Подобные машины появились в 1950-х годах, а в последующие 30 лет были разработаны две революционные технологии, которые изменили нашу жизнь: микросхемы позволили уменьшить компьютеры до размеров персональных, а сети с коммутацией пакетов объединили их в единую среду. Благодаря союзу интернета и компьютеров буйным цветом зацвели социальные сети и цифровое искусство, сформировались разнообразные сообщества, стало проще делиться контентом. Реализовалась идея Ады создать “научное искусство”, которое опиралось бы на творчество и технологии подобно тому, как ткацкий станок Жаккарда использует нити для изготовления ткани.
У Ады был бы еще один повод заслуженно гордиться собой. Она была права (по крайней мере, до настоящего момента) насчет такого спорного вопроса, как искусственный интеллект. Она утверждала, что ни один даже самый мощный компьютер не сможет по-настоящему думать. Через сто лет после ее смерти Алан Тьюринг назвал это “возражениями Ады Лавлейс” и постарался их опровергнуть. Согласно его определению разумной машины, она должна уметь ответить на ряд вопросов так, чтобы человек не заподозрил, что его собеседник — компьютер. Тьюринг верил, что через несколько десятилетий машины научатся нас обманывать, однако с тех пор прошло более 60 лет, и пока ни одна система так и не прошла довольно простой и в чем-то даже глупый тест Тьюринга. И уж тем более ни один компьютер не смог покорить планку, заданную Адой, и сгенерировать собственную мысль.
Идея написать роман о докторе Франкенштейне пришла Мэри Шелли, когда она отдыхала вместе с отцом Ады, лордом Байроном. С момента публикации этой книги человечеству не давала покоя идея о по-настоящему мыслящем искусственном разуме. Сюжет романа был многократно использован в научной фантастике. Например, Стэнли Кубрик снял фильм “2001 год: Космическая одиссея”, где одним из персонажей был чрезмерно умный зловещий компьютер HAL с вкрадчивым голосом. Он мастерски имитировал человеческое поведение: общался, логически рассуждал, распознавал лица, ценил красоту, выражал эмоции и, конечно же, играл в шахматы. Однако астронавты обнаружили ошибку в работе HAL и решили его отключить. Прознавший об их планах HAL убивает всех людей, кроме одного, но оставшийся в живых герой все-таки добирается до когнитивных систем компьютера и отключает их одну за одной. Постепенно уходя в небытие, HAL напевает песню Daisy Bell — так Кубрик отдал дань уважения первой мелодии, исполненной машиной (в 1961 году ее “спел” компьютер IBM 704 в лаборатории Bell Labs).
Поклонники идеи искусственного разума нередко обещали и даже пугали, что со дня на день появятся компьютеры вроде HAL и пророчества Ады не сбудутся. С такими настроениями прошла Дартмутская конференция по вопросам искусственного интеллекта, где этот термин и был придуман. Участники съезда, проведенного в 1956 году Джоном Маккарти и Марвином Мински, предрекали, что лет через двадцать эта область шагнет вперед. Этого не случилось. Каждое десятилетие новая волна специалистов прогнозировала, что искусственный разум появится в следующие 20 лет. Однако мираж оставался миражом — заветная цель продолжала маячить на горизонте “на расстоянии” 20 лет.
Незадолго до своей смерти (а умер он в 1957 году) Джон фон Нейман также пытался разгадать тайну искусственного интеллекта. Он участвовал в разработке архитектуры цифрового компьютера и благодаря этому осознал, что человеческое мышление устроено принципиально иначе. Цифровые компьютеры оперируют конкретными объектами, тогда как наш мозг, насколько нам известно, обрабатывает непрерывную череду возможностей, то есть частично является аналоговой системой. Иными словами, наш мыслительный процесс включает в себя обильный поток импульсов и аналоговых волн, посылаемых нервной системой, благодаря чему наше сознание не бинарно: помимо ответов “да” и “нет”, в нашем арсенале имеются “может быть”, “вероятно” и прочие расплывчатые варианты, а иногда мы можем замяться и попросту смолчать. Фон Нейман предположил, что для создания искусственного разума нам придется уйти от чисто цифрового подхода к комбинированному: объединить цифровой и аналоговый методы. Он писал, что “логика должна будет мутировать и заключить союз с неврологией”, то есть, грубо говоря, компьютерам предстояло имитировать работу человеческого мозга1.
Одна из первых попыток это реализовать была предпринята в 1958 году, когда преподаватель Корнелльского университета Фрэнк Розенблатт при помощи математики создал искусственную нейросеть “Перцептрон”, приближенную к человеческой. В теории она могла распознавать образы, используя статистический метод. Пресса встала на уши, когда министерство ВМС, финансировавшее “Перцептрон”, устроило презентацию. Впоследствии похожую шумиху будут разводить вокруг многих заявлений о создании искусственного интеллекта. Газета The New York Times восхищенно сообщала, что “в ВМС запустили прототип компьютера, который в будущем сможет ходить, говорить, видеть, писать, воспроизводить себя и осознавать свое существование”. The New Yorker восторгался в унисон: “«Перцептрон»… как ясно из названия, способен рождать новые мысли. Нас вызывает на дуэль первый серьезный конкурент человеческому интеллекту”2.
Прошло без малого 60 лет, а “Перцептрон” до сих пор не создан3. На протяжении этого времени практически каждый год появлялись полные энтузиазма статьи о пришествии очередного чуда из чудес, которое может копировать и даже превзойти человеческий разум. И каждый второй автор воспевал новую технологию почти теми же фразами, какими пресса прославляла “Перцептрон” в 1958 году.
Споры об искусственном интеллекте немного оживлялись дважды, по крайней мере в массовой прессе: в 1997 году, когда чемпион мира Гарри Каспаров проиграл шахматный матч компьютеру Deep Blue компании IBM, и в 2011 году, когда компьютер Watson, оснащенный вопросно-ответной системой искусственного разума, выиграл в телеигре Jeopardy![117] у чемпионов Брэда Раттера и Кена Дженнингса. По мнению гендиректора IBM Джинни Рометти, эти события затронули все сообщество4, однако она первой признала, что настоящим прорывом в области они не стали. Deep Blue выиграл шахматный матч, что называется, “грубой силой”, методом полного перебора, потому что он за секунду мог просчитать 200 миллионов позиций и сравнить их с 700 тысячами предыдущих игр гроссмейстеров. Многие из нас согласятся, что вычислительные подвиги Deep Blue сильно отличаются от того, что принято называть мышлением. “Deep Blue «умен» так же, как любой заводной будильник, — комментировал игру Каспаров. — Но не то чтобы мне было легче от мысли, что я проиграл будильнику стоимостью 10 миллионов долларов”5.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
