Неожиданно я почувствовал под собой, хотя и мягкий грунт, но все же опору. До моего слуха ничего не доносилось. Я лежал, не чувствуя тело, мой слух не мог уловить ни малейшей вибрации. Тишина. Я попытался приоткрыть глаза, и передо мной открылась черная бездна. Из последних сил я попытался пошевелиться, чтобы растолкать снег, окружающий меня со всех сторон. Это оказалось мне не под силу. Все, что я мог сделать — это размышлять и надеяться на спасение. Я вспомнил о Розе. Как она? Уцелела ли она? Мне ужасно сильно захотелось выкарабкаться из снега, накрепко сковавшего меня, и помочь ей. Но, увы, я был бессилен, и всякие попытки приводили меня лишь к мысленным напряжениям с сопровождением жутких гримас мышц, бесплодно сокращающихся.
Внезапно, я начал замечать, что не могу дышать. Мне не хватало кислорода. Весь крошечный запас, который невольно оказался погребенным вместе со мной под снегом, подходил к концу. Я уже втягивал углекислый газ собственных испарений и паров. Я внимательно следил за своим состоянием разума и тела, точнее той части, что еще могла судорожно и бесполезно, из последних сил, в предсмертных конвульсиях, но все же подавать признаки жизни. «Движение, еще движение, любое движение», — смутно думал я, борясь со смертельным отравлением, наполняющим мои легкие собственными парами выдыхаемого углекислого газа. Я вновь, но уже туманно, вспомнил лицо монаха, теперь его темный силуэт был прикрыт капюшоном и желтой мантией, в которую он был облачен, и которую мне так и не суждено было приоткрыть, чтобы заглянуть внутрь, в самую середину, и постичь тайну его гибели, или добровольного ухода в небытие. «Почему?», «Зачем?», — думал я. Передо мной, словно по отдельным эпизодам, урывками собранным невидимым оператором, промчались самые интересные, волнующие моменты моего пребывания в дикой природе.
В вечернем, слегка затуманенном свете, я увидел прекрасное лицо Розы. Оно пылало свежестью растущей и распустившейся розы, излучая тонкие, теплые и ароматные лучи любви и небывалого счастья, которое казалось, длилось вечность.
Неожиданно для моего затемненного и уходящего сознания, когда мое сердце начало биться в груди еще слабее, я увидел над собой какие-то причудливые тени, словно кто-то наклонился надо мной, и пытался добраться сквозь непреступную стену снега, разгребая его. Чьи-то руки, а точнее тени безудержно трудились, не уставая, надо мной. Казалось, еще мгновение, и я увижу эти руки. Но вдруг, все прекратилось, тени исчезли неожиданно, как и появились. Я потерял сознание и оказался один в окружении уже белого, но непреодолимого безмолвия.
Очнувшись и придя в сознание после тяжелых и необычных душевных странствий в мире грез, я приоткрыл глаза и не поверил картине, которая возникла передо мной. Я лежал на койке в небольшой, но уютной комнате. Белый свет, который мучил меня во сне, все это время преследовал меня и здесь. Все стены и потолок, были белыми, даже кровать и простыня, накрывающая мое тело, выделялись белизной. Я вновь закрыл глаза, пытаясь окончательно прийти в себя, но вскоре открыл их и не хотел уже закрывать. Я боялся, что вновь провалюсь куда-то и окажусь в мире грез. Моя голова немного кружилась, я пытался вспомнить, что в последнее время со мной произошло. Мне вспоминалась какая-то небывалой сказочной красоты молоденькая девушка с рыжими, словно окрашенными солнечными лучами, вьющимися волосами и горящими, ярко зелеными, как озеро, глазами. «Кто она?» — думал я, — «Может это был сон, и мне все это приснилось»? Я вспоминал отдельные моменты, быть может, своей жизни с этой девушкой. «Роза» — неожиданно мне подсказали какие-то отдаленные уголки моего сознания и памяти. «Нет, я не мог этого придумать», — подумал я, напрягая память. Но сколь сильно я ни напрягал серое вещество моего уставшего и затуманенного разума, я так и не мог разделить реальность и сон. Что это? Неожиданно мои мысли были прерваны вошедшей в комнату китаянкой, одетой в белый халат. Она подбежала ко мне и с радостью произнесла:
— Он открыл глаза!
В комнату вбежали, как по команде, еще какие-то люди и суетливо засуетились вокруг меня. Их лица были незнакомы мне. В них было одно общее сходство, которое бросилось сразу же мне в глаза: они были все с узкими глазами. Я закрыл глаза, чтобы передохнуть от напряженной, и уже изрядно измотавшей меня, работы моего сознания.
Я приоткрыл глаза, когда почувствовал нежные и теплые лучи солнца, падающие мне на лицо. Они словно хотели меня разбудить, играли на моем лице, пробуждая во мне мой сонный разум и зарождая новые мысли. Кто-то коснулся моей руки. Я поднял голову с подушки и увидел знакомое мне лицо.
— Эрик, — тихо и непроизвольно вырвалось у меня из груди.
Эрик сидел на стуле рядом с койкой и держал меня за руку.
— Положи голову, Вильям. Все страшное позади, ты в безопасности. Врачи не рекомендуют тебе напрягаться, — произнес голос сидящего парня, довольно оглядывающего Вильяма. — Ты жив и невредим, это главное, — с ноткой радости произнес Эрик. — Жизненно важные органы не задеты. Все хорошо. Тебе очень повезло. Врач сказал, что ты “родился в рубашке”.
В этот момент в палату вошел мужчина в белом халате. Он что-то произнес на китайском языке, обращаясь к Эрику. Эрик привстал и повернулся к лежащему больному.
— Это твой доктор, — сказал Эрик, обращаясь к Вильяму. — Я временно побуду переводчиком для тебя.
Доктор подошел к койке, на которой лежал Вильям, и произнес что-то на китайском.
— Доктор спрашивает, как ты себя чувствуешь? — сказал Эрик, обращаясь к Вильяму.
— Немного голова шумит, — произнес Вильям.
Эрик перевел для доктора, а затем врач кивнул головой и что-то пролепетал, взяв Вильяма за запястье и прислушиваясь к пульсу, одновременно смотря на свои наручные часы.
— Это нормально. Дело в том, что твой организм, и в частности мозг, изголодался по кислороду. Еще бы несколько секунд и клетки мозга погибли. Начался бы необратимый процесс, — произнес Эрик.
После проверки пульса доктор поднялся и обратился к Эрику, затем вежливо с добродушной улыбкой попрощался с Вильямом и покинул палату.
— Доктор сказал, что у тебя основные функции в норме. Сердце слегка встревожено, но это нормальное состояние после перенесения кислородного голодания, гипоксия, — сказал Эрик, присаживаясь на стул рядом с койкой.
— Он считает, что тебе нужен свежий воздух и хорошее питание.
— Я чертовски рад тебя видеть, дружище, — произнес Вильям.
— Теперь все будет хорошо, — сказал Эрик, добродушно улыбаясь, — Тебе не нужно волноваться…
— Сколько же я пролежал здесь? — спросил Вильям, перебив Эрика.
