тот же день во время прогулки обратился к сопровождавшей его охране с замечанием:
– А это хорошо, что Керенский – военный министр. Он, мне кажется, способен поднять дух в армии.
А. Е. Снесарев, 14 мая
Вчера Станюкович возвратился из Подгайц, где присутствовал на митинге военного министра (одет по-английски, в гетры, кэпи, красиво). Он кричит, прыгает, впадает в истерические возгласы, совершенно как митинговый оратор (напомнил рабочего 12 апреля). Отдельные периоды он заканчивает вопросами, на которые нет другого ответа, как в его духе («правильно», «лучше» – армия царя или нынешняя и т. п.)… За ним Брусилов – также кричит, махает красным знаменем («Это революционное знамя вручил мне военный министр…» и т. д. Керенский иногда у него вырывает знамя и махает им еще быстрее и выше, становясь на цыпочки), играет на слове «царь»… Тоже делает из себя митингового оратора.
Говорил еще какой-то профессор, содержательно выясняя нашу финансовую зависимость от союзников и наше обязательство, но не создавал настроения. После Керенского создавалось впечатление у Станюковича, что Керенский говорит искусственно, сам не верит своим словам и не верит, что пойдут в наступление. Брусилов вызывает и изумление, и сожаление: «Зачем он это говорит…» Словом, какая-то легкая митинговая комедия, не достойная ни грозного момента и сурового дела, ни самих руководителей, а Брусилов заслуживает просто презрения. Впечатление минутное – на короткое время, пока Керенского несли на руках, а затем ни следа, как от пены морской.
В. П. Кравков, 14 мая
На днях приезжал на фронт и в армию Керенский, от которого более легковерная публика ожидает с нетерпением обещанного им насаждения «железной дисциплины» и применения «во всей строгости законов» в развалившихся войсках; но – увы! – пока еще ничто не предвещает этого; очевидцы рассказывают, что новый наш народный военный министр прибыл в шикарном поезде; свели его из вагона чуть не под руки два будто бы уголовных каторжника – телохранителя; в указанное им место сбора намеченной дивизии части ее долгое время упирались за некоторой дальностью расстояния идти, многие из «свободных граждан» в шинелях прямо-таки требовали, пусть-де сам к ним едет министр, у него-де есть автомобиль, а нам-де придется к нему ломить пешедралом; наконец-таки, хотя и не в полном составе, серая публика собралась и стала ожидать; прождавши с ½ часа некоторые стали самовольно расходиться восвояси; наконец, прибыл сам министр; поговоривши перед солдатами о царском гнилом режиме и о сладостях полученных свобод, он в самых изысканно-вежливых сантиментах пригласил собравшуюся ораву с позиций самовольно не уходить, подчеркнувши, что силой-де удерживать вас в окопах мы не будем, надеясь, что вы (подразумевай – «паиньки»!) не будете удирать… «Ведь вы этого не сделаете? Да? Да?..» – настойчиво он заключил этим вопросом свое обращение к нашим горе-воинам; погладивши по голове их, он еще разъяснил им, что офицер – тот же-де солдат, который только должен вдвое больше работать и вдвое, если не больше, несет ответственности против них, милых голубчиков! Нетрудно предвидеть, как все эти прекрасные речи «власти» преломятся в черепах всей серой массы – отобьют ли у нее смертную охоту втыкать штыки в землю и неудержимое устремление «до лясу», или нет; а пока результаты толстовского непротивленства нашей власти злу мы видим…
Провожаемые с большой торжественностью на позиции маршевые роты из Петербурга в составе, например, в 2000 человек прибывают к нам сюда весьма чувствительно растаявшими до состава человек в 200!! Из Киева недавно отправленная партия пополнения в 1500 человек дошла до вокзала в составе лишь 120 человек!
Е. И. Лакиер, 16 мая
Вчерашний день – один из лучших и радостных в моей жизни: приехал Александр Федорович Керенский, надежда всей России – и я его видела! Все были в каком-то религиозном экстазе, и толпа превратилась в дикарей. Бешено орали «Ура!». Когда подъехал его автомобиль и вся толпа, прервав солдатскую цепь, бросилась к нему, то я одно время чувствовала, что теряю сознание, так как мне так сдавили грудь, что сперло дыхание и в глазах завертелись огненные круги. У всех был удивительный подъем. Как его любят, как боготворят! Многие стояли и плакали от восторга и умиления. Я никогда не забуду выражения его энергичного лица: озабоченного и скорбного и вместе с тем бесконечно доброго. А какая у него обаятельная улыбка! И сколько он должен был сделать хорошего, чтобы заслужить всеобщее обожание. Про него никто не может сказать ничего дурного, даже его враги, даже ленинцы. <…>
Керенский сказал где-то на митинге, что нигде его так не встречали, как в Одессе. Я думаю! Одесситы экспансивные и такие восторженные. Многие ему целовали руки и даже ноги, притрагивались к его одежде… В особенности были растроганы наши защитники, бородатые серые солдатики, которые стояли и от полноты чувств вытирали слезы мозолистыми кулаками. Это зрелище было прямо умилительно. Дай Бог, чтобы он здравствовал и чтобы горячо любимая им родина обрела наконец хоть относительный покой. Каким удивительным и вполне заслуженным почетом он пользуется. Вот кто завоевал всеобщую народную любовь! В какой-то газете я прочла, что портреты Керенского можно увидеть в каждой крестьянской семье, где он почитается как святой, и ему даже молятся. Дошло до того, что его изображение вытеснило даже портреты Иоанна Кронштадтского, столь почитаемого в простом народе. А Ленин отождествлялся у них с Антихристом, злым духом, посеявшим разлад и смуту на Руси. Керенский – Христос, Ленин – Антихрист – два антипода. Милый, дорогой Керенский, гений и главный двигатель Русской Революции.
Всюду царит необычайное воодушевление, прямо удивляешься. Все сразу подешевело. Наша революция справедливая и не похожа на кровавую французскую расправу. Она – великая бескровная.
Ф. Я. Ростковский, 18 мая
Хвосты для получения хлеба все такой же длины, если не больше. Все газеты переполнены отчетами о различных съездах, речах, речах и речах. Все всюду говорят о необходимости наступления, а никто не двигается. Конечно, крайние социалисты кричат о прекращении войны
Да и министры идут врозь. Военный министр Керенский, сознавший всю дезорганизацию в армии крепко осуждает братание и требует прекращения его, указывая на необходимость наступления, говорит об этом всюду, открыто, решительно, а Чернов, министр земледелия, в речах говорит что сепаратный мир недопустим, а молчаливое сепаратное перемирие – отчего же и нет?
Крестьянский съезд требует обеспечения орудиями, семенами, инвентарем, дешевым кредитом, а министр труда Скобелев отвечает: мы возьмем все деньги из касс банков, всю прибыль у владельцев промышленных заведений, предоставим рабочим требовать какую угодно плату за
