Но коробка выскользнула из рук Тупса и упала на землю прежде, чем Чудакулли удалось ее подхватить. Крышка отскочила…
…И в ночь полилась музыка.
— Как вам такое удалось? — изумился Достабль. — Это какое-нибудь волшебство?
— Музыка позволила себя поймать, чтобы мы могли слушать ее снова и снова, — отозвался Тупс. — По-моему, аркканцлер, ты специально наступил мне на ногу!
— Слушать снова и снова? — переспросил Достабль. — Просто открыв коробку?
— Да, — сказал Тупс.
— Нет, — сказал Чудакулли.
— Да, — стоял на своем Тупс. — Я же показывал, аркканцлер. Или ты не помнишь?
— Ничего не помню.
— А любая коробка подойдет? — спросил Достабль хриплым от предчувствия денег голосом.
— Да, нужно только натянуть внутри струну, чтобы музыке было где жить и — ой-ой-ой!
— У тебя какие-то очень опасные мышечные спазмы, — забеспокоился Чудакулли. — Пошли, господин Думминг, не будем отнимать драгоценное время у господина Достабля.
— А вы его и не отнимаете, — заверил Достабль. — Значит, говорите, коробки, полные музыки?
— Коробку мы забираем с собой! — рявкнул Чудакулли. — Это часть важного магического эксперимента!
Он подтолкнул Тупса, но, видимо, чересчур сильно, потому что молодой волшебник согнулся в три погибели.
— Куда ты так торопишься? — прохрипел он. — И чего ты меня все время бьешь?
— Господин Думминг, я знаю тебя как человека, пытающегося осмыслить вселенную. Но существует очень важное правило: никогда не давайте обезьяне ключи от банановой плантации. Иногда стоит задуматься о возможных неприятностях… О нет!
Он отпустил Тупса и небрежно махнул рукой:
— Ну, что ты на это скажешь, молодой человек? Какие-нибудь теории имеются?
Что-то золотисто-коричневое, очень неприятного вида, вытекало на улицу из открытой двери какой-то лавки. Прямо на глазах у волшебников со звоном разбилось стекло, и коричневая жижа потекла из второй двери.
Чудакулли решительно шагнул вперед, зачерпнул целую пригоршню непонятной субстанции и проворно отскочил, прежде чем жижа успела поглотить его башмаки. Он поднес руку к носу и принюхался.
— Что, смертельно опасные испражнения Подземельных Измерений? — спросил Тупс.
— Вряд ли, — ответил Чудакулли. — Судя по запаху, это кофе.
— Кофе?
— Или пена с запахом кофе. И почему-то меня преследуют смутные подозрения, что во всем этом замешаны волшебники.
Из жижи восстала покрытая коричневыми пузырями фигура.
— Стой, кто идет? — рявкнул Чудакулли.
— О да! Кто-нибудь запомнил номер той телеги? Еще один пончик, будьте любезны! — весело протараторила фигура и плюхнулась обратно в пену.
— Судя по голосу, это был казначей, — определил Чудакулли. — Пошли, парень. Это всего лишь пузыри.
Он смело вошел в пену.
После минутного замешательства Тупс понял, что на карту поставлена честь молодых волшебников, и последовал за аркканцлером.
И почти сразу наткнулся на кого-то в пузырчатом тумане.
— Э… привет?
— Кто это?
— Это я, Думминг. Я пришел вас спасти.
— Хорошо. И куда мне идти?
— Э…
Из глубины кофейного облака донеслись неясные взрывы и хлопки. Тупс заморгал. Уровень пены постепенно начал падать.
На поверхности, подобно бревнам в пересыхающем озере, показались остроконечные шляпы.
Рассыпая брызги кофе, подошел Чудакулли.
— Здесь имела место какая-то исключительная глупость, — сказал он, — и я подожду, пока декан сознается.
— Не понимаю, с чего ты взял, что виноват именно я, — пробормотал один из столбов кофейного цвета.
— А кто?
— Декан сказал, что кофе должен быть с пенкой, — сообщила куча пены, очертаниями напоминавшая главного философа. — Он произнес простое заклинание, тогда-то нас и накрыло.
— Значит, это все-таки был ты, декан.
— Да, не буду возражать, но на самом деле виновато странное стечение обстоятельств, — несколько раздраженно произнес декан.
— Убирайтесь отсюда, все! — приказал Чудакулли. — Сию минуту возвращайтесь в Университет.
