В постимперский период Британия искала свое место в мире, а ее роль в международных делах стала довольно неопределенной. Взаимоотношения со странами, входящими в Британское Содружество, приобрели формальный характер, хотя в них присутствовал весьма важный практический аспект, например операции в стерлинговой зоне и имперские преференции в отношении продуктов, ввозимых из стран Содружества, в частности масла и мяса. Однако все большее значение приобретали отношения с Америкой, то «кислые», то «сладкие». Начиная с 1949 г., после образования НАТО, связи США и Великобритании приобрели стратегический и геополитический характер. Вскоре в Юго-Восточной Азии возникла и еще одна организация, СЕАТО, членами которой стали обе страны. Вне зависимости от того, кто правил в Лондоне – лейбористы или консерваторы, британская и американская политика шли рука об руку.
Британцы считали эти «особые отношения» между англоговорящими народами равными с той и другой стороны и гордились ими. Но на практике выходило, что Британии постоянно приходилось делать невероятные усилия для сохранения иллюзии независимости. Британия и Америка вели общую (если не сказать одну и ту же) политику во время войны в Корее, по отношению к коммунистическому Китаю (правда, официально Великобритания его признала), на Ближнем Востоке, а главное, в Европе, где они совместно противостояли русской угрозе. Редкие попытки бунта, как в случае с Суэцким каналом, быстро подавлялись. В результате соглашения, подписанного в 1962 г. в Нассау, американцы поставили Великобритании подводные лодки «Поларис» в качестве средства устрашения, что привело к еще большей оборонной и экономической зависимости от США.
Тем временем на домашнем фронте начиная с 1947 г. постоянно делались попытки политического и экономического объединения с Западной Европой. Сначала, когда сразу после войны впервые возникла эта идея, британское правительство проявляло к ней подозрительность, если не открытую враждебность. В оправдание такой позиции говорилось о связи с Содружеством, об особых отношениях с Соединенными Штатами, отличительных особенностях британской конституции и законодательной системы, автономности британского социалистического планирования. Что еще важнее, большая часть британского народа считала западноевропейцев непонятными иностранцами, с которыми благодаря проливу Ла-Манш их мало что связывало. Первая попытка консервативного правительства Макмиллана в 1963 г. присоединиться к европейскому Общему рынку встретила отпор со стороны президента Франции де Голля, как, впрочем, и вторая, сделанная в 1967 г. лейбористским правительством Вильсона. Однако нельзя сказать, что эта неудача огорчила британцев, для которых вступление в этот враждебный союз означало подорожание продуктов питания, ослабление связей со странами Содружества и угрозу национальному суверенитету. Со своей стороны евроэнтузиасты выступали против широко распространенного общественного мнения.
Дело в том, что для этого островного, во многом еще самодостаточного общества самым главным было удовлетворение потребительских запросов. Однако экономисты, эти предсказатели грядущего времени, уже отмечали под внешним благополучием замедление темпов роста и падение производства. Социологи обнаруживали глубоко укоренившееся неравенство и классовые барьеры, мешающие модернизации «застойного общества». Но отношение самих британцев к своим национальным институтам и обычаям было отмечено большим самодовольством. Им казалось, что жизнь в настоящем становится лучше. При падении уровня рождаемости семья уменьшалась и ее благосостояние улучшалось. Дома обставлялись лучшей мебелью. Семья все чаще могла приобрести машину, купить дом в кредит под небольшой процент и каждое лето ездить на отдых за границу, в Испанию, Францию, Италию.
К тому же все эти радости перестали быть уделом одного только среднего класса, жившего в предместьях городов. Представители рабочего класса тоже получили возможность летать на отдых на солнечное побережье Средиземноморья и благодаря более высоким зарплатам и более короткому рабочему дню выбрать для проведения досуга паб или клуб. При всем этом рабочая молодежь стала излюбленным предметом социологических исследований, а ее эксцентричный образ жизни и приверженность дорогостоящей поп-культуре – объектом осуждения. Герой спортивных хроник, – длинноволосый Джордж Бест, игравший за Северную Ирландию и «Манчестер юнайтед», имел мало общего с Джеком Гоббсом, героем 20-х годов. В начале 60-х потрясающий музыкальный успех «Битлз», молодой Ливерпульской четверки, сделал Британию предвестником общества вседозволенности, в котором отсутствует запрет на алкоголь и наркотики, носят чрезмерно короткие юбки, а на секс нет практически никаких ограничений. Победа английской футбольной команды в чемпионате на Кубок мира в 1966 г. возвысила молодых агрессивных игроков до патриотов страны.
