— Добрый вечер, дамы, — подойдя к столику, произнес Бен и поклонился.
Лица сидящих за столиком удивленно обратились к нему. Бен пристально посмотрел на британского полковника:
— Знаете, приятель, вы становитесь довольно несносным. Англичанин скользнул по нему взглядом.
— Не вполне уверен, что вас это касается.
— Ваши слова только что убедили меня в обратном.
— Подслушивали, да?
— Откровенно говоря, я старался не слышать вас, но, увы, мне не удалось это.
Второй британский офицер, майор, произнес предостерегающе:
— Ронни…
— Нет, нет! — Полковник отмахнулся рукой. — Я хочу продолжить разговор.
— Насколько я понимаю, — монотонным голосом продолжал Бен, — вы считаете, что операция в Моапоре была фарсом. Я правильно понял?
— О! — Англичанин снова оскалил свои лошадиные зубы. — Один из «героев», надо полагать.
За соседними столиками воцарилась тишина, слышался только гул голосов у стойки.
— Это верно, приятель, — ответил Бен. — Один из героев. Англичанин презрительно улыбнулся и посмотрел на своего компаньона, затем на девушек. Не сводя с них взгляда, он произнес:
— В сущности, по-моему, мы еще не знакомы…
Бен молниеносно схватил англичанина за мундир и рывком поднял его на ноги. Стул, на котором тот сидел, с глухим шумом опрокинулся назад. Англичанин оказался на три дюйма выше Бена и, видимо, фунтов на тридцать тяжелее, но Бен действовал так быстро, что англичанин едва перевел дыхание. Продолжая крепко держать его — их лица находились всего в нескольких дюймах друг от друга, Бен рявкнул голосом, который прозвучал как сигнальный горн:
— Надо встать, когда к вам обращается равный в звании офицер!
Теперь поднялся и второй офицер, и Дэмон, готовясь к бою, направился к нему. Однако полковник, который вывел Бена из равновесия, был настолько потрясен таким оборотом событий, что смог только угрожающе прореветь:
— Уберите прочь ваши грязные руки! Как вы смеете набрасываться на меня!
— Как видите, смею, приятель.
— Я личный друг генерала Блейми и прикомандирован к штабу…
— А мне плевать, будьте вы хоть личным другом императора Августа. Или сейчас же вон отсюда, или оставайтесь здесь, в этом зале, и слушайте, как я буду называть вас горластым лжецом, сволочью и свиньей…
— К вашему сведению…
— Что еще?
В зале стояла напряженная тишина. Англичанин нервно забегал глазами по сторонам. Бен отпустил его, и он сконфуженно мотал головой, чтобы поправить съехавший набок воротник.
— Джентльмены и офицеры, — переводя дух, сказал он, — таких сцен не устраивают…
— А я устраиваю, — ответил Бен пренебрежительно.
Дэмон, наблюдая за его глазами, за его внезапно расслабившейся позой, понял: Бен чувствует, что англичанин драться не станет.
— Ронни, — умоляющим голосом произнес английский майор, — не лучше ли нам…
— Замолчи! — Английский полковник снова обратился к Бену: — Мы сидели с этими дамами, полковник, и я был бы признателен вам, если бы…
— А почему бы нам не предоставить дамам возможность выбора? — перебил его Бен. Улыбаясь, он обратился к ним с забавным легким поклоном: — Кого вы предпочитаете, девушки? Двух «лимонников» или двух янки? Примерно в равных чинах, возрасте, в окружности талии… Но сердце, дамы! Сердце! Ну, что вы скажете?
Дэмон заметил, как медицинская сестра очаровательно улыбнулась нежной сияющей улыбкой, а девушка в голубом платье смущенно провела кончиком язычка по краям зубов. Весь зал, теперь совершенно затихший, наблюдал и ждал. Затем австралийка, все еще улыбаясь и глядя исподлобья на британского полковника, неожиданно запела, отбивая ритм рукой по столу:
Эй, австралийцы, нам пора — Стучатся к нам в ворота — Прогнать презренного врага, Отбить ему охоту…
Весь зал дружно подхватил песню. Англичанин попытался заговорить с девушкой, но та, улыбаясь, запела еще громче; он обратился к Бену, но поющие заглушили его слова. Компаньон полковника дернул его за мундир, они обменялись недоуменными взглядами и под взрывы хохота быстро вышли из бара.
Трубите ж в трубы, австралийцы, И бейте в барабаны, Удар в скулу, еще удар — Пошлем врага мы к праотцам!
За припевом последовали аплодисменты, гул одобрений и похвал со стороны находившихся в зале австралийцев:
— Так ему и надо, янки!..
— Я слышал, как он обливал вас грязью, слышал его, проклятую собаку…
Последовали рукопожатия, взаимные представления, наполнение бокалов, заздравные тосты. Дэмон сходил за своими бокалами, и они подсели за столик к девушкам.
