Короче, на том заседании Политбюро было решено не трогать верхушку айсберга (Солженицына, Сахарова и др.), а сосредоточить главные удары на более мелких фигурах (П. Якир, В. Красин, И. Дзюба и др.). Судя по всему на это решение повлияли события, которые разворачивались на внешнеполитическом направлении, а именно: сближение США и Китая (в конце февраля президент США Ричард Никсон нанес визит в Пекин). Это настолько встревожило Кремль, что он стал искать пути таких же контактов с американской администрацией. Естественно, добиться этого, преследуя у себя видных диссидентов, которых «крышевали» Штаты, было нереально. Поэтому и было решено нанести удар по диссидентскому авангарду, а не по штабам. Параллельно с этим началась раздача «пряников» инакомыслящим из среды творческой интеллигенции (чтобы они не поддерживали диссидентов), в число которых попал и Владимир Высоцкий: 30 марта его приняли в Союз кинематографистов, а 6 апреля ему был вручен членский билет.
Видимо, подоплека всех этих событий не была секретом для Высоцкого, и внутренне он понимал, что впереди его теперь ждут значительные перемены. И, несмотря на то, что общий взгляд на свою судьбу у него по-прежнему оставался трагическим (что нашло свое отражение в песнях того года «Кони привередливые», «Мой Гамлет»), он в то же время торопил события, надеясь в буре завтрашних страстей обрести новые стимулы для творчества.
…Кто-то злой и умелый,Веселясь, наугадМечет острые стрелыВ воспаленный закат.Слышно в буре мелодийПовторение нот…Пусть былое уходит, —Пусть придет что придет.
3 апреля Высоцкий выступил с концертом в столичном НИИ растениеводства.
8 и 12 апреля он съездил в Мытищи, где в НИИОХе дал еще два концерта. 20 апреля сценой для него стал ДК имени Ногина, где он дал полуторачасовое представление для работников Министерства морского флота. Народу в ДК набилось под завязку, причем на концерт полуопального певца пришли даже большие начальники со своей свитой. Высоцкий, который обычно начинал свои выступления с военных песен, на этот раз изменил своей традиции, учтя специфику публику — спел несколько «морских» вещей: «Корабли постоят…», «Песня о капитане», «Еще не вечер», «Свой остров». Однако зал реагировал на эти, близкие по теме, вещи довольно вяло. Видимо, устав после трудового дня, народ жаждал по-настоящему расслабиться, а его вместо этого «грузили» проблемными песнями. Высоцкий это понял, сказал: «Я чувствую, что морская тематика вам не очень — перехожу к другой. Я спою вам несколько шуточных песен. Они не имеют отношения к морю никакого…» И спел несколько вещей со спортивным уклоном: «Утреннюю гимнастику», «Песенку про метателя молота», «Про сентиментального боксера», «Про прыгуна в высоту», «Марафон». Затем вновь вернулся к морской теме — спел «Человек за бортом». После чего пошла «солянка» — песни на разную тематику: «Баллада о гипсе», «Песенка про йога», «Про переселение душ», «Я не люблю», «Песенка о слухах», «Песня плагиатора», «Жираф», «Милицейский протокол», «Песня о новом времени», а в конце выступления исполнил свежую двухсерийную «Честь шахматной короны». Закончил Высоцкий свое выступление песней «Парус».
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
РАЗРЕШЕННЫЙ «ПЛОХОЙ ХОРОШИЙ…»
10 апреля Высоцкий играет в Театре на Таганке роль принца датского, 21-го — опять его же. А три дня спустя летит в столицу Молдавской ССР город Кишинев, где дает в течение четырех дней дает несколько концертов: в Зеленом театре, в ДК фабрики «Стяуа рошие», в педагогическом институте, в Театре имени А. Чехова, в республиканском Доме актера и др. Вместе с ним там же был его коллега по «Таганке» Иван Дыховичный, которого Высоцкий чуть ли не силком заставил выйти на сцену и спеть несколько песен. Это было первое публичное выступление Дыховичного в подобном представлении. Послушаем его собственный рассказ об этом:
«Это было первый раз, когда Володя уговорил меня поехать и выступить. Я ужасно стеснялся, а потом — петь с ним никто не хотел… Но он меня убедил: „Нет, ты выйдешь нормально, будешь работать двадцать минут. Там маленькие залы, какие-то научные институты…“ И я, по своей наивности, согласился. Прилетели. Володя мне говорит: „Я поеду посмотрю площадку“. Возвращается довольно бледный и говорит: „Мы работаем через два часа, ты только не волнуйся…“ — „Да я не волнуюсь“. И все это время до концерта он ходил вокруг меня, нянчился, как с больным. Стемнело. Нас повезли на этот концерт, еду спокойно, думаю: ну что там, зал на двести человек… Приезжаем, нас куда-то ведут, ведут, ведут — холодно стало, очень холодно. И устроитель говорит: „Главное, чтобы дождя не было“. Я думаю: при чем тут дождь? Володя ушел, оставил меня одного в комнате: „Я тебя объявлю, и, что бы там ни было, ты выходишь и поешь!“ Слышу какое-то странное эхо… Ну, думаю, это трансляция в моей комнате шипит…
«А сейчас перед вами выступит мой друг Иван Дыховичный». Страшный свист, чудовищный какой-то. Володин голос: «Тихо, я вам сказал — он все равно будет выступать!» С какой-то угрозой это сказал. Я не успел до конца разобраться… Я потом только понял, на что я «подписался». За мной прибежал какой-то человек: «Идите скорее!» Я пошел на сцену и, когда вышел на нее, увидел, что она бесконечная, что навстречу мне идет откуда-то издалека маленький Володя… Холод страшный, и передо мной девять тысяч человек. При этом ничего, кроме гитары в руках и микрофона, в этой жизни нет. Проходя мимо, он сказал: «Ну, держись». Дальше я помню, что четыре песни я спел без паузы — как это получилось, не знаю. Я понял, что главное — ничего не говорить. Я окончил четвертую песню, и я бисировал. А когда я убежал за сцену (тут я действительно убежал), Володя мне сказал: «Ты представляешь, что произошло? Ты бисировал на моем концерте. Такого никогда не было». И вот что я могу сказать совершенно точно, я никогда не видел такого товарищеского отношения — он был счастлив, что я имел такой успех. Это был миг, наверное, один из самых счастливых в моей жизни…»
На тех кишиневских концертах Высоцкий исполнял как старые, так и совершенно свежие песни, вроде двухсерийной «Чести шахматной короны». По словам того же Дыховичного, публика на ней чуть ли не умирала от смеха. На этих же концертах ушлые спекулянты торговали самодельными портретами Высоцкого по рублю за штуку, которые улетали в мгновение ока. Дело в том, что Бюро кинопропаганды с недавних пор прекратило выпускать портреты Высоцкого по приказу, спущенному сверху. Поэтому любое печатное изображение певца ценилось на вес золота. Помню, я сам буквально с ног сбивался в поисках таких портретов опального артиста, однако даже в Москве их достать было трудно. Зато фотографий других артистов в любом киоске «Союзпечати» было, что называется, завались: плати 8 копеек — и хоть стены в доме обклеивай (лично у меня собралась довольно внушительная коллекция этих фотографий, которые я бережно храню до сих пор).
