Но главным препятствием для действий можно считать лично Ф. Д. Рузвельта. Его умеренный антисемитизм сочетался с плохой информированностью. Когда еврейский вопрос всплыл на конференции в Касабланке, он стал говорить о том, что «можно понять жалобы немцев на местных евреев, которые составляют небольшую долю населения, но свыше 50% юристов, врачей, школьных учителей и преподавателей в высших учебных заведениях» (на самом деле реальные цифры составляли соответственно 16,3%, 10,9%, 2,6% и 0,5%). Рузвельт, по-видимому, руководствовался исключительно внутриполитическими соображениями. Впрочем, за него голосовали почти 90% евреев, что развязывало ему руки. Даже после того, как стало все известно о масштабах системы уничтожения, Рузвельт ничего не предпринимал в течение 14 месяцев. Запоздалая англо-американская конференция по этому вопросу прошла на Бермудах в апреле 1943 г., но Рузвельт не проявил к ней никакого интереса, и она приняла решение, что ничего существенного нельзя предпринять. Более того, она специально предупредила, «что не следует обращаться к Гитлеру по поводу освобождения потенциальных беженцев». В конце концов было создано Бюро по беженцам войны. Правительство незначительно помогало ему, и его фонды на 90% пополнялись из еврейских источников. Тем не менее, оно помогло спасти 200 000 евреев плюс 20 000 неевреев. В начале лета 1944 г., когда полным ходом шло истребление венгерских евреев, встал вопрос о бомбежке газовых камер. Черчилль был в ужасе от происходящего и готов действовать. Эти убийства, писал он, «по-видимому, самое большое и ужасное преступление в мировой истории». Операцию можно было вполне осуществить. Нефтеперегонный комплекс в 75 километрах от Освенцима бомбили между 7 июля и 20 ноября 1944 г. не менее десяти раз; к этому времени программа Холокоста была завершена, и Гиммлер приказал уничтожить машину смерти. 20 августа 127 летающих крепостей бомбили промышленную зону Освенцима менее чем в 8 километрах к востоку от газовых камер. Могли ли бомбежки спасти евреев – наверняка сказать трудно. Эсэсовцы были фанатично настойчивы в их уничтожении, независимо от физических и военных препятствий. Но, во всяком случае, попробовать стоило. К сожалению, в обоих правительствах единственным сторонником такой попытки был Черчилль. ВВС обеих стран терпеть не могли военных операций, не направленных на уничтожение живой силы противника или его военного потенциала. Минобороны США отвергло план, даже не изучив возможности его осуществить.
Здесь мы подходим к суровому, но важному вопросу. Отказ отвлечь войска для специальной операции по спасению евреев находился в соответствии с общей военной политикой. Оба правительства решили (с согласия еврейских общин обеих стран), что быстрый и полный разгром Гитлера – лучший способ помочь евреям. В этом – одна из причин, почему большая и мощная еврейская община США не слишком серьезно рассматривала вопрос бомбежки. Но, коль скоро победа в войне была избрана главной целью, проблему «окончательного решения» следует рассматривать с учетом этого. Если рассматривать войну с позиций нацистов, указанная проблема была равносильна причинению себе членовредительства. По сути, все говорило против, включая руководителей армии и промышленности, особенно тех из них, кто смотрел на войну с рационалистических позиций. «Окончательное решение» отнимало десятки тысяч военнослужащих, зачастую парализовало железные дороги – даже во время жизненно важных сражений. И, самое главное, оно погубило свыше трех миллионов работников, занятых производительным трудом. Многие из них имели высокую квалификацию. Более того, работавшие на войну евреи догадывались о возможной судьбе и изо всех сил старались доказать свою незаменимость для военной промышленности. Существует масса примеров того, как немцы – руководители производства пытались сохранить свой еврейский персонал. Приведем лишь один из примеров. Организатор военного производства на оккупированной территории России докладывал:
«Почти неразрешимой оказалась задача подбора квалифицированных руководителей: ранее почти всеми предприятиями владели евреи. Предприятия были конфискованы советским государством, но теперь большевистские комиссары исчезли. Украинские временные руководители оказались в массе своей некомпетентными, ненадежными и абсолютно пассивными… Настоящие знатоки и головы – это евреи из бывших владельцев и инженеров… Они пытаются сделать все возможное, использовать все резервы, причем почти без вознаграждения, но, естественно, надеясь на то, что станут незаменимыми».
Тем не менее, все эти евреи были уничтожены. В итоге Холокост оказался одним из факторов, которые способствовали поражению Гитлера. И английскому и американскому правительствам это было известно. Но вот что они недооценили, так это что больше всех в военном отношении от Холокоста выиграла Красная Армия, а в политическом – Советская империя.