Гедонистические взгляды премьер-министра Макмиллана и интеллигентная терпимость лейбористского министра внутренних дел Роя Дженкинса помогли реформаторам из среднего класса осуществить и другие социальные изменения в обществе. Различные сексуальные отклонения, например гомосексуализм и т.д., теперь значительно меньше преследовались законом. Аборты, противозачаточные таблетки и другие легкодоступные средства давали возможность, не задумываясь, предаваться сексуальным удовольствиям. Разводов становилось все больше, и число семей с одним родителем увеличивалось. Культ молодости, казалось, захватил всю страну, причем его стимулировала заокеанская социальная программа президента Кеннеди «Новые рубежи». В британских университетах учились представители самых разных культур. Растущее число студентов из рабочих семей, вырванных из привычной среды, смешивалось с более агрессивными молодыми людьми из среднего класса, что только усиливало этот культ. В период между 1963 и 1973 гг. возникло много новых университетов, а старые сильно расширились. «Много не значит хорошо», – говорили скептики. Другие считали, что образовательный потенциал Британии не исчерпан, поскольку в каждой возрастной группе только 5% людей получили высшее образование какого-либо рода. Поскольку британская экономика обеспечивала средства к существованию, то мыслящая университетская молодежь обратила свою энергию на организацию новых «крестовых походов».
Кампания за ядерное разоружение, проходившая в конце 50-х, была данью молодежному идеализму выходцев из средних классов. Но некоторое время она угрожала подорвать шансы лейбористов выиграть выборы и прийти к власти. Позднее, в 60-х, та же энергия вылилась в протест против войны во Вьетнаме, которую вели Соединенные Штаты Америки. Однако студенческие волнения, бушевавшие в Университете Беркли и в Сорбонне, в Британии только вспыхнули на территории университетов, но вскоре по неясным обстоятельствам прекратились.
У всех этих движений были разные причины для недовольства. Кажущееся всеобщее удовлетворение скрывало глубоко укоренившиеся противоречия. Во время первого премьерства Вильсона (1964-1970) бунтовали разные группы населения. Молодые не желали принимать ценности общества потребления и конформизма, видя, что экология разрушается, а миру, в котором они живут, грозит уничтожение от страшного оружия. Молодежь Уэльса и Шотландии подняла такую волну националистических протестов, какая до недавнего времени была характерна только для регионов, населенных басками в Испании, или для франкоговорящего Квебека в Канаде. Экономический подъем 50-х годов в Шотландии и Уэльсе чувствовался значительно слабее, чем в Англии. Назначение министров по делам Шотландии, а позднее (в 1964 г.) и Уэльса едва ли могло удовлетворить растущие национальные амбиции. Шотландских националистов возмущало, и справедливо, что даже титул Елизаветы II по отношению к их стране звучал иначе, чем для Англии. В Уэльсе дело усугублялось тем, что древнему валлийскому языку и культуре грозила гибель под напором англоязычной массовой культуры. Вслед за победой валлийских националистов, выигравших дополнительные выборы в Кармартене в 1966 г., прошла волна гражданского неповиновения (сопровождавшаяся даже несколькими взрывами бомб) в защиту валлийского языка. Удачным ходом со стороны приверженцев укрепления Соединенного Королевства – юнионистов – было наделение в 1969 г. наследника престола принца Чарлза титулом принца Уэльского. В Шотландии националисты захватили администрацию города Гамильтон и несколько муниципалитетов. Новая волна антианглийских настроений охватила население Горной и Низинной Шотландии.
Куда менее конституционными и мирными были требования «цветных» меньшинств, более миллиона которых начиная с 50-х годов перебрались в Британию из Индии, Пакистана, Западной Африки и Вест-Индии. В дополнение к тому, что они жили в ветхих домах, время от времени подвергались расовой дискриминации при приеме на работу, а иногда и при столкновениях с полицией, в старых городских районах, где они проживали, их окружала расовая нетерпимость. Ситуацию подогревали подстрекательские речи крайне правого консерватора Инока Пауэлла, игравшего роль современной Кассандры. Согласно его предсказанию в недалеком будущем «реки крови» потекут по улицам британских городов, как это было во время расовых волнений в США.
