В тот момент впервые здесь, на самом краю моря, она почувствовала прикосновение к сердцу холодного пальца страха. Потому что это действительно был обряд богов, а она использовала его для собственных тайных целей, для замысла, родившегося в сердце смертной. Допустима ли подобная вещь, какой бы чистой ни была причина?
Дианора оглянулась в сторону дворца и гор, которые так долго определяли ее жизнь. Снега уже сошли с вершины Сангариоса. По преданию, именно на этой вершине Эанна сотворила звезды. И дала им всем имена. Дианора посмотрела вниз и увидела, что Данолеон пристально смотрит на нее с высоты своего роста. Она взглянула в его спокойные, мягкие синие глаза и почувствовала, что тянется к нему назад, сквозь время, чтобы обрести в его спокойствии силу и уверенность.
Ее страх был отброшен, как ненужная одежда. Ведь она здесь именно ради Данолеона, ради всех погибших, подобных ему, ради исчезнувших книг и статуй, песен и имен. Несомненно, боги Триады поймут это, когда будут подводить последний итог ее ереси. Несомненно, Адаон вспомнит Микаэлу у моря. А Эанна, богиня Имен, будет милосердной.
Дианора медленно кивнула, а рев толпы, наконец, стих. Видя это, Верховная жрица бога вышла вперед в своих ярко-красных одеждах и помогла ей снять темно-зеленое платье.
Она осталась стоять у воды в одной тонкой зеленой тунике, едва доходящей до колен, а Брандин держал в руке кольцо.
— Во имя Адаона и Мориан, — произнес он ритуальные слова, отрепетированные и тщательно подготовленные, — и всегда и вечно во имя Эанны, владычицы Огней, мы ищем крова и пропитания. Встретит ли море нас приветливо и понесет ли на своей груди, как мать несет дитя? Примут ли океаны полуострова кольцо в дар от моего имени и от имени всех собравшихся здесь и пошлют ли его нам обратно в знак соединения наших судеб? Я — Брандин ди Кьяра, король Западной Ладони, и я прошу вашего благословения.
Затем он повернулся к ней. После его последних слов пронесся изумленный ропот, изумленный тем, как он себя назвал, и под прикрытием этого ропота, словно окутанный и защищенный им, он прошептал что-то еще, слова, которые услышала только она.
Потом повернулся к морю, отвел назад руку и бросил золотое кольцо, которое описало высокую, сверкающую дугу, в блистающее небо, к ослепительному солнцу.
Дианора видела, как оно достигло наивысшей точки и начало падать. Увидела, как оно ударилось о воду, и тут она нырнула.
Вода оказалась обжигающе холодной, ведь весна только начиналась. Используя инерцию прыжка, она устремилась вниз, сильно отталкиваясь ногами. Зеленая сетка держала ее волосы, поэтому она могла видеть. Брандин бросил кольцо осторожно, но он понимал, что не может просто уронить его рядом с молом — слишком много людей наблюдало за ним. Несколькими сильными гребками она устремилась вниз, глаза ее напряженно смотрели вперед в просачивающемся сверху сине-зеленом свете.
Она ведь может с тем же успехом достать его. Может с тем же успехом попробовать найти кольцо перед тем, как умрет. Может принести его в дар Мориан.
Поразительно, но страх ее совершенно исчез. А возможно, это не так уж и удивительно. Чем была ризелка, что обещало ее видение, если не эту уверенность, что она проведет ее мимо старого ужаса перед темной водой к последним вратам Мориан? Теперь настал конец. Он должен был настать еще очень давно.
Дианора ничего не увидела, еще раз оттолкнулась ногами, погружаясь все глубже, все дальше, туда, где упало кольцо.
В ней действительно жила уверенность, сверкающая ясность, понимание того, как события привели к этому моменту. К моменту, когда, благодаря самому факту ее смерти, Тигана может наконец возродиться. Она знала историю Онестры и Казала; все люди в гавани ее знали. Они все знали, какая катастрофа разразилась после смерти Онестры.