Возможно, союзниками бы руководила иная логика, если бы евреи организовали движение сопротивления. Этого не произошло, и на то было много причин. Евреи подвергались преследованиям полтора тысячелетия и на своем опыте они узнали, что сопротивление не столько спасает жизни, сколько уносит их. Их история, их теология, фольклор, социальная структура, даже их словарь приучили их вести переговоры, платить, ходатайствовать, оправдываться, даже протестовать, но не сражаться. К тому же еврейские общины, особенно в Восточной Европе, были обескровлены многими поколениями массовой эмиграции. Самые честолюбивые уехали в Америку. Самые энергичные и самые воинственные уехали в Палестину. Этот отток лучших и самых ярких продолжался вплоть до самой войны и даже во время нее. Жаботинский предсказывал Холокост. Но существовавшие в Польше обмундированные, обученные и даже вооруженные группы были рассчитаны не на сопротивление Гитлеру, а на доставку евреев в Палестину. Когда разразилась война, Менахем Бегин, например, сопровождал группу из 1000 нелегальных эмигрантов через румынскую границу на пути на Средний Восток. Заодно с ними выбрался и он. В этом был резон. Боеспособные евреи отдавали предпочтение позициям в Эрец-Израэле, где у них были шансы, а не Европе, где дело было безнадежным.
Огромные массы евреев, которые остались, в основном религиозные, пали жертвой обмана и самообмана. Их история учила, что всем преследованиям, сколь бы жестоки они ни были, приходит конец; что всех угнетателей, даже самых требовательных, можно в конце концов удовлетворить. Их стратегия всегда была направлена на то, чтобы спасти «оставшееся». За 4000 лет евреи никогда не сталкивались с таким противником и даже не представляли, что может быть такой, который потребовал бы не части, пусть даже большей, их собственности, а всего; не некоторых жизней, пусть даже многих, а всех, до последнего младенца. Кто мог вообразить подобное чудовище? Евреи, в отличие от христиан, не верили, что дьявол может принимать человеческий облик.
Нацисты же безжалостно использовали особенности еврейской социологии и психологии, причем именно для того, чтобы свести до минимума возможности сопротивления. В Германии они эксплуатировали еврейское гемейнде в каждом городе, Ландесфербенде в каждом регионе и Рейхсферейнигунг в масштабах всей страны, чтобы еврейские чиновники сами вели работу по подготовке «окончательного решения»: подготовка списков, учет смертей и рождений, передача новых распоряжений и правил, учреждение специальных банковских счетов, открытых для гестапо, концентрация евреев в выделенных жилых кварталах и подготовка схем и карт для депортации. Это стало моделью для еврейских советов (юденрате) в оккупированных странах, которые непреднамеренно помогали нацистам проводить «окончательное решение» в жизнь. Всего было организовано около 1000 этих юденратов, в которых было занято 10 000 человек. Они формировались в основном из состава существовавших до войны религиозных структур конгрегаций кехиллот. В районах, занятых Советами, все самые храбрые лидеры к моменту прихода немцев были уже расстреляны. Немцы использовали юденраты, чтобы выслеживать людей, которые были действительными или потенциальными источниками неприятностей, и немедленно уничтожать. Постепенно еврейское руководство становилось все более уступчивым, трусливым и подхалимским. Нацисты использовали его сначала для того, чтобы лишить евреев всех ценностей, затем организовывать их для принудительного труда и отправить в центры уничто-жения. В обмен эти руководители получали определенные привилегии и власть над своими товарищами.
Самую гнусную и опасную форму эта система приобрела в крупнейших польских гетто, особенно в лодзинском и варшавском. В лодзинском гетто находилось 200 000 евреев, в среднем по 5,8 человека на жилую комнату. Оно само уже являло собой центр уничтожения, так как здесь от болезней и голода умерло 45 000 человек. В варшавском гетто теснилось не менее 445 000 евреев, по 7,2 человека на комнату; здесь меньше, чем за 20 месяцев от голода и болезней умерло 83 000 человек. Евреев сосредотачивали в гетто, откуда вывозили поездами смерти. Внутри гетто представляли собой маленькие тирании, которыми управляли люди вроде Хаима Мордекая Румковского; этот напыщенный диктатор лодзинского гетто ухитрился изобразить свою голову на почтовых марках. Их власть поддерживалась невооруженной еврейской полицией (в варшавском гетто ее численность достигала 2000), за которой присматривала польская полиция, а за всеми следила вооруженная немецкая полиция безопасности СИП и СС. Нельзя сказать, чтобы гетто были совсем уж нецивилизованы. Еврейские социальные службы пытались сделать все, что позволяли их скудные ресурсы. Были организованы тайные иешивы. В Варшаве, Лодзи, Вильнюсе и Каунасе даже имелись оркестры; правда, официально им разрешалось играть только произведения еврейских композиторов. Печатались и распространялись еврейские подпольные газеты. В лодзинском гетто, как и положено средневековому институту, имелась своя летопись. Но в сознании немцев никогда не было ни малейшей неясности насчет предназначения гетто и его еврейских властей. Они должны были вносить такой вклад, какой возможен, в решение военных задач (в Лодзи, например, имелось 117 мелких военных предприятий, в Белостоке – 20), а затем, когда приходил приказ о депортации в лагеря, обеспечить организованное проведение этого процесса.
