(справедливость требует отметить, что жиду здорово свистели и кричали: «Немецкие деньги!»). Впечатление ужасное: что может быть гаже улицы, полной разнузданною, наглою, вонючею чернью!
«Газета для всех», 18 июня
Дворец Кшесинской.
(По телефону из Петрограда.)
Во дворце Кшесинской поздно ночью состоялось собрание солдат Петроградского гарнизона, которые вынесли следующую резолюцию: «Дворец балерины, выстроенный бывшим царем на народные деньги, должен быть признан народным достоянием и поэтому солдаты революционной армии решили его балерине не возвращать».
М. С. Анисимов, 18 июня
С 3-х часов легкие орудия открыли огонь химическими снарядами в тыл неприятелю на 6 верст, а тяжелые по окопам и по неприятельской артиллерии. Сплошь гудит, ничего не разберешь что делается, все смешано с землей и дымом вся местность покрыта точно ковром. Солнце покрылось дымом все, трудно описать. Не подается описанию. Орудия разогрелись очень сильно, почти докрасна, прислуга вся в поту до ниточки, лихорадочно исполняя свой долг. В 12 часов дня передают по телефону – наши заняли три линии окопов с пленными, бой продолжается в лихорадочном состоянии. Жара страшная, гремит и грохочет. Кругом аэропланы сверху, гудит артиллерия всех родов, лихорадочно работает, поднимая целые облака земли и всю ночь шел бой, точно ад рокотал.
А. А. Блок, 19 июня
Когда я вечером вышел на улицу, оказалось, что началось наступление, наши прорвали фронт и взяли 9000 пленных, а «Новое время», рот которого до сих пор не зажат (страшное русское добродушие!), обливает в своей вечерке русские войска грязью своих похвал. Обливает Керенского помоями своего восхищения. Улица возбуждена немного. В первый раз за время Революции появились какие-то верховые солдаты с красными шнурками, осаживающие кучки людей крупом лошади.
Ф. Я. Ростковский, 20 июня
Большевики стараются умалить ликование по случаю победы. Они разъезжают в автомобилях, говорят речи и разбрасывают листовки, говоря что наступление не нужно, что все это буржуям только на руку и т. п. В Петрограде масса митингов. <…> Дача Дурново, место пристанища большевиков, взята Преображенцами. Большевики протестуют, утверждая, что это были не Преображенцы, а переодетые, и что солдаты этого не могли сделать. Дворец Кшесинской опять занят большевиками.
Н. Д. Соколов военному министру, 22 июня
20 июня делегация Исполнительного Комитета в составе солдат: Ясайтиса, Вербо, Розенберга и Николая Дмитриевича Соколова имела собеседования с несколькими полками 10-й армии; беседы с тремя полками прошли вполне успешно, но собеседование с 703-м полком, который и военному начальству и местным комитетам был известен как самый дезорганизованный, кончилось крайне печально; продолжительные речи Соколова и Вербо, сводившиеся к требованию подчинения большинству демократии, обращенные к четырехтысячной толпе были заслушаны спокойно, но когда начались прения, один солдат краткую свою речь закончил обращением, не следует ли ораторов задержать, дабы воспрепятствовать им пропагандировать повиновение начальству, требующему теперь наступления; несколько голосов закричало: «да, следует», один солдат по адресу Вербо крикнул: «да это переодетый офицер», а другой по адресу Соколова: «я его знаю, он помещик, я работал у него как рабочий». После этого оратор-солдат ударил Вербо своей металлической шапкой, а большая толпа набросилась с кулаками на Розенберга, Ясайтиса и Соколова; первые двое отделались легкими царапинами, Вербо получил несколько ударов в голову, а особенно тяжелые удары были нанесены Соколову, весь он был облит кровью; когда его, окровавленного, вели под арест в штаб полка, провожавшая толпа громко обсуждала, что с ним сделать: одни предлагали расстрелять, другие утопить, третьи намеревались бросить его на проволочные заграждения…
Ф. Пухмарев, 23 июня
Русский солдат не привык еще к свободному пониманию того, что стоило громадных жертв, к чему веками стремились ученые люди, для солдата нужен кнут и нагайка, а не разумное толкование, что кажется и сделано гениальным вождем армии г. Керенским и мы очень будем рады если будут приняты в отношении изменников Родины самые крутые меры наказания, не исключая казни, только чем и можно закрепить еще молодую Революционную Россию и не дать коварному врагу укоренится и пустить корни на русской земле.
Ты сама знаешь, что может случится если нам будет продиктован мир тем кого обожает Германия, а солдаты на заключение мира смотрят, как на простую вещь – лишь бы мир и ему больше ничего не треба. Если ему станешь толковать о последствиях мира то он сейчас тебя и по зубам или скажет: Если хочешь хорошего мира, то иди и добывай его, а мне уже не под силу нести военное ярмо и жизнь для меня дороже твоего всякого мира. Вот тут с ним и потолкуй и сделай людей любящих родину.
Р. Ивнев, 24 июня
Большой проспект около Введенской. В трескучем вагоне трамвая (второй, прицепной) солдат (молодой, во цвете лет так около 30-ти, русский) жаловался на «новые порядки», которые будто хуже порядков «Николая Кровавого». Под конец он сказал: «Я против «наступления». Я уж лучше в Германию уеду, там заработаю больше…» Поднялся шум. Я схватился за голову и выбежал. На ходу соскочил. Точно по лицу меня ударили.
«Новое время», 25 июня
Большевики и кронштадтцы на гастролях.
Газеты жалуются на наплыв ленинцев в провинцию. «Киевская Мысль» передает, что приехавшие в Киев представители кронштадтского совета рабочих и солдатских депутатов выступили уже на целом ряде митингов и собраний. На митинге рабочих арсенала была, после речей кронштадтцев, принята большинством двух тысяч голосов против трех резолюция с выражением сошествия кронштадтцам в их борьбе за идеалы последовательного революционного социализма.
В Рыбинске в пьяном виде был. задержан рядовой 1 автомобильной роты Свистунов. Выпущенный на утро из камеры протрезвевшийся Свистунов, передает «Рыбинский Листок», стал угрожав рыбинским милиционерам жестокой расправой.
– Я привезу из Кронштадта товарищей большевиков, говорил он, и мы разнесем весь город.
В Ростове-на-Дону большевики, соединившись вместе с черносотенцами, противодействовали сбору на заем Свободы и избивали раненых солдат, принимавших участие в сборе.
Какой сброд иногда стоит во главе большевистских шаек в провинции, видно из следующего сообщения саратовских газет.
Камышин – уездный город – доселе славился арбузами, а ныне в нем появился «Ванька Сельдерей» – бродяга из Астрахани. Собрав кучку горланов и проходимцев, «Сельдерей» сумел привлечь на свою сторону довольно многочисленную группу солдат запасного полка, которым «Сельдерей» заявил, что он уполномочен Лениным и «кронштадтским императором Рошалем» объявить Камышинскю республику.
«Петроградская газета», 25 июня
Манифестация в честь полков «18 июня».
21
