Ранек тоже задавался вопросом, кому предназначался этот подарок. Он подозревал, что Джондалару, но ему хотелось, чтобы это был кто-то другой… Может быть, даже он. Но в любом случае она подала ему хорошую мысль. Для кого бы ни задумала она свой подарок — для него или для кого-то другого, — он сам вправе сделать подарок ей. Он помнил, как понравилась ей лошадка, которую он ей подарил, и мысль о том, чтобы вырезать для нее еще какую-нибудь фигурку, согревала его сердце.
Волчонок заскулил во сне, и Эйла, сидевшая на краю лежанки, потянулась к нему и успокаивающе погладила. За всю недолгую жизнь ему бывало так тепло и спокойно, только когда он был под боком у своей матери; а она часто оставляла его одного в темном и холодном логове. Но Эйла взяла его из этого безрадостного места, где ему было так страшно, где он был так одинок, и дала ему тепло, пищу, чувство защищенности. От ее успокаивающего прикосновения он сразу же затих, даже не успев проснуться.
Эйла не мешала Диги расписывать их приключения, лишь изредка вставляя замечание или разъяснение. У нее не было сейчас настроения рассказывать что-то, и ее даже забавляло, что повествование ее подруги сильно отличалось от того, что поведала бы она сама. Не то чтобы Диги искажала историю, просто она воспринимала все с несколько другой точки зрения, и некоторые ее впечатления поразили Эйлу. Ей самой положение вовсе не казалось таким опасным. Диги испугалась волка гораздо сильнее; кажется, она не понимала этих зверей по-настоящему.
Из плотоядных тварей волки числятся среди самых кротких. Если ты хорошо знаешь их повадки и внимательно следишь за их поведением — они вполне предсказуемы. Горностаи, скажем, куда кровожаднее, а от медведей скорее стоит ждать непредвиденных действий. Волки же нападают на людей редко.
Но Диги с такой стороны их не знала. Судя по ее описанию, свирепая волчица яростно набросилась на Эйлу, и та испугалась. И в самом деле, опасность была, но даже если бы Эйле не удалось отбиться — все равно волчица только защищалась. Она могла бы поранить Эйлу, но скорее всего не убила бы ее; отбив желанную тушку горностая, она убежала бы в свое логово. А когда Диги стала рассказывать о том, как Эйла полезла в волчье логово, все восхищенно уставились на нее. Она не то невероятно храбра, не то вовсе безрассудна… Сама Эйла не думала о себе ни того ни другого. Она просто знала, что вокруг нет взрослых волков: ведь следов-то не было. Черная волчица — единственная в округе, а теперь погибла и она.
В одном из слушателей красочные описания Диги вызвали не просто восхищение и удивление. Рассказ все больше и больше захватывал Джондалара. В своем воображении он еще дополнял рассказ Диги: он представлял себе Эйлу не просто в страшной опасности — ему казалось, что на нее напали волки, что она кричит от боли, истекает кровью, а может, и хуже… Он не мог вынести этой мысли, и прежнее беспокойство вернулось к нему с удвоенной силой. И другие ощущали что-то похожее.
— Ты не должна была подвергать себя такой опасности, — сказала предводительница племени.
Эйла посмотрела на Тули, потом оглянулась на Джондалара. Она заметила, как тот вернулся к очагу Мамонта. Он тоже был голоден.
— Не так уж было опасно, — возразила она.
— Ты что, считаешь, что лезть в волчье логово — это неопасно? — спросила Тули.
— Нет. Это было логово одинокой волчицы, и она была мертва.
— Может, и так, но как можно было разгуливать так долго, выслеживая волка? Когда вы вернулись, уже стемнело!
То же самое сказал и Джондалар.
— Но я увидела, что черная волчица — молодая и у нее были детеныши. Без матери они могли погибнуть, — объясняла Эйла, хотя прежде она уже говорила это — и никто ее не понял.
— И ты подвергала опасности свою собственную жизнь (и жизнь Диги, она имела это в виду, хотя и не сказала вслух) — ради волчат? Да когда эта черная волчица напала на тебя, не стоило и бороться с ней ради одного горностая. Пусть себе унесла бы его…
— Я не согласен, Тули, — возразил ей Талут. Все обернулись к вождю. — Это была голодная волчица, жившая по соседству с нами. Она уже выслеживала Диги, когда та расставляла ловушки. Кто поручится, что она не напала бы на нее исподтишка? К тому же теплеет, дети все больше играют на воздухе. Если эта волчица изголодалась, она вполне могла бы напасть на кого-нибудь из них — а мы ничего не могли бы поделать. Теперь мы знаем, что волчица мертва. Так лучше.
Люди закивали, соглашаясь с Талутом, но Тули не хотела так легко уступать:
— Может, и хорошо, что волчица убита, но вот столько ходить, разыскивая ее детенышей, было ни к чему. Ну вот нашла она волчонка, а что мы будем с ним делать?
— Думаю, Эйла права была, когда помчалась за волчицей и убила ее, но убивать кормящую мать — позор. Каждая мать вправе выкормить своих детей, даже волчица. Но и, помимо этого, то, что Эйла и Диги пошли по следу и нашли волчье логово, небесполезно, Тули. Им не удалось обнаружить других волчьих следов, а это значит, что других голодных волков в округе нет. А если Эйла, во имя Великой Матери, пожалела этого волчонка — не вижу в том большой беды. Такое крохотное беззащитное создание…
— Сейчас-то оно крохотное и беззащитное, да только не навсегда оно останется таким. Что мы будем делать со взрослым волком? Откуда мы знаем, что он тогда не нападет на детей? — спросил Фребек. — Скоро у нас родится еще один маленький…
— Судя по тому, как Эйла управляется с животными, думаю, она знает, как удержать волка, чтобы он никому не причинил вреда. Ну а кроме того, я скажу как вождь Львиного стойбища. Если так случится, что этот волк причинит кому-то вред, — Талут в упор поглядел на Эйлу, — я убью его. Согласна, Эйла?
Все взгляды обратились на нее. Сначала она вспыхнула и осеклась, потом высказала то, что было у нее на душе.
— Я не могу сказать наверняка, что этот волк, когда подрастет, никому не причинит вреда. Я даже не могу сказать, останется ли он с нами. Я вырастила кобылу с самого младенчества. Она ушла искать себе жеребца и на время прибилась к табуну, но потом вернулась. Еще я растила львенка — пока он не повзрослел. Уинни была этому львенку, Вэбхья, как мать, пока он был маленьким. Они стали друзьями. Пещерные львы охотятся на лошадей, и, конечно, он легко мог убить или ранить меня. Но он никогда не сделал ничего плохого — ни мне, ни Уинни. Он был все равно что мой ребенок.
А когда Вэбхья ушел, чтобы найти себе подругу, он часто возвращался к нам, не насовсем, но приходил в гости, и иногда мы встречали его в степи. Он никогда не угрожал Уинни, или Удальцу, или мне, даже когда завел себе подругу и положил начало собственной стае. Вэбхья напал на двоих мужчин, которые вошли в его логово, и убил одного, но, когда я приказала ему уйти прочь и оставить Джондалара и его брата в покое, он послушался. Пещерный лев и волк — оба хищники. Я жила вместе с пещерным львом, и я много насмотрелась на волков. Я не думаю, что волк, который вырос на стоянке, среди людей, может причинить им вред, но я говорю: если он хоть раз причинит зло хоть одному ребенку, хоть одному человеку… — Она несколько раз тяжело сглотнула и наконец произнесла: — Я, Эйла из очага Мамонта, убью его своей рукой.
