– А что было дальше? – пробормотал он. – Понятия не имею. Все это было так давно, но для меня – все это только будет. А будет ли? И было ли? Бог его знает…
ГЛАВА 7.
– Ну ты просто писатель. – Лека отложила тетрадь с историями про Лю Дэаня. – Здорово у тебя получается. И Лю этот мне нравится – такой же упрямый, как ты. Это ты с себя написал?
– Нет. С него.
– В самом деле, Дем, давай издадим твою книжку? Написать только более современным языком. С комментариями на каждой странице, чтобы понять хоть что-то можно было. Пойдет за милую душу.
– Ага, обязательно издам, – пообещал Демид. – Под псевдонимом Тайдисянь Д. Коробов. Никто не догадается, что это я.
– Ну а если серьезно? Тебе в самом деле все это снится?
– Снится? Да не снится мне! Просто я живу по ночам другой жизнью. Хотя, может быть, и не хотел бы этого.
– И какие выводы ты можешь сделать из этого? Ты же говорил, что это должно подвести тебя к разгадке?
– Пока никаких. Может быть, дальше что-то прояснится? Это не просто сны, Лека. Однажды я в самом деле стал мастером Лю. Наяву. Когда дрался с Табунщиком. Это спасло мне жизнь. Знаешь, часто мне хочется встретиться с господином Лю и задать ему вопросы – те, что так мучают меня. Но увы, он давно умер. Все, что мне осталось – наблюдать за его давно прошедшей жизнью и пытаться хоть что-нибудь понять.
* * *
Лека разглядывала фотографии в семейном альбоме Демида, а сам "хозяин семьи" что-то увлеченно паял, наполняя комнату вонючим дымом жженой канифоли.
– Дем, а вот это что?
– Не знаю.
– Ну Демочка! Милый мой, любимый мужчина! Оторви свою попочку от стула! Успеешь еще доломать свои приборы. Вот, посмотри, что это за фотография такая? Красиво очень.
– Это? – Демка прищурился. – Пейзаж какой-то. Этим фотографиям сто лет в обед. Их моя мама делала, когда меня еще на свете не было. Она туристкой была, активисткой и любителем-фотографом. Всю страну объездила. Романтика шестидесятых! В космос Терешкову запускают. А здесь, на земле – палатки, дым костра, "солнышко лесное". Физики и лирики. Ты представь, ведь она тогда была моложе, чем я сейчас! Тогда, наверное, будущее виделось кристально светлым… Коммунизм был на горизонте! Знаешь, какая у меня классная мама! Мы всегда с ней были друзьями. Да, настоящими друзьями! Никто не понимал меня так, как она. Но это все так… воспоминания детства. Теперь она сильно изменилась. Сама понимаешь, болезнь.
– А где она? В больнице? В приюте каком-нибудь?
– Ну что ты! – Демид скривился. – Неужели ты думаешь, что я такая скотина, чтобы отправить свою маму жить в психобольницу? Она с теткой моей живет, сестрой своей. Собственно говоря, и я там вырос. Эту-то квартиру я только два года назад купил. Представляешь, какая классная семейка у нас была – я, мамаша-одиночка, и тетка, которая никогда замужем не была. И обе – педагоги.
– Кошмар… Наверное, доставали тебя со страшной силой?
– Да нет. Говорю же тебе, мама всегда хорошо меня понимала. Вот тетка – да. Временами переносила на меня свои непомерные амбиции. Представляешь, даже в балет меня отдала. Полтора года я там промучился. Музыке пробовали учить, языкам всяким – английскому, испанскому. Отовсюду я сбегал, пока не занялся спортом. Тут-то я наконец понял, что это – мое. Хотя тетя Паша была недовольна. Она считала, что спорт, особенно борьба – это занятие для мужланов. Аристократкой, понимаешь ли, себя считала.
– Тетя Паша? – Лека хихикнула.
– Ну да. Павлина Ивановна. Классное имечко? Я, когда злился, так и называл ее – Павлина. Или просто Павлин. Представляешь, как человека припечатали? Говорят, имя, данное человеку, во многом определяет его характер. Тут это совпадало на сто процентов. Павлиниха была самая натуральная. Хвост веером и голос, как у курицы. Любила меня, правда, до безумия – по-своему. За это многое прощается.
– Понятно… И что же, мужиков совсем у вас не было в семье?
– Были. У меня ведь три отчима было – один за другим. Неплохие люди, между прочим. Одного я очень любил. Он погиб, когда мне шесть лет было. В горах разбился, сорвался в пропасть. Идиотская смерть, правда? Не понимаю я такой романтики. Может быть, я слишком прагматичен. Но, если у меня когда-нибудь дети будут, я буду беречь свою жизнь, как зеницу ока. Не ради себя – ради детей. Ведь им так плохо расти без отца. Нужно, чтоб папка был. Я ведь его папкой звал – не знал, что он не родной мне. А потом были еще "папы", но я и привыкнуть к ним не успевал – они уже уходили. Может быть, Павлина им не нравилась. А может, не могли смириться с тем, что для матери на первом месте всегда был я. Такие вот дела…
– Нестандартный ты человек, Демид, – сказала Лека. – Ты в меру прагматичен, немного консервативен, порою до тошноты осторожен. Не знай я тебя, по разговорам твоим подумала бы, что твой удел – сидеть дома и не высовываться. Жениться на какой-нибудь толстой бабе, шаркать по дому в мягких тапочках и выпивать рюмку водки перед ужином. А ты носишься на машине под сто шестьдесят, дерешься с кем попало, лазишь по стенам как лунатик, танцуешь как Фред Астор, копаешься в книгах, которые нормальные люди не читают. Ты не можешь сидеть спокойно, у тебя шило в заднице. Ты великий притворщик, Демид, но меня ты не обманешь! Я прекрасно знаю, что в следующую секунду ты опять взбрыкнешь и помчишься куда-нибудь, сломя голову. И меня потащишь за собою.
– Судьба такая, Леночка. На самом деле я именно такой, как ты описывала – в тапочках… Когда вся эта карусель кончится, я переберусь в свой домик в деревне, днем буду собирать колорадских жуков с картошки, а вечером бессмысленно таращиться в телевизор, меланхолически вздыхать и вспоминать тебя, милая. Потому что ты не сможешь жить с таким скучным человеком, как я, и уйдешь к какому-нибудь веселому, красивому и молодому. А мое сердце будет навек разбито, потому что я люблю только тебя…
– Ой, ой, старикашка какой нашелся! – Лека бросила альбом на диван, и фотографии веером рассыпались по покрывалу. Потом приподняла юбочку и шлепнулась Демиду на колени, едва не свалив его со стула. – Дем, я тебя тоже люблю! Правда-правда! Я тебя не брошу, ты только не выгоняй меня. Я, конечно, противная и привязчивая, но я без тебя жить не смогу.
Демид положил руки на гладкие бедра девушки и рывком придвинул ее к себе – так, что голова Леки откинулась назад. Лека закинула руки за спину и стащила через голову оранжевую маечку.
– Дем, а за что ты меня любишь?
– За то, что ты дезодорантами не пользуешься.
– И все? – Лека гневно нахмурила брови. – И это все, за что меня можно любить? Я немедленно бегу в магазин и покупаю литр духов. Нет, десять литров. Буду в них купаться!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
