оспорена крупным восстанием до 1450-х годов[574].
После тридцати лет растущего парламентского скептицизма битва убедила подданных Генриха V в том, что давние амбиции английской короны во Франции не только достижимы, но и справедливы. В поздравительном письме, адресованном королю вскоре после битвы, канцлер Бофорт сравнил своего племянника с Иудой Маккавеем, Саулом, Давидом, Соломоном и Александром Великим. "Зима лени и праздности, робости и глупости прошла, и наступила пора весенних цветов молодости и боевой бодрости… Какой мудрец, спрашиваю я, оглядываясь назад на эту кампанию, не удивится и не припишет ее силе самого Бога?" Король, сказал Бофорт, не должен был опасаться наличия средств для завершения своей работы во Франции. Общины и церковные соборы будут петь ему хвалу и откроют свои сундуки для "государя священников". Так оно и оказалось.
4 ноября 1415 года Парламент открылся в Расписной палате Вестминстерского дворца в атмосфере всеобщей эйфории. Король все еще находился в Кале. В его отсутствие его место занял его брат Джон, герцог Бедфорд, хранитель Англии. Во вступительном слове, которое идеально отразило неизменные темы пропаганды Генриха V, канцлер Бофорт заявил, что "мы должны почитать короля, потому что он почитает Бога Всемогущего". Бофорт изложил тщательно разработанную версию того, что должно было стать стандартным ланкастерским мифом, регулярно повторявшимся в пропаганде Генриха V, в хрониках, стихах и песнях, прежде чем он был возрожден почти два века спустя в разгар другой великой войны в шекспировском Генрихе V. Весь ход кампании, сказал Бофорт, был делом рук Божьих. Вынужденный прибегнуть к войне из-за коварства и неуступчивости французов, Генрих V вторгся во Францию и захватил Арфлёр ("самый сильный город в этой части света") по милости и благосклонности Бога. Затем Господь поразил дизентерией большую часть английской армии и позволил королю с его крошечными силами продвигаться в Пикардию против всего рыцарства Франции, так что не могло быть никаких сомнений в том, что он одержал победу благодаря божественному вмешательству. В конце концов, король и его воины достигли Кале с "величайшей честью и прибылью, которую когда-либо имело английское королевство за столь короткое время". Теперь, сказал Бофорт, его подданные должны были исполнить свой долг. Великое предприятие короля началось так удачно, что они не могли допустить, чтобы оно заглохло из-за нехватки денег. "Как он поступил с нами, — сказал епископ, — так пусть и мы поступим с ним". Парламент ответил так, как и предсказывал Бофорт в своей речи. Вторая часть субсидии, предоставленной в конце предыдущего года, которая должна была быть собрана в феврале 1416 года, была перенесена на декабрь, а новая субсидия была предоставлена для сбора в ноябре 1416 года. Кроме того, Палата Общин предоставила беспрецедентную субсидию на шерсть, а также пошлины на тоннаж и фунт до конца жизни Генриха V, избавив его от необходимости дальнейшего обращения в Парламент. Излагая свои причины, парламентарии признали недостаточность обычных доходов короля для великого и справедливого предприятия, которое он предпринял, и заявили о своем желании отметить "непревзойденное мужество" короля. Парламент был распущен 13 ноября, прозаседав всего неделю, что стало одним из самых коротких и податливых Парламентов XV века. Через несколько дней собор духовенства Кентерберийской церковной провинции согласовал субсидию Палаты Общин с двумя церковными десятинами[575].
Сам Генрих V высадился в Дувре 16 ноября 1415 года и направился в королевское поместье Элтем. Неделю спустя, 23 ноября, король прибыл в Блэкхит, где его приветствовали мэр и олдермены Лондона, а также несколько тысяч членов лондонских гильдий, одетых в красные мантии и красно-белые шапероны, на которых красовались эмблемы их ремесел. В десять часов утра король въехал в город по Лондонскому мосту. Это был самый пышный королевский въезд с момента возвращения Черного Принца после победы при Пуатье более чем за полвека до этого. Встреча которая была ему устроена, стала наглядным воплощением слов, сказанных в обращении канцлера к Парламенту. Город был украшен гигантскими аллегорическими фигурами Давида и Голиафа и живыми изображениями ангелов, пророков, апостолов, королей, мучеников и исповедников Англии. Деревянные арки и башни украшали улицы. Знамена, растянутые над проезжей частью, несли девизы, повторяющие тему обращения канцлера Бофорта к Парламенту: "Добро пожаловать, Генрих Пятый, король Англии и Франции", "Город короля справедливости", "Честь и слава одному Богу" и даже "Благословен тот, кто приходит во имя Господа". Неявные упоминания о входе Христа в Иерусалим не могли остаться незамеченными никем. Здесь прославлялась новая Англия, избранный инструмент Божьей воли. Притязания Генриха V на божественное одобрение его войн никогда не утверждались так ясно, как во время этих экстраординарных торжеств.
Сам король играл свою роль с чувством театральности, которое он никогда не терял. Одетый в простое пурпурное платье, с бесстрастным торжественным лицом, он проехал по улицам своей столицы
