Уговорившись со мной на этотъ счетъ, нашъ молодой джентльменъ отправился къ миссъ Рахили.
Цѣлое утро и нѣкоторую часть дня провозились они за разрисовкой двери, при участіи Пенелопы, которая, стоя тутъ же по ихъ приказанію, терла и мѣшала краски, между тѣмъ какъ миледи, по мѣрѣ приближенія полдника, то входила къ нимъ, то уходила вонъ, зажимая носъ платкомъ, (отъ нестерпимаго запаха, распространяемаго составомъ мистера Франклина) и тщетно пытаясь оторвать артистовъ отъ ихъ работы. Наконецъ, въ три часа она сняла свои передники, отпустила Пенелопу (которой больше всѣхъ досталось отъ состава) и смыла съ себя всю эту пачкотню. Цѣль была достигнута, дверь готова, а молодые люди гордились своимъ произведеніемъ. И въ самомъ дѣлѣ, прелестное зрѣлище представляли эта грифы, купидоны и прочія изображенныя на двери существа; но ихъ было такъ много, она была такъ перепутаны цвѣтами и девизами, имѣли такія ненатуральныя позы, что даже часъ спустя послѣ созерцанія всѣхъ этихъ прелестей, не было никакой возможности выбросать ихъ изъ головы. Если я прибавлю сверхъ того, что по окончаніи этой утренней возни Пенелопу стошнило въ задней кухнѣ, то вы не подумайте, пожалуста, что я хочу компрометтировать составъ. Ей-ей, насколько! Вопервыхъ, высохши, онъ пересталъ распростравять зловоніе, а вовторыхъ, ужь если искусство немыслимо безъ подобныхъ жертвъ, то воздадимъ ему должное, хотя бы отъ этого пострадала и моя родная дочь.
Закусивъ на скорую руку, мистеръ Франклинъ уѣхалъ въ Фризингаллъ, чтобы привезти оттуда своихъ кузинъ, какъ объявилъ онъ миледи, въ сущности же для того чтобы вынуть изъ банка Лунный камень.
Въ виду предстоявшаго торжественнаго обѣда, на которомъ, въ качествѣ главнаго буфетчика, я долженъ былъ наблюдать за сервировкой стола, мнѣ еще о многомъ предстояло подумать и позаботиться до возвращенія мистера Франклина. Сначала я приготовилъ вино; потомъ, сдѣлавъ смотръ своей мужской и женской командѣ, которая должна была служить за обѣдомъ, я удалился къ себѣ, чтобы собраться съ мыслями и запастись бодростью духа для пріема гостей. Для этого мнѣ стоило только затянуться разокъ-другой, — сама знаете: чѣмъ? — да заглянуть въ извѣстную книгу, о которой я уже имѣлъ случай упоминать выше, и я почувствовалъ полное душевное и тѣлесное спокойствіе. Раздавшійся на дворѣ топотъ лошадиныхъ копытъ внезапно пробудилъ меня, не то чтобъ отъ сна, но скорѣе отъ раздумья, и я выбѣжалъ встрѣчать кавалькаду, состоявшую онъ мистера Франклина, его двоюроднаго брата мистера Годфрея, и двухъ сестеръ послѣдняго, сопровождаемыхъ одномъ изъ грумовъ стараго мистера Абльвайта. Я былъ чрезвычайно пораженъ, увидавъ, что мистеръ Годфрей, подобно мистеру Франклину, не въ своей тарелкѣ. Правда, онъ, по обыкновенію, дружески пожалъ мнѣ руку и даже выразилъ удовольствіе видѣть своего стараго пріятеля Бетереджа въ добромъ здоровьи. Однако его озабоченный видъ оставался для меня загадкой, а на вопросъ мой о здоровьи его батюшки онъ отрывисто отвѣчалъ: «Попрежнему, Бетереджъ, попрежнему». За то обѣ миссъ Абльвайтъ были веселы за десятерыхъ и вполнѣ возстановляли нарушенное равновѣсіе. Почти одного роста съ своимъ братомъ, эти дюжія, желтоволосыя, краснощекія дѣвицы поражали избыткомъ мяса и крови, здоровья и чрезмѣрной веселости. Когда бѣдныя лошади, шатаясь отъ усталости, подтащили ихъ къ крыльцу, барышни (безъ чужой помощи) сами соскочили съ сѣделъ, и подпрыгнули на землѣ словно пара резиновыхъ мячиковъ. Каждому ихъ слову предшествовало протяжное «о-о!» каждое движеніе ихъ непремѣнно сопровождалось шумомъ, и онѣ кстати и не кстати хихикали, ахали и тараторили. Я прозвалъ ихъ трещотками.
Пользуясь шумомъ, производимымъ молодыми дѣвицами, я имѣлъ возможность незамѣтно перешепнуться въ прихожей съ мистеромъ Франклиномъ.
— Съ вами ли алмазъ, сэръ? спросилъ я.
Онъ кивнулъ мнѣ головой и ударилъ себя по боковому карману сюртука.
— А Индѣйцы? Не попадались ли гдѣ?
— Какъ въ воду канули.
Затѣмъ онъ спросилъ гдѣ миледи, и узнавъ, что она въ маленькой гостиной, тотчасъ же отправился къ ней. Но не прошло и минуты, какъ изъ гостиной раздался звонокъ, и Пенелопу послали доложить миссъ Рахили, что мистеръ Франклинъ Блекъ желаетъ о чемъ-то говорить съ ней. Проходя чрезъ столовую полчаса спустя, я остановился какъ вкопанный, услыхавъ внезапный взрывъ восклицаній несшихся изъ маленькой гостиной. Не могу сказать, чтобъ это обстоятельство встревожило меня, потому что посреди шума я тотчасъ же различилъ неизмѣнное протяжное «о-о» обѣихъ миссъ Абльвайтъ. Однако (подъ предлогомъ полученія необходимыхъ инструкцій насчетъ обѣда) я взошелъ въ комнату, чтобъ удостовѣриться, не произошло ли и въ самомъ дѣлѣ чего-нибудь серіознаго.
