Вообще-то, я сама упаковала это дерьмо. Но неважно.
— Очень похвально с твоей стороны — пойти на такой шаг ради своего дедушки. Но ты, правда, заплатил пятьдесят тысяч за один вечер с этой цыпочкой?
— Правда.
— Не мог найти купон со скидкой или что-то в этом роде?
— Ради всего святого…
— Что? Я просто говорю. Я бы сделала это и за половину этой суммы.
— Да?
— Да. Заплати мне двадцать пять штук, и я буду той, кем ты хочешь, чтобы я стала на вечер.
Джейк улыбается. Это… пугающая улыбка. Мне она не нравится.
— Я не буду платить тебе двадцать пять тысяч, Пенелопа.
Я качаю головой, глядя на него.
— Я пошутила. Ты не можешь платить мне за то, чтобы я тусовалась с твоим дедулей-засранцем.
— Хорошо. Рад, что ты так считаешь.
Я настороженно смотрю на него.
— Почему?
Его улыбка становится только шире.
— Потому что ты сделаешь это бесплатно.
Глава 8
— Все как в тот раз, когда ты уверяла, что Джейсон Олдин знал, что мы будем в его концертном автобусе, а потом нас арестовали за незаконное проникновение? (прим.: Джейсон Олдин — американский кантри-музыкант)
Почему, спустя три года, Эмили все еще пытается заставить меня чувствовать себя дерьмово из-за той истории? И почему именно сейчас? После того, как я только что сообщила ей лучшую новость в нашей жизни?
Первое, что я сказала после того, как Джейк поставил меня перед фактом, что я иду с ним на вечеринку, было: «Очуметь! Надо позвонить Эмили!» Что я и сделала. И теперь она швыряет в меня ту бомбу из прошлого вместо того, чтобы порадоваться за меня.
Наверное, просто завидует.
— Да, нас арестовали за незаконное проникновение. Но не обвинили. Вопрос с обвинением я решила, помнишь? И ты сделала селфи в концертном автобусе знаменитости. А помнишь то нижнее белье, которое я тайком стащила для тебя?
— С нас сняли обвинения, чтобы им больше не пришлось видеть твое лицо, Пенелопа. Ты ничего не решила.
— Но ты сделала селфи.
— Наши телефоны конфисковали и удалили все селфи! Это было частью сделки, чтобы снять обвинение.
— Но нижнее белье…
— Ты продала его помощнику шерифа…
— Да-да-да, за недоеденный сэндвич из «Сабвэй» и пакет черствых картофельных чипсов. Говори, что хочешь, но эта еда спасла нам жизни той ночью. Без нее мы, вероятно, откинулись бы от алкогольного отравления.
— В ту ночь я серьезно траванулась, — в ее тоне слышится горечь. — Наверное, потому, что ты отказалась делиться тем гребаным сэндвичем.
— Ты упускаешь главное, Эм. Миллиардер только что попросил меня пойти с ним на вечеринку, чтобы произвести впечатление на своего дедушку. Я живу нашей мечтой. Порадуйся за меня. И самое главное, соври моей маме и скажи ей, что ты собираешься устроить мне поездку-сюрприз в Нью-Йорк, и что мы вернемся через неделю.
— Хорошо.
— И не забудь, ты должна оставаться дома и не включать свет, чтобы, когда мама будет проезжать мимо, она не заподозрила неладное.
— Может, я просто приму горсть таблеток и просплю следующие три дня? Или вечность?
— Не драматизируй. Такие таблетки нам не по карману. И я слышала, что передозировка тайленолом очень болезненна.
Ее смех — это музыка для моих ушей.
— Ты такая дурочка.
Она до сих пор не знает, что я преуспела в своем плане отомстить за ее разбитое сердце. Решаю приберечь это до возвращения домой. Максимум похвалы и все такое.
— Мне пора. Скоро увидимся. К черту Люка Душанана.
— К черту Люка Дюшанана.
— Ты только что произнесла: Люк Дюшанан?
Вздрагиваю от голоса Джейка. Бросаю трубку, повозившись еше несколько секунд, прежде чем окончательно поставить ее на базу.
— А? Нет. Я даже не знаю такого имени. Что случилось? — лепечу я бессвязно.
Потому что лгу. И мне бы не пришлось этого делать, если бы он снова не подслушивал. И я, вероятно, смогла бы дышать, если бы он снова не стоял в дверях кабинета. Уперев руки в бока, он снова выглядит слишком красивым. Но я даже не могу говорить, не заикаясь, потому что меня снова заводит его образ. Мысли о том, каково будет объездить его лицо…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Он мне не верит. Но, к счастью, не обращает на это внимания.
