— Вполне возможно, — поддержал второй. — Ничего в этом нет удивительного.
— Или неисправен, — заметил курьер.
— Сворачивай! — отдал команду лейтенант и, достав планшетку, обратился к карте.
Водитель с досадой почесал затылок, осадил машину назад и спустил с насыпи. Колеса запрыгали по ухабам и горбатым колеям лесной дороги.
Всмотревшись в карту, лейтенант отыскал мост, тоненькую красную нитку (дорогу), уходящую вправо, и нитку немного пожирнее, голубого цвета (речушку). Они вились рядом, как бы прижимаясь друг к другу.
—Дорога идет вдоль реки, — изрек лейтенант, — а переправы я не вижу.
Курьер ухмыльнулся и не без удовольствия кольнул начальника охраны:
— Переправы — дело временное и на картах не обозначены. Через три километра вам представится возможность ею полюбоваться.
Когда штабная машина скрылась в лесу, из камыша вышел Степан Заболотный. Штаны его были засучены выше колен, на плечах болтались туфли, связанные шнурками. Он огляделся, прислушался. Кругом стояла тишина, нарушаемая лишь щебетанием птиц.
Припадая на левую ногу, Степан быстро, как только мог, выбежал на мост, выдернул шест с куском фанеры и зашвырнул его в камыши.
— Движение открыто! Пожалте бриться! — сказал он с усмешкой и торопливо скрылся в лесу.
5
Машина тем временем пробиралась вперед. Дорога жалась к речке. Справа к ней подступал лес, мрачный, неподвижный. Гитлеровцы приумолкли. Лесная сторожкая тишина действовала угнетающе. Они сидели в напряженных позах, крепко держа автоматы и ручные пулеметы, и водили глазами по сторонам, ловя малейший шорох.
Подходил к концу второй километр. Дорога становилась все глуше, то уводя машину глубже в лес, то прижимаясь к реке и повторяя ее изгибы. Никакого намека на переправу не было.
Лейтенант снова вытащил планшетку и долго мигал над нею белесыми ресницами: дорога километра через два забирала вправо от реки и вела к леспромхозу.
Лейтенант спрятал планшетку и, скосив глаза, взглянул на счетчик: уже перевалило за третий километр. Ему стало не по себе. Не то чтобы его охватил страх, но к сердцу подступала какая-то смутная тревога.
— Когда же кончится этот проклятый объезд? — зло выкрикнул водитель, нарушив общее молчание.
И тут заговорили все сразу.
—Дорожники на глазок прикидывают, — усмехнулся курьер бодрясь.
— Черт бы их побрал! — выругался водитель.
— Все, наверное, через мост чешут, — высказал предположение один из солдат, — а мы сюда сунулись. Смотрите, ни одной встречной не попалось, и колея мало наезжена.
— И то верно, — согласился второй. — Надо было осмотреть мост и ехать помалу. Те, что через деревню ехали, так и сделали, наверное…
— Где вы раньше были, умники? — огрызнулся водитель.
— А место, место-то какое проклятое, — сказал третий солдат. — В такой чащобе, чего доброго…
Но его грубо оборвал лейтенант:
— Замолчать! Что за паника? Почему проклятое? Чудесное место.
Все снова притихли. Машина вскарабкалась на крутую горку и легко покатилась вниз. Между дорогой и рекой узенькой полоской потянулся орешник.
— Да, — протянул с ехидцей курьер, — чудное местечко!… Только я бы…
Он не успел досказать: под машиной что-то треснуло, с ходу она нырнула вниз, ударилась передком в плотную земляную стену и перевернулась набок.
— Огонь! — раздалось по-русски из-за ближайшего куста.
И тут же из зарослей орешника брызнула автоматная очередь, щелкнули пистолетные выстрелы, треснуло дробовое ружье центрального боя и в заключение ухнула самодельная граната.
И вновь стало тихо.
Шесть подпольщиков выбежали из чащи к глубокой яме, куда нырнула машина, стараясь заглянуть в нее. Никто из врагов не подавал признаков жизни.
— Похороны по первому разряду, Григорий Афанасьевич! — усмехнулся молодой веснушчатый парень в соломенном капелюхе.
— А ну-ка, сигай сюда, Тимошка, — приказал ему Чернопятов. — Пощупай, как они себя чувствуют. Только осторожно, гляди! Петро! Федор! — обратился он к двум другим. — А вы поищите почту да соберите оружие. Живо!
Трое партизан спрыгнули вниз.
— А их вытаскивать не будем, — проговорил Калюжный, имея в виду убитых гитлеровцев.
Чернопятов усмехнулся.
— Пусть на машине так и едут в свой рай без пересадки…
Большой желтый портфель нетрудно было заметить: конец его торчал из-под тела курьера.
Один из подпольщиков вытащил портфель и бросил его Чернопятову:
— Не это ли?
Чернопятов схватил портфель налету, кинжалом оборвал его крышку, и на землю высыпались газеты, письма и большой пакет из плотной голубой бумаги, прошитый, осургученный и опечатанный.
Строго секретно
ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВАЖНОСТИ.
ИЗ ВЕРХОВНОЙ СТАВКИ.
В случае опасности захвата противником — уничтожить.
Командующему Н-ской бронетанковой армией генерал-лейтенанту
Отто-Фридриху Шторху.
ТОЛЬКО В ЛИЧНЫЕ РУКИ.
Так гласила немецкая надпись на пакете.
— Все, — крикнул Чернопятов. — Соберите бумаги и оружие! Ни одного листика не оставлять!
Трое выбросили наверх из ямы два легких пулемета, пистолеты, автоматы, вылезли и подошли к Чернопятову. Он сидел на корточках и, перебирая письма, читал вслух адреса. Товарищи слушали.
Никто не заметил, как поднялся немецкий лейтенант. Он протянул руку к лежавшему рядом парабеллуму и, уставившись страшными глазами на подпольщиков, схватил пистолет. Сухо щелкнул выстрел.
Тимофей, стоявший ближе всех к яме, покачнулся, взмахнул рукой и упал, не издав ни звука. Пуля угодила ему прямо в затылок.
Лейтенант дико захохотал. Чернопятов вскинул автомат, прогремела короткая очередь…
Подпольщики подбежали к яме: лейтенант лежал, откинувшись на спину. На лице его окаменела гримаса смеха.
Чернопятов повернулся, приподнял Тимофея, но тот валился из рук.
Подпольщики в молчании сняли шапки.
— Эх, растяпы! — в сердцах проговорил Чернопятов, опуская мертвое тело товарища на землю. — Какого хлопца потеряли…
— Да… — глухо уронил Калюжный.
— Засыпайте яму, — махнул рукой Чернопятов. — Пора уходить…
Чернопятов к любой боевой операции — малой или большой, легкой или трудной — подходил всегда одинаково серьезно, вдумчиво, расчетливо. В этом сказывался склад его дисциплинированной натуры. Он заранее пытался учесть все шансы «за» и «против», подсчитать плюсы и минусы, представить, как будут развертываться события.
