на фоне бледного неба, как единственный, наполовину сломанный зуб. Под пеленой снега нельзя было разглядеть линию разрушенной крепостной стены.
Влево от замка начиналась дорога, ведущая в город. Темнота плотными гроздьями свисала с древесных ветвей. Весь мир был объят безмолвием.
Внимательно изучив остаток пути, отряд, не проронив ни слова, двинулся по снегу. Здесь путь был не таким тяжелым, но из-за холода и доходивших до колен сугробов они шли невероятно медленно. Бекки очнулась и попросила, чтобы ее высадили из носилок. Карл вызвался помочь Бекки. Прошло десять минут, прежде чем они преодолели расстояние в четыреста метров и дошли до обвалившейся стены замка.
Укрыться в продувавшемся всеми ветрами замке было невозможно. Крыша давно обвалилась, а полы были завалены грудами булыжника, поросшего кустами ежевики.
Аделаида огляделась. И всем вдруг сделалось ясно, что она ни на миг не переставала быть королевой, она оставалась ею и теперь, когда пришло время принять важное решение.
– Перво-наперво возьмите жердь от носилок, привяжите к ней флаг и водрузите его вон там, на груде камней. Я не успокоюсь, пока снова не увижу его реющим в небе.
Они долго искали, чем бы его привязать, пока Джим не вспомнил об уцелевшем шерстяном клубке.
Заметив этот атрибут гражданского обихода, капрал удивленно поднял брови, но клубок пустили в дело. Однако флаг развеваться не хотел, в безветренном воздухе он вяло свисал с древка, его нижний край стелился по снегу. Разрезав одеяло на полосы, Джим и Густав привязали вторую жердь к первой, древко стало выше, и флаг наконец оторвался от земли.
Оставалось самое главное – не замерзнуть. Свою фуфайку Джим забыл в тюрьме, и теперь у него зуб на зуб не попадал. Аделаиду тоже трясло от холода, хотя ее плечи и были закутаны в плотный плащ. Джим посадил ее рядом с Бекки, чтобы они согревали друг друга своим теплом.
Капрал Коглер откозырял Аделаиде и смущенно сказал:
– Прошу прощения, ваше величество. Не знаю, как покаяться, но дурака я свалял. Понимаете, на скале стоит такой холод, что охрана нет-нет да и позволит себе глоточек-другой. По закону вы должны отдать меня под трибунал. Но эта фляжечка до сих пор не почата, и, если жидкость согреет молодую особу, пожалуйста, не церемоньтесь.
Тут он вытащил видавшую виды флягу из пушечной бронзы и отвинтил крышку.
– Сливовое бренди. Бабка моя из Эролштайна сама настаивала. Лучше этого вам ничего не доведется отведать.
Аделаида строго посмотрела на него. Рассвет уже занялся, и каждый из них мог при желании разглядеть ее лицо.
– Дайте фляжку, негодный вы человек. Не могу позволить моим солдатам пьянствовать во время караульной службы. Просто возмутительно! – Она отпила из фляги, прищурилась, затем глубоко вздохнула и сделала еще несколько глотков. – Но я прощаю вас. Скажите вашей бабке, что я выдам ей королевскую лицензию. Бекки, отхлебни.
Она поднесла фляжку к губам Бекки. Бекки попыталась пошевелиться, но только вскрикнула от боли.
– Хочешь прилечь, дорогая моя? – спросила ее Аделаида. – Не буду тебе мешать. Можешь взять себе все одеяло, мне и так тепло.
Но Бекки покачала головой, и Аделаида подсела к ней поближе.
– Послушайте, а не найдется ли в ваших карманах, – осведомился Густав у капрала, – палочки колбасы? Только представьте: кусок колбасы с кусочками жира в нем, похожими на жемчужную россыпь! А если она еще и хорошенько поперчена…
– Ну, это не для меня, – перебил его Карл. – Мне бы какой-нибудь пирожок или яблочный штрудель, политый сахарной глазурью, пересыпанный корицей, и чтобы сверху пенились взбитые сливки…
– Фу, тошнотища, – сказал другой студент. – Мне мяса подавай! Сейчас бы гуляш из копченой оленины, порезанной на крупные ломти, с лучком, перцем и паприкой, как готовят во «Флорестане», да полить это все сметаной, да закусить пельменями…
– Ерунда, – отозвался кто-то еще. – Лучше хлеба ничего не бывает. Теплый такой хлебушек, только что из печи. Надламываешь корочку, а от нее идет пар, да ко рту подносишь…
– Хватит, надоели, – прервала их Аделаида. – Одними словами сыт не будешь, от них только есть больше хочется. Кстати, город должен быть совсем рядом, не больше двух-трех километров. Как только откроются пекарни, мы пошлем кого-нибудь купить хлеба и прочей снеди. А пока…
Но Аделаиде было не суждено закончить фразу. На опушке леса, там, где кончался подъем, она заметила какое-то движение. Джим, студенты и капрал увидели выражение ее лица и обернулись. Потом поднялись и встали рядом, плечом к плечу. Аделаида тоже поднялась и взяла в руки древко флага. Бекки, закутанная в одеяло, всем сердцем желала только одного – стоять вместе со всеми (она попыталась подняться, но не смогла) и защищать флаг от серых немецких мундиров. Но она не могла даже пошевелиться. Солдаты с винтовками наперевес один за другим выходили из-за деревьев, неторопливо приближаясь по снежному полю.
Глава девятнадцатая
Призраки
Первая снежинка упала на ресницы Бекки. Она моргнула, чтобы смахнуть ее, но почти тут же появились новые. Уже совсем рассвело, и густые хлопья снега казались темными на фоне неба, а солдаты на опушке – человек сто или больше – походили на призраков в кружащемся месиве белых перьев, словно кто-то разодрал миллион подушек.
Бекки почудилось, что она спит и видит сон. Этот заснеженный черно-белый мир изменялся и смещался, и силуэты из других миров проходили сквозь него, становились видимыми и снова исчезали. Это было то самое место, где сражался Вальтер фон Эштен, и вот он опять явился, презрев века и времена, – гигантская фигура, окруженная верными рыцарями в пернатых шлемах. Бекки смотрела на них без удивления, счастливая и гордая тем, что они вернулись и пришли им на помощь. Это была целая армия, все новые фигуры появлялись между упавших стен, возникая из сумятицы снега; Джим с остальными тоже заметил их и теперь оглядывался в замешательстве.
Сердце Бекки колотилось о ребра, как молот; она видела, как предводитель призраков подъехал к Аделаиде, и в тот же миг Джим выскочил ему навстречу с пистолетом в руке и загородил королеву.
– Да это англичанин! – пророкотал низкий насмешливый голос, который не мог принадлежать ни одному привидению, – голос Отто фон Шварцберга.
Бекки отчаянно заморгала, чтобы стряхнуть снег с ресниц и яснее видеть, что происходит; ей показалось, что Аделаида протянула руку, а гигант спешился и почтительно ее поцеловал.
– Здравствуй, кузен! – сказала Аделаида. – Я думала, ты уехал в свою Африку стрелять во львов.
– О, здесь есть развлечение получше! Я слышал про твой фокус с флагом – славная шутка, украсть его прямо у них из-под носа! И куда ты могла с ним заявиться, кроме как в Вендельштайн?
– Откуда ты все это знаешь?
– Один твой преданный слуга рассказал мне, – ответил Отто и отступил в сторону.
За ним стоял человек,