— Вы шикарный парень, — сказала Хэлли Берне Бену. — Вы слышали, как он высмеивал вас? Нет, сущая правда, вы — прелесть.
Бен развел руками.
— Как бы вы меня ни называли, но это я…
— Я прошу извинения за все происшедшее, — сказал Дэмон медицинской сестре. — Бен такой импульсивный.
— Слава богу, нашелся человек, который заставил его замолчать. Отвратительный тип. Многие ли англичане похожи на него?
— Будем надеяться, что нет. Ради Эйзенхауэра.
— И, как назло, противными всегда оказываются люди со связями. Он друг генерала Блейми, вы слышали, как он сказал?
Дэмон кивнул.
— Уж не боитесь ли вы последствий?
— О, нет, — засмеялась она. — Нас в каторжную тюрьму они не посадят, мы им слишком необходимы!
Они выпили еще и отправились в заведение, которое Хэлли Берне обрисовала как подпольный кабачок, где можно выпить грогу, — очевидно, своего рода нелегальная забегаловка, где джин дерет глотку сильней, чем в других таких же заведениях. Оркестр из трех человек — скрипка, аккордеон и кларнет — непрерывно, с натугой играл избитые вещи, а небольшая танцевальная площадка содрогалась от топота и шарканья армейских ботинок. Хэлли, казалось, знала здесь всех. Она работала в военном министерстве в качестве вольнонаемного секретаря.
— Я ни за что не надену военную форму, — заявила она. — Мой папа сказал, что с этого начинается рабство и на этой кончаются личные мечты.
— Но, предположим, каждый начнет рассуждать подобным образом. Что из этого выйдет? — спросил Бен.
— Если каждый рассуждал бы, как я, Бенджи, — возразила Хэлли, сверкая своими фиалковыми глазами, — то мир давно сошел бы с ума. Когда мой «сядь со мной» надел военную форму, я сказала ему: «Ну что ж, дело твое, дружище, но ты никогда не выберешься из нее». И знаете, это оказалось сущей правдой. Он так и не снял ее.
— А почему вы называете его «сядь со мной»? — поинтересовался Бен.
— Не знаю. — Хэлли беспечно пожала плечами. — Рифмуется со словом «мой», понимаете? Например, вместо слова «жена» можно сказать «одна сатана», вместо «голова» скажем: «пьет до дна».
— Ха, мне это нравится! Так ведь можно выдумать замену для каждого слова?
— Не вижу причин, почему бы нет.
— А где сейчас служит твой «сядь со мной»?
— Он не служит, мой милый. Он давно умер. Схлопотал сече пулю под Тобруком. — Они выразили ей сочувствие, но Хэлли не обратила на это внимания. — Что прошло, того уж нет. И ни к чему печальные песни. На то и существует война, не так ли? Чтобы убивать людей. Все это дело случая. Как игра в кости.
— Ты в самом деле так смотришь на жизнь? — спросила ее Джойс.
— Конечно. А что еще остается? Все мы только листья, плывущие вниз по течению: ветер несет их в одну сторону, точение в другую; в некоторые детишки тычут палками, другие волны выбрасывают на берег реки, третьи намокают и опускаются на дно. А речка течет себе и течет.
Эти слова Хэлли вызвали длинней, серьезный спор о свободе воли и необходимости. Бен заявил, что у всех есть широкие возможности выбора.
— Когда я принимаю решение сделать что-нибудь, это в есть выбор.
— Хвасталась синица, что море подожжет, — сощурила глаза Хэлли. — Вы как конфетная масса в машине — куда направят, туда и тянется.
— О, в армии, конечно, так, но я же говорю о настоящем моменте. Я ведь подошел и выложил, что хотел, этому несносному «лимоннику». Разве не так? Я решил заткнуть ему глотку и сделал это.
— Вранье! — Она вызывающе подмигнула ему. — Вы увидите двух хорошеньких девушек, и вас потянуло к ним. Вы подошли бы даже в том случае, если англичанин говорил бы на языке аори.
— Возможно, — согласился Бен, улыбаясь. — Но тогда почему же я выложил ему все это?
— Легко понять. Он высказывает взгляды, которые всегда вызывают у вас ненависть.
Бен в изумлении уставился на нее.
— И вы заметили это?
— Это было так ясно, как будто написано большими буквами на доске для объявлений, мой милый…
Их дружеский бесцельный спор мог продолжаться часами, Дэмон обратился к Джойс:
— А что думаете об этом вы?
— Я изменила свое мнение. До сих пор я считала, что мы обладаем всеми видами свободы воли, а теперь не уверена, имеем ли мы ее вообще. Мне кажется, нас толкают вперед тысячи вещей, которых мы даже не замечаем, даже не подозреваем о том, что они непрерывно влияют на нас.
