отказываются, все время проходит в митингах.
При этих условиях подготовка операций невыполнима, да и сама операция висит в воздухе. Предположение, что с началом артиллерийского огня явится воодушевление – продукт добросовестного желания, а не основан на реальной возможности.
«Новое время», 9 июня
Волнения в Черноморском флоте.
Севастополь, 7 июня. В последние дни происходил в бурные митинги. Много матросов и офицеров выражали недоверие многим офицерам. Обвинения их базировались на слухах, что офицеры втайне мечтают о возврате к старому режиму, против же центрального комитета выдвигалось обвинение в бездействии.
В результате митинга, закончившегося поздно ночью, были арестованы: командир полуэкипажа Грубер и офицеры Кузьмин, Плотников и Эстецкий. Делегатское собрание, начавшееся в 9 часов утра и закончившееся поздно ночью, вынесло постановление о смещении адмирала Колчака.
А. В. Орешников, 10 июня
Судя по газетам, в Севастополе волнения стихли. Совет рабочих депутатов решил считать Государственную Думу и Государственный Совет упраздненными. Большевики-солдаты собираются устроить в Петрограде вооруженную манифестацию; по-видимому, дело без крови не обойдется.
«Петроградский листок», 14 июня
Символ.
В газетах пишут, что ленинцы и большевики совершенно загадили дом Кшесинской. Заплевали, засыпали окурками и сором. Шелковые портьеры заплеваны, шелковая мебель замарана, порвана, поломана; с мебели с кожаной обивкой срезана кожа. В верхнем этаже дома находится ванная комната с огромным мраморным бассейном. В этом бассейне на 1 ½ аршина толщиной набросан слой всякого мусора: окурков, шелухи от подсолнухов, кожи от колбасы, спичечных и папиросных коробок.
Вот символ! Таким мусором закидан весь Петроград, вся Россия! Где ленинцы и большевики – там мусор, там все заплевало, все загажено, там шелуха от подсолнухов, там окурки. Но этот сор можно сжечь, сплавить в реку, от него можно очиститься. Страшнее и омерзительнее тот сор, которые они стараются запорошить глаза малосознательных солдат и рабочих. Страшнее и омерзительнее те плевки, которыми они заплевывают нашу свободу. Долготерпеливы мы, но должна же, наконец, переполнится чаша терпения нашего. Появится же, наконец, метла, которая одним взмахом сметет с Руси весь этот наносный мусор, а с ним и наглых мусорщиков!
А.З.
И. А. Бунин, 15 июня
В Ефремове в городском саду пьяный солдат пел:
Выну саблю, выну востру
И срублю себе главу —
Покатилася головка
Во зеленую траву.
Замечательно это «себе».
В Ефремове мужики приходили в казначейство требовать, чтобы им отдали все какие есть в казначействе деньги: «Ведь это деньги царские, а теперь царя нету, значит, деньги теперь наши».
И. С. Ильин, 15 июня
В Бердичев приезжал Керенский. Он объезжал фронт и везде говорил речи о необходимости наступать. В Бердичеве съехались делегаты Юго-Западного фронта, Керенского встречали с большой помпой, толпы солдат и караулы от разных частей во главе с Брусиловым. Брусилов, обходя фронт одного из караулов, подал руку правофланговому. Все солдаты были с красными бантами.
В гренадерском полку вышел казус – после речи Керенского выступил штабс-капитан Дзевантовский, который заявил, что полк наступать не будет, и, разумеется, встретил горячее сочувствие всех солдат, которые начали галдеть, что никакого наступления не надо. Тогда Керенский, видя, что начинает становиться слишком шумно, закричал:
– Командир полка, потрудитесь водворить порядок!
С двумя адъютантами в великолепном автомобиле Керенский обычно становится на сидение и начинает, захлебываясь, по-актерски говорить. Он призывал к наступлению, говоря, что раньше «вас гнали плетью и пулеметами, а теперь вы должны идти добровольно, чтобы мир увидел, на что способен свободный народ». И этот шут гороховый, с одной стороны, разрушает и уже разрушил всякую дисциплину, с другой, как чуть что, кричит: «Командир полка, потрудитесь!!..» <…>
Настроение съезда было самое разнообразное. Тут были представители всех социалистических толков, кроме кадетов, разумеется, и тем более правее, ибо не быть социалистом сейчас нельзя. <…> Каждый делегат был по горло напичкан революционными словами и программами.
На съезде, приветствуя его, выступал Брусилов, сказав, между прочим:
– Я приветствую в вашем лице самую свободную армию…
И это говорил старый генерал, генерал-адъютант, носивший вензеля императора, сорок лет прослуживший на военной службе! <…> Ведь мы все его помним в Самборе во главе 8-й армии, когда боялись и избегали его встречать на улице. Мы все помним, как он разжаловал нескольких унтер-офицеров за неотдание чести.
Н. Ф. Финдейзен, 16 июня
Разруха идет гигантскими шагами. Кажется, нынешнее «временное правительство», распоряжающееся еще бесцеремоннее и глупее прежнего царского, – скоро так надоест, что его просто выгонят. Цены растут, налоги самовольно набавляют; на все, что прежде требовало санкции Государственной Думы (она, как Пошлепкина «сама себя высекла»!), теперь точно так же проводится указами. Бироны, да и только, напрасно прикрывающиеся фиговым листом «из-под свободы». Все это надоело до тошноты.
Л. А. Бызов, 17 июня
Полки 17-ой дивизии должны были смениться полками 55-ой дивизии. Но 55-ая дивизия отказалась исполнять приказ, и полки не пришли. Сегодня к вечеру товарищи из 17-ой дивизии, уже прошедшие довольно большой конец в сторону Куренца, где они должны были стать в резерв, принуждены были возвращаться обратно. Ворчат на начальство, что оно будто бы хотело открыть фронт, что они не уйдут, пока не подойдет 55-ая дивизия, все это довольно-таки худо и неприглядно. Скорее бы в наступление – но непременно в удачное наступление. Так или иначе, а наступать нам необходимо, иначе бездействие совсем сломит и развратит армию. Впрочем, неудачное наступление, может быть, совершенно погубит все дело. Завтра проклятые большевики в Петербурге что-нибудь устроят. Ну пусть, пусть уж скорее. Хотя помечаю, что главное дело будет все-таки не сейчас еще, а только месяца через полтора. И худо, худо будет, если к тому времени не будет еще наступления.
В. А. Амфитеатров-Кадашев, 18 июня
Отвратительный день: Messieurs de Soviet опять устроили променад, по несколько странной причине: открыт большевицкий заговор – произвести переворот и наградить нас великим счастьем в лице правительства Ленина-Зиновьева. Messieurs очень перепугались такой веселой перспективы, ринулись к казармам и заводам, забарабанили в 350 языков и уговорили «массы» не восставать. Чтобы массы не плакали и не скучали, решили сегодня пошляться по улицам с целью выявления единения пролетариата (хотя странное единение, если вчера чуть не подрались!). Я, конечно, на это игрище не пошел, только прогулялся по Каменноостровскому, видел, как какая-то сволочь тащила красную тряпку с надписью «Долой войну!» и еще какого-то черномазого жида на балконе дома Кшесинской