После почти полной потери личного состава 75-й полка рейнджеров, командование срочно стягивало новые силы в район Нью-Йорка и штата Нью-Джерси, задействуя большие транспортники 159-го авиационного батальона. Самолёты плюхались на бетонку ближайших гражданских аэропортов, выкатывая технику, горохом рассыпая пехотинцев.
Гудзон временно послужил преградой между воюющими сторонами. Американцы откатили на перегруппировку. Пехотинцы отсиживались за укрытиями, пуская в ход только стрелковое оружие — применять что-либо тяжеловесное запретило командование.
Сержант Бранч мог себя считать ветераном городских боёв. Рассказ, как они с лейтенантом выбирались в расположение свой части, уже давно отличался от рапорта начальству и обрастал новыми захватывающими подробностями. Переброшенные из штата Джорджия рейнджеры 4-го батальона сплошь состояли из молодых первогодок, проходящих так называемую начальную подготовку — «Беннинг-фаза». Офицеры и сержанты сопровождавшей их учебной бригады, тихо посмеивались, наблюдая и слушая, как Бранч, собрав в кружок зевак, описывал ужасные и кровожадные вещи.
— А пленных они подвешивают за задние ноги и поливают холодной водой. Ночи нынче сами заметили прохладные, но и не мороз. А это самая изощрённая азиатская хитрость — доводить человека до переохлаждения постепенно. А ещё на кол сажают, — сержант оглядев публику многозначительным взглядом, находил самого розощёкого и продолжал, глумясь, — нет милый! Это не то о чём ты подумал! Кол заходит не в задний проход, как бы тебе хотелось, а рядом — вдоль позвоночника, и вылезает у шеи. Ни один внутренний орган не повреждался, и человек медленно умирает в мучениях.
Грузинский спецназ, прибывший вместе с 4-м батальоном, как правило, держался обособленно. Они в пол уха слушали потешающегося оратора, во-первых, плохо понимая по-английски, во-вторых, их, перерезавших не одно абхазское горло, не очень трогали откровения и сочинительский талант сержанта.
Перекуривая с равными по званию из учебной бригады Форта Беннинг, Бранч за между прочим интересовался:
— Ну как эти горцы? Бойцы с виду свирепые.
— Чёрт их поймёшь, — сплёвывая, ответил один капрал, — какие они бойцы ещё не понял, а вот по вечерам так здорово и дружно тянут свои песни, заслушаешься.
— У вас там что — в Джорджии, травки до хрена?
— Да я серьёзно. Подожди, если к вечеру доживём, сам услышишь хоровые рулады.
— Да ты никак помирать собрался?
— Ага, тебя послушаешь, так всё — пиши прощальные письма.
Бранч затушил окурок. Сразу куда-то пропала его наигранная весёлость, посмотрев на собеседников уже серьёзным взглядом, с какой-то затаённой злобой прошипел:
— Сами суки дохнут пачками, и наших кладут немерено. Слышали, что большие шишки вещают? Не знаю как у япошек, а меня жизнь одна, и сдыхать я пока не собираюсь.
— Да, — мрачно кивнул капрал, — в городе, нам придётся сходиться с противником на минимальном расстоянии.
— Если будут долбить из дома, где есть и гражданские, плевать я на всех хотел, — сказал, как сплюнул сержант, — расхерачу весь дом! Так и знайте! И вам советую.
В конце улицы, ведущей к мосту, показалась гусеничная машина на базе M113А1 с торчащей антенной над командирской башенкой.
— О! — Прищурился Бранч, — начальство пожаловало. Надо же — мы кому-то, наконец, понадобились.
Подкатив к временным позициям рейнджеров, машина резко затормозила, лязгнув гусеницами по асфальту, качнувшись вперёд в силу инерции.
Низко пригнувшись, наружу выбрался поджарый сухопарый полковник, мрачно хмуривший белёсые брови, то ли седые, то ли выгоревшие на солнце в каком-нибудь Ираке. Его сопровождала небольшая свита из офицеров рангом поменьше. Лейтенант — командир Бранча, мгновенно откуда-то вынырнув, вытянулся и быстро доложил полковнику обстановку.
— Пойдёмте, лейтенант посмотрим на ваши позиции, — промолвил полковник, исподлобья брезгливо посмотрев на разношерстную команду: расхлябанных рейнджеров, лениво жующих жвачку и мрачных бойцов грузинского спецназа, грамотно расположившихся в отдалении. В какое-то мгновение он встретился с колючим взглядом их небритого командира, вызвавшим целую волну неприятных воспоминаний — буквально час назад закончилось совещание оперативного штаба.