— Почему ты вечно меня во всем винишь? Только потому, что иногда я действительно ви…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Пена еще немного осела, явив сначала шлем, а потом пару глаз.
— Прошу прощения, — раздался откуда-то из-под пузырей гневный голос. — Но кто будет расплачиваться? С вас четыре доллара, большое спасибо.
— Все деньги у казначея, — быстро произнес Чудакулли.
— Были, — возразил главный философ. — Но он купил семнадцать пончиков.
— С сахаром? — вскипел Чудакулли. — И вы разрешили ему есть сахар? Знаете же, что ему ни в коем случае нельзя сахар, он себя потом странно ведет. Госпожа Герпес обещала подать заявление об уходе, если мы еще раз подпустим его к сахару. — Он повел коричневых волшебников к сломанной двери лавки. — Все в порядке, дружище, — сказал он владельцу кофейни. — Мы — волшебники. Завтра утром я пришлю деньги.
— Ха, и ты считаешь, я тебе поверю? — воскликнул гном.
Ночь выдалась длинной и тяжелой. Повернувшись, Чудакулли взмахнул рукой. Раздался треск октаринового пламени, и на каменной стене выжглись слова: «Я ДЛЖН ТБЕ 4 ДОЛАРА».
— Конечно поверю, нет проблем. — Гном нырнул обратно в пену.
— Не думаю, что госпожа Герпес будет нас ругать, — заметил профессор современного руносложения, пока они, хлюпая туфлями, шли по ночным улицам. — Я видел ее и еще нескольких служанок на… э-э… концерте. Ну, девчонок с кухни. Молли, Полли и… э-э… Долли. Они… э-э… кричали.
— Музыка не показалась мне настолько плохой, — заметил Чудакулли.
— Нет… э-э… не как от боли, — поправился профессор современного руносложения и густо покраснел. — Они закричали, когда тот парень принялся вилять бедрами. Вот так…
— Что-то он больно походил на эльфа, — с подозрением припомнил Чудакулли.
— А еще… э-э… кажется, она бросила на сцену что-то из своего… э-э… белья.
Услышав это, замолчал даже Чудакулли. Каждый волшебник вдруг погрузился в глубоко личные мысли.
— Кто, госпожа Герпес? — спросил заведующий кафедрой беспредметных изысканий.
— Да.
— Что, свои…
— Думаю… э-э… да.
Чудакулли довелось как-то раз узреть сушившееся на веревке белье госпожи Герпес. Он и представить себе не мог, что в мире существует так много розовой резинки для белья.
— Что, действительно свои?… — спросил словно откуда-то издалека декан.
— Я практически уверен.
— Это был опасный трюк, — быстро произнес Чудакулли. — Кто-то мог получить тяжелую травму. Значит, так, всем немедленно вернуться в Университет и принять холодную ванну.
— Действительно свои?… — не унимался заведующий кафедрой беспредметных изысканий.
Образ белья госпожи Герпес наотрез отказывался покидать уютные головы волшебников.
— Займитесь наконец делом и найдите казначея! — рявкнул Чудакулли. — И знаете что? Завтра утром я с удовольствием вызвал бы вас к руководству Университета — если бы вы не были этим самым руководством…
Старикашка Рон, профессиональный маньяк и один из самых трудолюбивых нищих Анк-Морпорка, подслеповато вгляделся в полумрак. У лорда Витинари было превосходное ночное зрение. И, к сожалению, очень острое обоняние.
— Ну, а что потом? — спросил он, стараясь дышать в сторону, — несмотря на то что сам Старикашка Рон был горбатым карликом, его запах, казалось, заполнял весь окружающий мир.
На самом деле Старикашка Рон был физическим шизофреником. Был Старикашка Рон, и был запах Старикашки Рона, который за долгие годы развился настолько, что стал отдельной личностью. Каждый человек обладает каким-то запахом, который сохраняется некоторое время после его ухода, но запах Старикашки Рона обладал способностью появляться за несколько минут до самого нищего, чтобы расположиться поудобнее и спокойно дожидаться хозяина. Этот запах эволюционировал в нечто настолько поразительное, что человеческий нос, будучи не в состоянии его воспринимать, мгновенно самозатыкался, спасая организм от жуткого отравления. Люди узнавали о приближении Старикашки Рона по тому, что у них в ушах начинала плавиться сера.
