Она обнюхала меня, как делала это всегда, когда возвращалась, словно повстречала меня в первый раз, затем взяла меня за руку и потянула за собой. Я последовал за приглашением. Мы расположились недалеко от пещеры, где вечернее солнце хорошо освещало поверхность небольшого плоского участка. Это было место, где мы с Розой рисовали на земле буквы. Почти с первых же дней моего пребывания и бодрого здорового присутствия рядом с ней, я задался идеей обучить красивую дикарку английскому языку. Уроки общения с ней не прерывались. Каждый день я не мог отказать себе в удовольствии обучать ее языку. Поначалу были трудности, она восприняла мою затею, как игру. Затем, я решил пойти по ее пути и предложил обучение на основе ею принятой игры. Мы играли, обучаясь. Спустя несколько недель она могла произносить отдельные слоги и узнавать некоторые буквы. Я искренне радовался своим достижениям. Еще бы, иначе и не могло быть, ведь мне попалась отличная ученица. Спустя еще неделю я мог, как проворный труженик и пахарь, который хорошо и добротно вспахал землю, а затем засеял ее, собирать урожай. И этими плодами моей работы были ее первые самостоятельные слова. Она начала называть меня по имени, но в сокращенном и удобном для нее варианте: «Вил». С письмом дело обстояло хуже, чем я рассчитывал. Мне удалось достигнуть лишь уровня узнавания и произнесения десяти букв, остальные буквы ее мозг не желал воспринимать и сравнивал с уже известными ей.
Однажды я смастерил из веток небольшое кольцо с цветком в центре, похожем на розу, и надел ей на указательный палец. Она долго рассматривала свой новый подарок, поднимая палец высоко вверх, то перекручивая его, то обнюхивая, пытаясь уловить новые запахи и необычные для себя ощущения. Это кольцо, сделанное мной из молодых веток какого-то цветущего растения, я не раз видел среди ее вещей, что были дороги для нее, позднее. Вещи, купленные в дорогих магазинах и модных ювелирных салонах никогда не станут бесценными, как те, что мы невольно открываем для себя, оказываясь наедине с природой и ее несметными богатствами, с неописуемыми пейзажами. В мягких весенних ласкающих лучах заходящего солнца ее тело, окрашенное ровным светом, казалось нежным и чистым, отражающим тепло и неотразимую привлекательность, какую никогда не встретишь в грязном, полном пороков и убогой нравственностью городе.
Благодаря моим стараниям мы начали понемногу общаться. Она понимала меня, а я ее. Как то вечером, в ожидании ее возвращения, я все еще осторожно прогуливался около пещеры. Мне хотелось подняться выше на гору, где, несмотря на потепление с приходом весны, держались снежные покровы, окутав верхушки гор, будто остановившейся белой тучей, нависшей над зеленым гигантом. Не успел я и сотни метров пройти вверх, как мое внимание привлекли небольшие следы какого-то хищника. Невольно я вспомнил о снежном барсе. Неужели опять он? Следы были похожи на животное из семейства кошачьих. «Боже мой, сколько же их здесь?» — задал вопрос мой внутренний взволнованный голос. Мои глаза инстинктивно начали искать палку или камень для защиты. Но, как назло, под рукой ничего не было, лишь небольшие земляные камни, которые рассыпались у меня в руке, стоило мне лишь прикоснуться к ним. Я был серьезно этим встревожен и решил возвращаться обратно, там внизу, в пещере я уже давно приготовил для защиты небольшую дубинку. На всякий случай, я пригнулся к земле, чтобы хищник, если он был поблизости, не заметил моего присутствия. «Запах? О, нет! Этот запах», — подумал я.
Ведь все звери обладают универсальным чувством обоняния, не то, что люди. Если здесь прошел хищник и не ушел далеко, то он мог меня давно уже учуять. Я насторожился и начал прислушиваться, не крадется ли кто позади меня, а быть может, засада мне уготована где-нибудь на обратном пути. «Как хорошо, если бы рядом была она», — подумал я, — «как тогда, когда я повстречал этого ужасного барса, и когда она спасла меня». Я ведь не обладал ловкостью и силой, храбростью дикого доисторического человека.
Нагнувшись при этих мыслях ниже, я почти вплотную наклонился к следам, рассматривая и изучая их. А мне приходилось исследовать следы, оставленные различными животными с того момента, как я начал помогать Розе в охоте. Я обнаружил, что примятые травинки все еще тянулись и выпрямлялись, поднимаясь из притоптанного снега вверх. «Свежие», — меня как громом оглушило это слово. Я находился в опасности, хотя по-прежнему никого не замечал. Птицы пели и трещали, как и прежде, заботливо решая свои дневные птичьи дела. Именно птицы являлись первыми вестниками опасности, особенно для человека, не обладавшего иными сверх острыми чувствами, кроме одного — умения анализировать. Но здесь, среди дикой природы, мой анализ и логические рассуждения меньше всего пригодны. Разве что для написания стихов о красивых пейзажах. Пригнувшись и не поднимая головы, словно провинившийся раб перед своим владыкой, я побрел вниз, осторожно и почти, как я полагал, бесшумно, мягко ступая по предательски хрустящему тонкому слою снега. Иногда, когда звуки разламывающейся корки застывшего снега, были особенно слышны, я останавливался и прислушивался.
Мое сердце стучало так, что мне казалось, оно вот-вот выскочит из груди и пойдет дальше без меня. Порой я слышал его биение еще громче, чем шум у меня под ногами.
Все прекратилось внезапно, как и началось: с появлением первых следов. Передо мной вдруг ниоткуда вырос бюст пятнистого животного. Его огромные глаза спокойно смотрели на меня. Животное сидело и, казалось, изучало меня. Раскрыв пасть, оно словно улыбнулось мне. Его розовый язык вывалился наружу и из пасти появился легкий пар. Это был достаточно крупный леопард. Он все еще осматривал меня, словно встретил старого, давно забытого, знакомого. Я же, тем временем, поднялся на ноги, выпрямился во весь рост, чтобы показать свое значительное превосходство в росте. Для убедительности я поставил руки на пояс, чтобы увеличить себя в ширину, в глазах хищника. Я наивно рассчитывал, что животное не станет на меня нападать, сопоставив наши размеры. Несмотря на мой грозный вид, сердце мое колотилось все сильнее и сильнее, но я знал, что нельзя показать животному, что я слабее. Началась игра силы духа. Кто окажется более смелым и отважным, не проявив слабости в поведении, тот и выиграет. Несмотря на все мои старания, животное спокойно сидело на земле и, высунув розовый язык, пускало из пасти теплые пары, непрерывно следя за мной. Теперь я понял, насколько сложна для меня эта роль. Мои глаза начали уставать и постоянно отворачивались от сосредоточенного взгляда леопарда. Мое тело не чувствовало холода, потому что в битве взглядов я проиграл. Мое тело все покрылось потом от страха. Это были все еще теплые ощущения, но я вскоре начал чувствовать, как вместе с проигрышем, на смену тепла пришел холод. По телу поползли холодные, пронизывающие до костей, мурашки. Наконец, я стал чувствовать, как они, проникая вглубь моего тела, незаметно пробирались до глубин последней баррикады защитников, ведущих незримую и неутомимую борьбу, моего сознания. И, как последние не сдавшиеся, но уже покоренные защитники моей цитадели, сознание издавало последние барабанные мотивы моего сердца, выбрасывая белый флаг.