— Пойдем. Альфред только что принес гардероб мисс Симс. Давай посмотрим, подойдет ли что-нибудь. — Он поворачивается и неспешно уходит. Я задерживаюсь на секунду, чтобы оценить открывающийся вид. Или минуту. Достаточно долго, чтобы он рявкнул через плечо. — Пенелопа! Кончай придуриваться!
— Кончаю! — Почти буквально.
Я иду за ним в комнату для гостей, где стоит тележка для багажа, переполненная несколькими сумками, круглыми и квадратными коробками с причудливыми лентами и множеством небольших пакетов, набитых разноцветной папиросной бумагой.
— И все это для одного вечера?
— Она должна была остаться на выходные. — Когда я бросаю на Джейка полный надежды взгляд, он качает головой. — Ты не останешься.
Засранец….
Он протягивает мне еще одну бутылку воды. Видимо, хочет, чтобы я протрезвела. Однако, волнение отрезвило меня гораздо действеннее. Вообще-то, я бы не отказалась еще намахнуть вискарика.
Джейк роется в пакетах, скидывая коробки, бумагу и пакеты на пол, а одежду бросает на кровать. Я хватаю черную шелковую ночнушку и прижимаю ее к груди. Мне подходит. Просто мой точный размер. И даже поверх полотенца она мне очень идет.
— Надень вот это. Через час у тебя назначена встреча. — Он бросает мне кремовый кашемировый свитер и джинсы. Ночнушка падает на пол, когда я пытаюсь поймать вещи.
— Назначена встреча?
— Для подготовки к сегодняшнему вечеру. Ты же не думала, что я пущу тебя туда вот в таком виде?
Я опускаю взгляд на свой наряд из полотенца и хмурюсь.
— Надеюсь, что нет.
— Правильно. Одевайся. Как соберешься, Росс будет ждать в вестибюле. — Он указывает на синий пакет, висящий на вешалке. — Здесь три разных зарядных устройства для телефона. Заряди свой сотовый и держись подальше от моего кабинета.
Мой сотовый!
Facebook!
Toy Blast! (прим.: Toy Blast — игра на телефоне)
— Кстати, кто, черт возьми, проделывает весь путь от Миссисипи без вещей, с одним лишь паспортом, кредитной картой и скомканной долларовой купюрой?
— У меня еще есть дебетовая карта.
— На твоем счету меньше пятидесяти долларов.
— Ну, это конец месяца. Мне платят с первого… стой. — Я скрещиваю руки на груди и свирепо зыркаю на него. — Откуда ты все это знаешь?
— Ты остаешься в моем доме, Пенелопа. — Он говорит это так, будто это достаточная причина.
— Но откуда ты все это знаешь?
— Я обыскал карманы одежды, которую ты так любезно разбросала по полу моей ванной. — О, боже… видел ли он… Джейк улыбается. — Да. Их я тоже видел. Я и не знал, что выпускают нижнее белье с надписью на заднице «Я твой Гекльберри».
Мне ничего не остается, кроме как стоять и моргать.
— Как я уже сказал, ты остаешься в моем доме. Больше никаких секретов. А теперь одевайся. Росс ждет.
С этими словами он поворачивается, чтобы уйти, и я остаюсь с осознанием того, что он знает обо мне все, и хотя я много знаю о своем Том Самом Парне, я абсолютно ничего не знаю о Джейке Суэггере.
— СКОТСТВО! Ага. Ну, все. С меня хватит.
Я взбираюсь на стол и обхватываю коленями голову женщины, которая последние двадцать минут так пристально разглядывала мою вагину. А также удалила первый слой кожи от моей щелочки до клитора — после того, как сняла воском все остальные волосы на моем теле. Ей повезло, что она не получила пяткой в нос.
— Мы все равно закончили. Я же говорила, что снятие последней полоски будет самым болезненным. — Александреа подмигивает мне, будто это дерьмо забавное.
Это не смешно.
Все это — не смешно.
Это хреново.
Если красота — такая боль, я бы предпочла быть волосатым бегемотом.
С того момента, как я вошла в этот высококлассный спа-центр с его безмятежной атмосферой и звучащей мелодией флейты, я была совсем не расслаблена. Глубокий массаж тканей чуть не довел меня до слез. Лицо адски горело. Мне сделали слишком длинные накладные ногти, и когда я указала на это, получила взгляд презрения. А потом меня отправили на эпиляцию воском. Я думала, что это относится только к бровям. Но ошиблась.
