Но остались и омрачающие жизнь ограничения. По-прежнему повестка заседания Секретариата апробировалась в аппарате К.У. Черненко. Не все вопросы выносились на обсуждение, на многих документах уже стояли визы генсека, определяющие, в каком направлении нужно решать те или иные проблемы.
Итак, картина вырисовывается такая: умный Громыко, в общем-то симпатизировавший молодой команде, но и свою не желавший поначалу предать, дипломатично «свернул» вопрос: давайте отложим, подумаем, вернёмся позже.
Н. Рыжков:
— Позже не вернулись. До самой смерти Черненко Горбачёв так и не получил столь желаемого им решения Политбюро. Иными словами, он был вторым вроде как нелегально, де-факто, но не де-юре. Старая брежневская гвардия побаивалась его и не доверяла ему.
Не скрою, его это очень мучило. Зная самолюбивый характер Горбачёва, его нескрываемую любовь к внешним атрибутам власти, можно легко представить, какие кошки скребли у него на душе. Он безраздельно властвовал на заседаниях Секретариата, никто и не посягнул на его право вести их, а каждый четверг поутру он сидел сироткой в своём кабинете — я частенько присутствовал при сей грустной процедуре — и нервно ждал телефонного звонка Черненко: приедет ли тот на Политбюро сам или попросит Горбачёва заменить его и в этот раз. На партийном языке это называлось «одноразовое поручение»…
Впрочем, откровенное недоверие «старой гвардии» к куда более молодому конкуренту мешало не только горбачёвскому самолюбию, но и общему делу. Если в составе Секретариата наша команда имела явное большинство, то каждое заседание Политбюро, если предстояло решать действительно принципиальный вопрос, превращалось для нас в труднодоступную высоту, которую можно было взять не столько силой или нахрапом, сколько заранее подготовленной хитростью, этаким троянским конём. Конём, как стыдно мне в том признаться, чаще всего оказывался Черненко.
Плох он был уже. Плохо двигался, плохо говорил, плохо соображал. И как некогда он сам Брежневым, так и им управляли все кому не лень, кому в данный момент требовалась формальная поддержка Генерального. На наше счастье, больной Черненко, несмотря на постоянное, подсознательное уже стремление к состоянию равновесия и покоя, тем не менее очень хотел выглядеть в глазах общественности хоть в чём-то новатором. Экономика оказалась для новаторства наиболее благоприятной областью: он в ней ничегошеньки не понимал, охотно верил нам на слово, да и вообще необъяснимо доверял Горбачёву, а следом и мне. Не видел в нас двоих противников, что ли? Коли так, то прав был…
И уж совершенно в ином свете предстаёт обсуждение вопроса о том, кому вести заседания Секретариата, в дневниках В.И. Воротникова. Объяснения этому парадоксу следующие: или Виталий Иванович записывал не всё, что говорилось, из-за невнимательности, или… Впрочем, не могут же столь разные люди — Прибытков, Медведев, Печенев, Рыжков придумывать то, чего не было. Хотя в некоторых частностях их свидетельства и различаются, но в основном совпадают. Всё же память человеческая и степень восприятия окружающего далеко не совершенны.
Из дневника В.И. Воротникова:
«10 февраля 1984 г. 12.00. Вызвали в Кремль. Заседание Политбюро. Информация К.У. Черненко. «Нам надо решить два вопроса: о Генеральном секретаре ЦК и о дате созыва Пленума ЦК».
Какие и с кем были беседы по кандидатуре генсека, я не знаю. Но то, что были, — бесспорно. Никаких контактов с другими членами Политбюро или секретарями у меня по этому поводу не было. Конечно, и я, и другие товарищи понимали, что по традиции или, вернее, по фактическому положению вторым лицом в партии реально был К.У. Черненко. В то же время сознавали, что его возраст, состояние здоровья затрудняют, если не сказать больше, активную работу на высоком посту Генерального секретаря. Собственно, эти опасения потом и подтвердились. Политбюро при К.У. Черненко сбавило темпы.
Однако и альтернативы ему тогда, по сути, не было: Гришину, Кунаеву, Устинову, Громыко, Тихонову, Щербицкому, Соломенцеву — всем было за семьдесят. Моложе — Горбачёв, Романов. Но надо честно признать, что в то время не было уверенности, что названные выше товарищи поддержат «молодых». Да и на Пленуме вряд ли они прошли бы. Хотя уже тогда Горбачёв своей активностью, напором, умением налаживать контакты с людьми выделялся из всех. Нередко вёл заседания Секретариата, особенно в период болезни Ю.В. Андропова.
После К.У. Черненко сразу слово взял Н.А. Тихонов. Он предложил избрать Генеральным секретарём ЦК К.У. Черненко. Обосновал предложение известными фактами о роли и месте К.У. Черненко в партии и стране. Затем выступили: А.А. Громыко, Д.Ф. Устинов, В.В. Гришин и другие (длинно или коротко, речью или одним словом, но всё Политбюро, кандидаты в члены Политбюро и секретари ЦК поддержали кандидатуру К.У. Черненко на пост Генерального секретаря ЦК КПСС).
23 февраля. Заседание Политбюро. В должности Генерального секретаря ЦК КПСС его ведёт К.У. Черненко.
Пошла речь о распределении участков работы за секретарями ЦК. «Под свою опеку, — сказал К.У. Черненко, — я беру принципиальные вопросы внутренней и внешней политики, партийно-организационную работу, Общий отдел и Управление делами, оборонные вопросы. За М.С. Горбачёвым — сельскохозяйственное производство, отдел сельхозмашиностроения. Ведение Секретариата ЦК. И в отсутствие генсека — вести заседания Политбюро».
Последнее предложение вызвало «движение» среди некоторых членов Политбюро. Подал реплику Н.А. Тихонов: «А правильно ли отраслевому секретарю, который занимается вопросами сельского хозяйства, поручать ведение Политбюро? Не приведёт ли это к определённому перекосу при рассмотрении вопросов на Политбюро? И вообще, — продолжал он, — обязательно ли вести Политбюро секретарю ЦК, ведь В.И. Ленин вёл заседания Политбюро не будучи секретарём». Это был явный демарш против М.С. Горбачёва. Определённые «междометия» в поддержку (вроде бы: да, стоит подумать и т.п.). Однако многие, в том числе Д.Ф. Устинов, высказались вслух. А почему сомнения? Какие основания? Практика прошлых составов, когда в отсутствие генсека Политбюро вели А.П. Кириленко, М.А. Суслов и другие? Зачем вспоминать времена Ленина? Тогда была иная структура, да и в ЦК было всего два десятка человек. Н.А. Тихонов больше ничего не сказал.
Горбачёв промолчал. Никак не прореагировал и сам Черненко».
А как тогда понимать утверждение помощника Черненко В.В. Прибыткова, что Константин Устинович настоял на своём предложении? А «дипломатический» ход А.А. Громыко?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
