Надо думать, пану Куле было легче — размер груди чуть иной. «Маузер» чудом живот Кате не проткнул, хорошо, еще под блузкой оружие надежно держится. Черт, и бок болит. Видно, зацепило там, в бывшей переговорной. Блузка красным набрякла. Перевязать бы…
Вот он, тот двор. Вот оно, окно. Как даст сейчас беглец в лоб из двух стволов. Катя перекатилась к стене — окно молчало. Пыльный переплет аккуратно выставлен в приямок, все тихо, мирно. Даже за спиной постреливают как-то неуверенно. Точно — без вас, товарищ сержант, всякий азарт у людей мигом пропадает.
Катя ввалилась в подвал, откатилась в сторону. Выставила «маузер»… Тихо, прохладно, сквознячок приятный, грибами попахивает. Нет его здесь. Ушел.
Стараясь не топать туфлями (ну просто чудовищно неподходящие шузы, как специально подсунули), прошла в коридор. Задела головой пустой электрический патрон — лампочка давно вывернута. Пусто, ни лампочек, ни света, ни пана Кулы. А был здесь, был, вон как порохом попахивает.
Катя дернулась, разглядев в углу темное. Нет, не он. Шмотки его. Шаровары, ремни с подсумками и ножом, две кобуры, папаха. Скинул шкурку предводитель идейных гайдамаков. Трогать шмотье не будем, мог и сюрприз оставить. Хотя на устройство сюрпризов ему бы время требовалось. И на переодевание. Где-то рядом хлопец. Вот досада. Чтоб ему триострый герб да в анус вонючий…
Куда делся? Если переоделся, скорее всего, не в щель решил заползать. Легализовался, с документами у него наверняка полный порядок. Рядом он, рядышком. Бабуин павиановый. Будет сегодня удача или как лбом в стену?
Проход нашелся, Катя запрыгала по ступенькам, совершенно не удивилась тому, что дверь отперта. Подъезд, лестница с отодранными на топливо перилами, проходной двор… Катя успела увидеть выглядывающие из-за двери головы. Метнулась туда.
— Господа, господа!
Дверь моментально захлопнулась, слышно было, как ее торопливо закладывают чем-то массивным.
— Господа, откройте на секундочку.
— Отойдите! — голос дрожащий. — Мы уполномочены домовым советом самообороны. Имеем полное право стрелять.
— Да ради бога. Только не в одинокую безоружную женщину, — «маузер» Катя по-детски спрятала за спину. — Вы мне только скажите. Мы здесь с братом потерялись. Не видели, куда он побежал? Он такой молодой, симпатичный. Вот прямо сейчас здесь был.
— Поручик? Чернявый такой, невысокий?
— Он! Пусечка мой! — в восторге пискнула Катя. — Куда он, дурачок, побежал?
— Да он прямо на Кузнечну выскочил и направо свернул, — охотно объяснили из-за двери. — Буквально минуту назад. Догоняйте, барышня, догоняйте.
Катя вылетела на улицу. Улица Кузнечная оказалась просторной, цивилизованной. Бежать — одно удовольствие, если бы еще бок так не пекло. Катя проскочила мимо тумбы со свеженькими приказами Главнокомандующего, подробно разъясняющими истинный смысл переговоров с большевиками. Улица была пуста. Свернул, гад.
Катя выскочила на перекресток. Дальше, где переулок выходил на параллельную Рыбную улицу, у развернутой поперек проезда телеги, стоял патруль под командой прапорщика-алексеевца. Клево! Встревоженный прапорщик беседовал с улыбчивым взъерошенным поручиком-артиллеристом.
— Караул! — взвыла Катя. — Держите его! Серьги мои унес, негодяй!
Прапорщик оторопело уставился на несущееся к патрулю создание, резво перебирающее красивыми ножками в черных, почти целых чулочках. Существо было жутко растрепанное, с закопченным лицом, в блузке с расплывшимся на боку кровавым пятном. Рядовые неуверенно качнули штыками. Катя понимала, что особого доверия сейчас не внушает. Какие уж тут серьги!
Но теперь у пана Кулы не выдержали нервы — он коротко ударил прапорщика в печень, без труда вышиб винтовку из рук солдата, перекатился через телегу и кинулся прочь. Двое патрульных вскинули винтовки — беглец на ходу обернулся, в руке его был «парабеллум». Часто захлопали выстрелы — бил пан Кула точно, — один из солдат выронил винтовку и повалился на булыжник, остальные присели за телегу. В следующий миг через телегу, с воплем «Контрразведку сюда!», перелетела бешеная девка.
Пан Кула бежал зигзагами, опасаясь пули в спину. Катя стрелять не собиралась — живой нужен. По правде говоря, контрразведка при намечающейся доверительной беседе лишней будет. Про нее вспомнила, исключительно чтобы самой пулю между лопаток не схлопотать.
