Но вести себя я стал осторожнее.
У неё была своя связь с Михаилом Сергеевичем, тем не менее она спрашивала меня каждое утро:
— Какая информация из Москвы?
Она старалась выяснить новости по моим каналам, как будто ждала чего-то. Чего? Можно было лишь догадываться: тогдашний Генеральный секретарь ЦК КПСС Константин Устинович Черненко был тяжело, неизлечимо болен…
— Всё в порядке, всё нормально. Ничего чрезвычайного, — отвечал я.
Поездка проходила увлекательно, мы колесили на машинах по самым заповедным уголкам страны, принимали нас всюду очень тепло. Мы с удовольствием обменивались впечатлениями о габровцах, о музеях. В один из замечательных вечеров для нас в ресторане пели и плясали цыгане. Однажды Раиса Максимовна сказала:
— Михаил Сергеевич прилетит в Болгарию, и наш дальнейший визит будет совместным.
Последнее солнечное утро застало нас в Варне, отсюда мы должны были лететь в Софию: прибывал Горбачёв. Снова, как всегда:
— Какая информация из Москвы?
Мои догадки подтвердились. В самолёте в этот последний совместный наш с ней перелёт Раиса Максимовна интересовалась подробностями моей службы у Брежнева, расспрашивала, как была организована охрана, кто подбирал обслугу, каков был состав обслуживающего персонала — повара, официанты, уборщицы, парковые рабочие… кто ещё? Расспрашивала о структуре и взаимоотношениях охраны и обслуги.
— Возможно, к этому разговору мы ещё вернёмся, — сказала она и подвела итог поездки: — Всё у нас прошло вроде нормально, всё хорошо.
Тайное стало явным. Черненко был ещё жив, и жить ему оставалось ещё полгода, а Раиса Максимовна уже готовилась стать «первой леди» страны.
В. Прибытков:
— Да, готовилась! Готовилась столь интенсивно, что хочешь не хочешь, а подозрения усиливаются. В одну цепочку выстраиваются: копчёная скумбрия «а ля Федорчук» (попробовав которую, Черненко слёг и уже больше не оклемался. — Н.3.), рекомендация высокогорного курорта «а ля Чазов и Горбачёв» (что было противопоказано больному астмой Черненко. — Н.3.), нетерпеливые ожидания чего-то «а ля Раиса Максимовна» и непонятная, необъяснимая, скоропалительная, быстротечная смерть маршала Устинова!
В. Болдин:
— Положение М.С. Горбачёва оставалось неопределённым и неустойчивым. Окружение Черненко страшно боялось возвышения Михаила Сергеевича и делало всё возможное, чтобы принизить его роль в партии. Во время болезни Черненко вести Политбюро Горбачёву по-прежнему не доверялось, хотя руководитель, возглавляющий Секретариат ЦК, мог председательствовать и на заседаниях Политбюро. В традициях партии это правило существовало многие годы. Теперь же заседания Политбюро откладывались, и лишь тогда, когда перерыв становился очень большим, Черненко в последнюю минуту звонил Горбачёву и просил провести заседание. Такая манера приводила в бешенство Горбачёва. Он не был готов к ведению Политбюро, не знал вопросов во всей их глубине и искренне полагал, что подобные фокусы проделываются специально, чтобы поставить его в сложное положение, показать его некомпетентность. Не согласиться с ним в этом было трудно. Но Горбачёв остывал и в конце концов был доволен, что может возглавить заседание и сесть на место председателя.
Перечень вопросов, выносимых в ту пору на заседания, определялся в значительной мере помощниками Черненко и К.М. Боголюбовым, возглавлявшим общий отдел ЦК. Учитывая болезненное состояние Константина Устиновича, повестки Политбюро готовились короткими, серьёзные проблемы не выносились на обсуждение либо по ним не разворачивались дискуссии. Заседания, как и во времена Брежнева, заканчивались за 30–40 минут принятием подготовленных резолюций. Во время своего председательствования на Политбюро Горбачёв пока не менял практику, хотя уже и тогда старался обозначить глубину поставленных проблем, сложность их решения.
Из дневника В.И. Воротникова:
«21 мая 1984 г. ЦК КПСС. У М.С. Горбачёва. Информировал его о результатах поездки в Ростовскую область, Краснодарский и Ставропольский края, в Калмыкию. Горбачёв поделился проблемами организации работы Секретариата ЦК и Политбюро. Некоторые секретари ЦК ведут себя пассивно. Сложные и острые вопросы на обсуждение не вносят. Руководство отделами ЦК работает формально — на бумагу, а не на дело. Есть и противостояние отделов ЦК с министерствами, а есть и наоборот — сращивание, поддерживание друг друга. Я высказал мнение, что не надо Секретариату брать на себя хозяйственные вопросы. Тем самым мы даём повод для критики со стороны Совмина. Он возразил: а что же делать, когда видишь недостатки, упущения в работе министерств, ведомств, а Совмин бездействует?
23 мая. Большой Кремлёвский Дворец (БКД). Вечером обед в честь Ким Ир Сена.
Состояние К.У. Черненко неважное. Видимо, нагрузка оказывается непосильной. Явно сдал ещё. Опять из комнаты Политбюро (в БКД) до Владимирского зала шли с перерывом (он сел и отдохнул). Беседу ведёт трудно. Быстро устаёт. Выручал М.С. Горбачёв (по-моему, с удовольствием встревая в беседу) и, в основном, А.А. Громыко. Несколько реплик подал Н.А. Тихонов.
Все видят состояние Черненко. Когда окончился ужин, возвратились в комнату Политбюро, посидели немного, он говорит: «Вот, устал. Втягиваете вы меня на всякие мероприятия. Надо как-то сокращать их» (?!). Несколько шагов до лифта — его поддерживали прикреплённые из охраны. После — Тихонов и Громыко, проявляя заботу, стали убеждать находившихся рядом членов Политбюро, что действительно надо беречь Константина Устиновича, ему нельзя давать такую нагрузку и т.п. Что было отвечать на это?! Такая ведь работа у Генерального секретаря. И так встречи и беседы сокращены до минимума. Он никуда не ездит, даже по стране, по Москве.
21 июня. В БКД обед в честь президента Франции Ф. Миттерана. Он находился с официальным визитом в СССР. Опять К.У. Черненко был в заторможенном состоянии. Явно не здоров. Почти не участвовал в беседе, только «да», «да». Всю нагрузку взял на себя М.С. Горбачёв. Был активным, успешно «занимал» Ф. Миттерана, а также министра иностранных дел Шейсона. Улыбаясь, вёл себя непринуждённо. Показывал эрудицию. Иногда в разговор вступали А.А. Громыко и Н.А. Тихонов.
19 июля. М.С. Горбачёв вёл первое в своей жизни заседание Политбюро.
На первых порах робко, как-то неуверенно. Всё обращается к «старикам» — их мнение. Явно подчёркивает свой демократизм, коллегиальность. Формулировки выводов, итогов расплывчатые, с оглядкой. Так начинал. Мало говорил, больше слушал. А потом…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
