— Что до конского загона, то от него нам всем есть польза, особенно с тех пор, как там выкопали подземную кладовую. Уже сейчас ею пользуются многие. Я заметил, что многие хранят там наружную одежду и ходят через тот ход чаще, чем через главный, — сказал Ранек. — И потом, дети ведь маленькие. Места им много не нужно. Не думаю, что твой очаг нужно расширять…
— Тебе-то откуда знать? — перебила его Крози. — У твоего очага никогда никто не рождался. Детям нужно места побольше, чем ты думаешь.
Только высказав это, Крози поняла, что впервые в жизни она оказалась по одну сторону с Фребеком. Она нахмурилась, но потом решила, что он прав. Может, им и впрямь нужно больше места. Что у очага Мамонта собираются все — это правда, но Эйле за что такая честь — жить у самого большого очага? Пока Мамут жил здесь один, все считали этот очаг общим; а сейчас, кроме случаев, когда все собираются тут на какую-нибудь церемонию, подразумевается, что он принадлежит Эйле. Чем больше места отведут Журавлиному очагу, тем выше будет положение их семьи.
Все увидели во вмешательстве Крози знак, что теперь можно свободно высказываться, и Талут и Тули, не сговариваясь, пустили разговор на самотек. Иногда людям надо высказать свои мысли. Тули поймала взгляд Барзека; когда свободный обмен мнениями закончился и все затихли, тот вышел вперед и потребовал жезл. Тули утвердительно кивнула, как если бы знала, что он хочет сказать, хотя они вообще не говорили об этом друг с другом.
— Крози права, — начал он, кивнув ей. Та приосанилась, когда до нее дошло, что ее поддержали; ее мнение о Барзеке сильно изменилось к лучшему. — Детям нужно место, и куда больше, чем можно подумать, судя по их размерам. Может быть, настало время кое-что поменять… Хотя я не думаю, что очаг Мамонта может нам что-то уделить. Журавлиному очагу надо расширяться, но Турий очаг не нуждается в таком большом пространстве. Тарнег ушел жить к своей женщине, и вскоре они вместе с Диги положат начало новому стойбищу. Тогда и она уйдет. Поэтому Турий очаг, снисходя к нуждам растущего семейства, может уступить часть места Журавлиному очагу.
— Тебя это устроит, Фребек? — спросил Талут.
— Да, — ответил тот, не зная, как реагировать на этот неожиданный поворот событий.
— Тогда я предлагаю вам самим сообща рассмотреть, сколько места может уделить Турий очаг. Но я думаю, что, по справедливости, нельзя ничего менять, пока Фрали не родит. Согласны?
Фребек кивнул, по-прежнему ошеломленный; в своем прежнем стойбище он и мечтать не мог о добавочном месте. Заговори он о чем-то таком, его засмеяли бы. У него не было никаких преимуществ, никакого особого положения, чтобы выдвигать подобные требования. До спора с Крози он и не думал ни о чем эдаком. Ему просто надо было как-то отбиться от ее жестоких, хотя и справедливых попреков. Сейчас он убеждал себя, что спор возник как раз из-за недостатка места. И хоть раз в жизни она была на его стороне! От чувства торжества у него дрожали поджилки. Он выиграл битву! Две битвы: одну со стойбищем, другую с Крози. Когда народ разошелся, он заметил Барзека, толкующего с Тули, и это напомнило ему, что стоит поблагодарить их.
— Я ценю понимание, которое вы проявили, — учтиво произнес он, обращаясь к главе племени и представителю Турьего очага.
Барзек, по обычаю, ответил, что, мол, не стоит благодарности; но им не понравилось бы, не оцени Фребек по достоинству оказанную ему любезность. Они знали, что истинная цель его выступления была не в прибавке места. Для Журавлиного очага большой честью было то, что ему выделяется место за счет очага главы племени. Хотя честь была оказана Крози и Фрали. Именно их имели в виду Тули и Барзек, когда загодя обдумывали возможность изменения граничной черты. Они уже предвидели, что нужды двух семейств могут измениться. Барзек и раньше хотел поставить этот вопрос, но Тули рассудила, что надо дождаться подходящего случая; может, стоит принести это добавочное место в подарок новорожденному ребенку.
Оба они поняли, что случай настал. Им достаточно было обменяться несколькими взглядами и кивками, чтобы понять друг друга. И хотя Фребек вроде бы победил в споре, Журавлиный очаг вынужден будет теперь соблюдать учтивость при определении границы с соседями. Барзек с гордостью заметил, как мудра Тули, когда Фребек подошел к ним со своими благодарностями. А сам Фребек по пути в Журавлиный очаг все смаковал случившееся, перебирая в уме свои приобретения, — словно это была одна из тех игр, которые так любили Мамутои, и он выиграл ее.
В этом ощущении была доля правды: это и в самом деле была игра, очень тонкая и совершенно серьезная игра, в которую играют все общественные животные. Ставка в этой игре — положение особей по отношению друг к другу. Это метод, который позволяет всем им — лошадям в стаде, волкам в стае, людям в обществе — лишний раз убедиться, что они могут жить сообща. В этой игре сталкиваются две противоположные силы, одинаково необходимые, чтобы выжить: индивидуальная автономия и общие интересы. Цель — достижение динамического равновесия.
Временами, при определенных условиях, личности могут быть почти независимы друг от друга. Особь может жить одна и не думать о своем положении, но вид в целом не в состоянии выжить без взаимодействия между личностями. Цена в конечном итоге больше, чем просто чья-то смерть. Речь идет о вымирании вида. С другой стороны, жесткая субординация внутри группы не менее губительна. Жизнь не может быть статичной или неизменной. Без индивидуального самовыражения сообщество не может измениться, не может приспосабливаться к обстоятельствам; и в постоянно меняющемся мире такие сообщества также обречены.
Человеческое общество, каким бы оно ни было по форме и количеству — совсем маленьким или величиной с целый мир, — всегда имеет иерархическую структуру. Общепринятая вежливость, освященные традицией обычаи помогают смягчить конфликты и облегчить то напряжение, которое неизбежно сопутствует построению внутри системы разумного баланса сил. В одних ситуациях большинству личностей нет нужды приносить свою независимость в жертву общему благу. В других — нужды общества требуют от человека жертв — иногда без этого не выжить. Нельзя сказать, что один из этих двух путей правильнее другого, — это зависит от обстоятельств; экстремальные ситуации не могут продолжаться слишком долго, и, с другой стороны, никакое общество не может выжить, если один из его членов самоутверждается за счет своих собратьев.
Эйла часто сравнивала законы Клана и племени Мамутои, суть различий начинала доходить до нее, когда она думала о том, как руководили своими народами Бран и вожди Львиного стойбища. Она видела, как Талут возвращает Говорящий Жезл на обычное место, и вспомнила, что, когда впервые пришла в стойбище Мамутои, ей казалось, что Бран — вождь лучше, чем Талут. Бран просто принимал решение — и все ему повиновались, хотелось им этого или нет. Немногие из них отваживались задуматься, нравятся ли им распоряжения вождя. Короткий взгляд, отрывистая команда — и ему мгновенно повиновались. Ей казалось, что Талут не умеет держать во власти свой шумный, обожающий споры народ и что они не уважают его.