Беглец обернулся. «Нет, шалишь, выцеливать нас не нужно» — Катя с разбегу покатилась по булыжнику. Одна пуля свистнула над головой, вторая чиркнула по камню. Катя выстрелила из «маузера». Пан Кула пригнулся и рванул дальше.
Падение порядком вышибло из Кати дух — бок жгло так, что хоть ори. Неужели проникающее? Ладно, потом.
Пан Кула выиграл метров тридцать, пока Катя разлеживалась. Умеет бегать, подлец. Улица пуста, впереди площадь. Ничего, мы тебе еще фору дадим. Катя скинула туфли. Прощайте, чулочки.
Камни были еще теплые, нагретые за день. Курорт. Осталось поднажать.
Выскочили на площадь. Пан Кула перебежал через трамвайные рельсы — прогрессивный транспорт в городе давно уже не ходил. От набережной раздалось что-то вроде «стоять, стрелять будем!». Да идите на хер, пробежаться людям не даете. Пан Кула обернулся, выстрелил. Катя вильнула в сторону, пули не услышала. Нервничать начинаем? Рука-то уже не та. И фору ты уже профукал.
Тут, совершенно несвоевременно, ударил пулемет с набережной. И беглец, и Катя синхронно покатились по мостовой. Нет уж, под огнем «максима» по площади бегать дураков нет. Пулемет умолк, от набережной снова закричали, что-то приказывая. Катя толком ничего не разобрала — то ли «вата» из ушей после взрыва не до конца рассосалась, то ли дикция у командира пулеметчиков вовсе поганая. Зато пан Кула и не думал прислушиваться — рванул к парапету, нырнул за ступеньки аптеки. Пулемет вновь резанул по мостовой, Катя ткнулась подбородком в булыжник, пытаясь не упустить из виду ступеньки, прицелилась — нет, в любом случае не уйдешь, панове.
Пули перестали щелкать по мостовой, Катя подняла голову и заорала, размахивая «маузером»:
— Контрразведка, вашу мать! Все под суд пойдете, долбоебы тупорылые!
Опять упустила — пан Кула выкатился из-за ступенек, ужом скользнул за угол.
Катя вскочила, ожидая каждое мгновение пулеметной строчки в спину, кинулась прямо к входу в аптеку, с разбегу сиганула со ступенек, за угол, вскинула «маузер» на затаившееся пятно — нет, не раздвоился беглец, просто китель кинул. Ловкий ты, только сейчас ты просто зайчик. С зубками, но зайчик, зайчик. Опыта тебе не хватает.
Катя на бегу подцепила китель. «Что тут у нас тяжеленькое? На ощупь — документы, на хер эту „липу“. Обоймы… А здесь? Кругляшик? Ну да, любимые в продвинутых кругах спецслужб гранаты Миллса. Тяжело с ними бегать, да?»
Упала за дерево Катя очень вовремя — пан Кула решил дать бой, засев за углом солидного каменного забора. Шпарил гад с двух рук — «парабеллумы» гавкали не хуже пулемета, Катя, скорчившись за тонковатым стволом каштана, чувствовала, как в дерево стучат пули. Только эта пальба скорее психологический выкрутас, с перепугу. Не ждал, гайдамакский атаман, что так плотно на хвост сядут, да?
Катя бабахнула в угол забора из «маузера», опять же исключительно в воспитательных целях. Теперь была уверена, что поговорить удастся. Зайчик кинулся прочь, Катя следом. Мешала граната в руке, вот фигня, и сунуть бомбу некуда, и расстаться жалко.
Пан Кула неожиданно свернул в подворотню. Странно, судя по всему, двор не проходной. Зайчик выстрелил в сторону преследовательницы и не скрываясь нырнул в полуподвал. Задолбал, честное слово. Что за крысиные ухватки?
К двери Катя приблизилась не торопясь. Морщась, пощупала бок. Вроде царапина, но болит зверски. И крови многовато. Надо бы быстрей побеседовать да собственным здоровьем заняться.
Дощатые полусгнившие ступени, сплошь поросшие мхом, низкий свод. Натуральный склеп. Витка согласится, петлюровцы суть упыри богомерзкие. Может, он уже в гроб залез и крышкой прикрылся?
Катя подняла половинку кирпича, швырнула вниз в гостеприимно приоткрытую дверь. Дверь беззвучно — петли смазаны — качнулась и тут же затрещала, разносимая выстрелами изнутри. Катя, успевшая прижаться к стене, стряхнула с плеча щепки. Вот блин — не с одного ствола бьют и даже не с двух.
Расстрел ни в чем не повинной двери прекратился. Нервишки подводят. Катя отправила вниз еще один кирпич — на этот раз в ответ торопливо хлопнул единственный выстрел, винтовочный.
— Сопротивление бесполезно, — громко сказала Катя. — Хорош баловать. Обещаю сохранить жизнь. Вылазьте.
— Ще не вмерла Україна, — ответил вздрагивающий юный голос. — Спробуй сунься.
«Нехорошо, сопляк какой-то идейный. А где же наш прыткий зайчик? Уходит какой-нибудь норой? Уже ушел?»