Брандин поставил на эту единственную церемонию все. У него не было другого выхода перед лицом битвы, которую ему навязали слишком рано. Но Альберико теперь его победит; другого результата быть не может. Она точно знала, что последует за ее смертью. Хаос и резкое осуждение, истолкование приговора Триады над этим самоуверенным, самозваным королем Западной Ладони. На западе не будет армии, чтобы дать отпор барбадиорам. Полуостров Ладони будет принадлежать Альберико, и он соберет с него урожай, как с виноградника, или смелет его в муку, словно зерно, жерновами своего честолюбия.
Как жаль, подумала она, но отомстить за это горе придется кому-то другому. Это будет подвигом души другого поколения. Ее собственная мечта, задача, которую она себе поставила с юношеской гордостью, сидя у мертвого очага в доме своего отца много лет назад, заключалась в том, чтобы вернуть миру имя Тиганы.
Ее единственным желанием, если ей позволено желать перед тем, как тьма сомкнется над ней и станет всем, было желание, чтобы Брандин уехал, нашел место вдали от полуострова перед тем, как настанет конец. И чтобы он мог каким-то образом узнать, что его жизнь, куда бы он ни уехал, была последним даром ее любви.
Ее собственная смерть не имела значения. Женщин, которые спали с завоевателями, убивали. Называли их предательницами и убивали самыми разными способами. Смерть в воде сойдет.
Интересно, подумала Дианора, увидит ли она здесь ризелку, зеленое, как море, создание, посланницу судьбы, охраняющую пороги. Интересно, будет ли ей послано последнее видение перед концом. Придет ли за ней Адаон, суровый и блистательный бог, явится ли так, как явился Микаэле на берегу в давние времена. Но ведь она не Микаэла, не прекрасная, сверкающая богиня, невинная в своей юности. Она не верила, что увидит бога.
Вместо него она увидела кольцо.
Оно медленно опускалось вниз прямо над ней, чуть правее, словно обещание или услышанная молитва, сквозь холодные, медленные воды вдали от солнечного света. Дианора протянула руку таким же медленным движением, как все сонные движения в море, и взяла его, и надела на свой палец, чтобы умереть морской невестой с золотым кольцом моря на руке.
Она уже опустилась очень глубоко. Так далеко вниз уже почти не проникал свет. Она знала, что последний запас воздуха скоро тоже закончится, и рефлекторное стремление к поверхности становилось все настойчивее. Она взглянула на кольцо. Кольцо Брандина, его последняя и единственная надежда. Дианора поднесла его к губам и поцеловала, потом отвела взгляд, завершая свою жизнь, свой долгий путь к подвигу, прочь от поверхности, от солнечного света, от любви.
Она все погружалась, заставляя себя нырнуть так глубоко, как только могла. И именно в этот момент к ней явились видения.
Дианора ясно увидела мысленным взором отца, держащего в руках резец и молоток, его плечи и грудь были усыпаны мелкой мраморной пылью. Он шел вместе с принцем по их двору, и Валентин по-приятельски обнимал его рукой за плечи, а потом она увидела его таким, каким он был перед отъездом на войну, неловким и мрачным. Потом в ее воображении возник Баэрд: маленький мальчик с милым характером, казалось, он всегда смеялся. Потом она увидела его плачущим у ее двери в ту ночь, когда ушел Наддо, потом в своих объятиях в рухнувшем, залитом лунным светом мире, и последнее — в дверях дома в ту ночь, когда он ушел. Следующей была ее мать, и Дианора почувствовала, словно она каким-то образом плывет назад, сквозь все эти годы, к своим родным. Потому что эти воспоминания о матери были из времени до падения, до прихода безумия, из времени, когда голос матери казался способным смягчить вечерний воздух, а ее прикосновение лечило любую лихорадку, любой страх темноты.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