Чрезвычайное совещание штаба протекало в нервозной обстановке. Последний доклад начальника дивизионной разведки изобиловал неприятными и порой шокирующими фактами. Глаза говорившего генерал-майора были красными, фразы рваными несогласованными и порой обрывались недосказанными:
— Буквально за какие-то сутки боёв бригада понесла значительные потери. Мы просто задыхаемся от нехватки младших офицеров. Подтвердились выводы аналитиков! А они таковы, что наши бравые вояки не могут выдержать уровень потерь выше пяти процентов и абсолютно не готовы к городским боям на собственной территории! Многие отказываются идти в бой под пули без предварительной артподготовки и весомого прикрытия с воздуха. Вот вам хотя бы один из вопиющих фактов, — генерал-майор грозно обвёл присутствующих колючим взглядом, — в Стенд-Айленде, в районе Эмерсон Хилл, рейнджеры обнаружили десяток офицеров морпехов с отрубленными головами. Специалисты сказали, что японцы этим оказали им честь, вероятно за то, что они храбро сражались. Так вот, хреновы герои из национальной гвардии, чуть ли в обморок не попадали. Им потребовались психологи. Господа, это ни куда не годится! И это не Ирак — это Америка! Я, признаюсь, надеялся, что освобождение родной земли разбудит в наших солдатах воинственный дух, но процесс пока если и наблюдается, то далеко не массово. Зато участились…
Генерал-майор прервался, его глаза забегали, пока не остановились на бутылке минеральной воды. Жадно присосавшись и выдув за раз больше полулитра, он продолжил:
— Участились происшествия иного характера. Наверняка вам известно, что армию наводнили члены банд, уклонившихся от уголовных статей, а так же всякие отморозки. Особенно много их в частях резервистов. Случаи мародёрства среди военных исчисляются десятками, если не больше, регулярно происходят стычки военнослужащих с силами полиции. Кого-то им даже удалось арестовать и некоторые факты дошли до журналистов. Сами понимаете, что престижа армии это не добавит.
Потом слово взял ещё один высокопоставленный офицер (явно из безнадёжно штабных), долго и нудно что-то рассказывал, но полковник заметил, что и он умалчивал о просто катастрофической ситуации среди вертолётных эскадрилий, действующих именно в районе Нью-Йорка. Были некоторые трудности и потери в других районах боевой эскалации, но именно в этом, самом большом муравейнике мира, с его многоэтажными башнями, где японские войска выгодно используя условия городских джунглей, сумев вооружиться некоторыми видами современного оружия, вели наиболее эффективные боевые действия.
Азиатские черти, вооружённые русскими РПГ-7, как будто одухотворённые своими варварскими богами, действуя слаженно группами и одиночками, мобильно меняя позиции, импровизируя, словно прыгая с этажа на этаж, с крыши на крышу, казались просто неуловимыми. Жаля осколочно-фугасными гранатами с разных ракурсов в трёхмерном пространстве высотных зданий, поливая из крупнокалиберных пулемётов, умело пользуясь артиллерией и миномётами.
Японцы сбивали вертолёты как ворон. Только за первые пять часов боёв было потеряно около сорока винтокрылых машин, включая полицейские геликоптеры. Страшная действительность войны оказалась неожиданно тяжелой и невыносимой для американских асов, гордящихся своими лётными навыками, выделывающих на своих вёртких машинах балетные пируэты и, кстати, не только в рекламных роликах и агитационных фильмах. Возвращающиеся на базы экипажи выглядели подавленными, сидя за обеденными столами, посматривая на пустующие стулья не вернувшихся сослуживцев. Среди экипажей возникали брожения, тихий ропот и недовольство. Лётчики теряли аппетит, втихую прикладывались к алкоголю, а это непременно сказывалось на дисциплине, боевом духе, провоцировало ошибки в пилотировании и выполнении боевых задач с закономерными последствиями. Особенно подавляюще действовало на летунов то, что сбитые экипажи редко удавалось вызволить из оккупированных территорий. После нескольких неудачных акций, командование запретило проводить подобные операции, ведущие к ещё большим потерям. Приходилось осуществлять оперативную ротацию эскадрилий, теряя время и внося сумятицу. Хотя долго так продолжаться не могло — недобрая молва о тяжелом положении в Нью-Йорке быстро распространилась среди военных. И не только лётных частей. Полковник просматривал гражданские и военные коммюнике, тихо чертыхаясь, среди всяких упоминаний о трудностях и проблемах с гражданским населением, наталкивался ещё и на упоминания о «дружественном огне», уже и так набившим оскомину в недавних конфликтах.
