Ради этой младенческой улыбки решилась она остаться здесь, задумав поднять из пепла отчий дом, взрастить на бесплодной земле злаки, расчистить канавы, чтобы влага вновь напоила долину, обсадить берега деревьями, чтобы люди могли наслаждаться их плодами, привесить колокольцы к шеям овец и выгнать отару на сочные пастбища, снова зажечь на себе светила и озарить ими душу человеческую, изгнав из нее мрак, боль и печаль.
Решившись свершить все это, она обратилась лицом к пепелищу, когда колесница Устиги скрылась за руинами храма Энлиля и образ князя растаял в далекой дымке.
Вновь окинула она взглядом мертвую деревню, убеждаясь, что кроме нее здесь никого нет.
Нанаи обошла пепелище. В одном месте уцелела часть глинобитной ограды. Во дворике валялись кувшин и мотыга, принадлежавшие ее отцу. Должно быть, персы настигли его, когда он работал, мотыга выпала у него из рук. Связав отца и подпалив дом, они бросили его в огонь, где он и погиб в страшных мучениях.
Сердцу хотелось скорбеть о нем, глазам — оплакивать его. Но пора горя тоже не беспредельна, заживают и раны души.
Нанаи наклонилась, подняла кувшин и мотыгу и, придя к канаве, стала расчищать ее, наполняя жижей кувшин. Кувшин за кувшином таскала она к развалинам, а когда глина немного подсохла, принялась лепить из нее кирпичи и раскладывать их на солнце. До изнеможения трудилась она день за днем, питаясь водой и финиками. Это была борьба не на жизнь, а на смерть.
Нанаи возводила основание дома, когда в деревню начали возвращаться люди.
Они тоже принялись таскать глину из канав, лепить кирпичи и сушить их на солнце. Труд их был незаметен, но упорен. Люди отстраивали жилище для себя и своих детей.
Стены домов росли, но поселяне сомневались — не напрасен ли их труд? Что, если с севера опять налетит ураган и развеет в прах кровли и стены? Что, если огонь снова прогонит их из жилищ в леса, к диким зверям? Что, если мечи врагов снова станут рубить головы и поливать землю кровью?
Когда соседи пришли к Нанаи со своими тревогами, Нанаи сказала:
— Я тоже потеряла все, но не отчаиваюсь. Кто теряет, тот и находит. Персы надругались над моим отцом, бросив его в огонь. Персы убили моего Набусардара. Обезоружили его войско и опозорили наш край. Они отняли у нас имущество и десятки тысяч халдеев угнали в рабство за Эламские холмы. На халдейском троне сидит Кир, всеми делами в Вавилонии вершат чужеземцы. И все-таки я не отчаиваюсь. Жестокие испытания научили меня сильнее любить, мужественнее переносить невзгоды, крепче верить. Добрая Таба, о судьбе которой никто из вас не знает, предсказала, что пойдет от меня новое поколение поборников правды, любви и справедливости. Я ношу под сердцем сына Набусардара и научу его любви, правде и справедливости, чтобы судьба вернула ему самое дорогое для человека — родину, избавленную от врагов и вражды. Они слушали ее, затаив дыхание; одна из женщин сказала:
— Твой сын — княжеского рода. Быть может, ты носишь под сердцем будущего царя Вавилонии, ради которого Энлиль изгонит персов из нашей отчизны.
Нанаи улыбнулась.
— Не одним царям покровительствует судьба, — возразила она, — не драгоценные камни, а дела человека кладет она на чашу своих весов. Соседка подивилась, как мудро она им все объяснила. В тот же день, когда сумерки опустились на поля, люди пришли к Нанаи, чтобы побыть возле нее, почерпнуть силы в ее словах, — по тем нелегким временам они нуждались в них, как голодный в хлебе, как жаждущий в воде.
Толковали до глубокой ночи, пока усталость после изнурительной работы на склонила их головы в дремоте. Нанаи одиноко стерегла их сон, как некогда стерегла стадо белых овец у Оливковой рощи.
Наконец сон сморил ее, и она прикорнула среди гостей.
Той ночью нежданно-негаданно в Деревню Золотых Колосьев прилетели южные ветры. Они продули хижины, развеяли песок и пепел и, погладив по щеке спящую Нанаи, стряхнули на ее лоб золотистую прядь волос.
А Нанаи снилось, будто за деревней снова колосятся хлеба, будто вдоль каналов колышется волнами ячмень и пшеница и над тучными нивами парит жаворонок. Он несется над просторами, словно желая крылами и песнями объять белый свет.
Увидела она во сне и себя. Она сидит на меже, обнимая своего сыночка. У него черные курчавые волосы и открытый, огненный взгляд Набусардара. Горящими глазами он как завороженный следит за дерзким полетом птицы. Сердце мальчика учащенно бьется, мечтая о таких же крыльях и головокружительной высоте. Нанаи прижимает его к себе и говорит:
— У всех, кто живет любовью и правдой, вырастают крылья, чтобы мог человек взлететь и объять умом и сердцем целый мир. Вырастут они и у тебя, мой маленький, мой яблоневый цветик, любовь моя бесценная. Но сперва подрасти, стань мужчиной и освети делами землю, в которой почиет твой отец, великий Набусардар. Вот так, мой маленький, цветик мой яблоневый, любовь моя бесценная.