Массъ Рахиль стояла у стола какъ очарованная, держа въ рукахъ злосчастный алмазъ полковника. Трещотки помѣщались подлѣ нея на колѣняхъ, пожирая глазами драгоцѣнный камень и восторженно ахая, всякій разъ какъ онъ сверкалъ онъ въ глаза новыми разноцвѣтными огнями. На противоположномъ концѣ стола мистеръ Годфрей, какъ взрослый ребенокъ, восторженно всплескивалъ руками, тихо повторяя своимъ пѣвучимъ голосомъ: «Какъ хорошъ! Какъ очарователенъ!» А мистеръ Франклинъ, сидя около книжнаго шкафа, пощипывалъ свою бороду и тревожно посматривалъ на окно, у котораго стоялъ предметъ его наблюденій — сама миледи, спиной ко всему обществу, и съ завѣщаніемъ полковника въ рукахъ. Когда я подошелъ къ ней за приказаніями, она обернулась; лобъ ея былъ наморщенъ, ротъ судорожно подергивался, и я тотчасъ же узналъ фамильныя черты.
— Зайдите чрезъ полчаса въ мою комнату, отвѣчала она. — Мнѣ нужно сказать вамъ кое-что; и съ этими словами она вышла изъ гостиной. Очевидно было, что миледи находилась въ томъ же затрудненіи, въ какомъ находились и мы съ мистеромъ Франклиномъ во время бесѣды вашей на пескахъ. Она сама не умѣла опредѣлить, слѣдовало ли ей упрекать себя за несправедливость и жестокость относительно брата, или наоборотъ видѣть въ немъ злѣйшаго и мстительнѣйшаго изъ людей? Между тѣмъ какъ она пыталась разрѣшить эта два серіозные вопроса, дочь ея, непосвященная въ тайну семейныхъ раздоровъ, уже держала въ своихъ рукахъ подарокъ дяди.
Только что хотѣлъ я въ свою очередь выйдти изъ комнаты, какъ меня остановила миссъ Рахиль, всегда столь внимательная къ своему старому слугѣ, который зналъ ее съ самаго дня ея рожденія.
— Взгляните-ка сюда, Габріель, сказала она, сверкнувъ предо мной на солнцѣ своимъ драгоцѣннымъ алмазомъ.
Господи помилуй! Ужь это и впрямь былъ алмазъ! почти съ яйцо ржанки! Блескъ его уподоблялся свѣту луны во время ущерба. Всматриваясь въ глубину камня, вы чувствовали, что его желтоватая пучина неотразимо притягивала вашъ взоръ и затмевала собой все окружающее. Этотъ алмазъ, который легко можно было держать двумя пальцами, казался неизмѣримымъ, безконечнымъ какъ само небо. Мы положили его на солнцѣ, притворили ставни, и онъ странно заблисталъ въ темнотѣ своимъ луннымъ сіяніемъ. Не удивительно, что миссъ Рахиль была имъ очарована, и что кузины ея ахали. Алмазъ околдовалъ даже меня, такъ что и я, подобно трещоткамъ, разинулъ ротъ и испустилъ громкое «о-о!» Изъ всѣхъ васъ одинъ только мистеръ Годфрей сохранилъ свое спокойствіе. Держа своихъ сестеръ за таліи и сострадательно посматривая то на мевя, то на алмазъ, онъ произнесъ наконецъ:
— А вѣдь это простой уголь, Бетереджъ, не болѣе какъ простой уголь, дружище!
Цѣль его, вѣроятно, была научить меня, но онъ только напомнилъ мнѣ о забытомъ обѣдѣ, и я заковылялъ поскорѣе внизъ къ своей командѣ. Я слышалъ какъ мистеръ Годфрей сказалъ мнѣ вслѣдъ: «Милый, старый Бетереджъ, я искренно его уважаю!» Удостоивая меня подобнымъ изъявленіемъ дружбы, онъ въ то же время обнималъ сестеръ своихъ и строилъ глазки миссъ Рахили. По истинѣ неисчерпаемый источникъ любви! Мистеръ Франклинъ въ сравненіи съ нимъ былъ настоящій дикарь.
По прошествіи получаса, я, по приказанію миледи, явился въ ея комнату.
Нашъ разговоръ на этотъ разъ былъ почти повтореніемъ моей бесѣды съ мистеромъ Франклиномъ на пескахъ, съ тою только разницей, что я ничего не сказалъ ей о фокусникахъ, не имѣя покамѣстъ ни малѣйшаго повода тревожить ее на этотъ счетъ. Когда аудіенція кончилась, и миледи дала мнѣ позволеніе удалиться, я могъ замѣтить, по ея лицу, что она истолковала побужденія полковника въ самую дурную сторону и втайнѣ порѣшила воспользоваться первымъ удобнымъ случаемъ, чтобъ отнять у дочери Лунный камень.
Возвращаясь на свою половину, я повстрѣчалъ мистера Франклина, который освѣдомился у меня, не видалъ ли я кузины его, Рахили. И на мой отвѣтъ, что я не видалъ ея, онъ пожелалъ узнать, не извѣстно ли мнѣ, по крайней мѣрѣ, куда дѣвался его двоюродный братъ Годфрей? Но я и на это не сумѣлъ отвѣчать ему удовлетворительно, хотя, по правдѣ сказать, мнѣ начинало сдаваться, что двоюродный братецъ Годфрей былъ, по всей вѣроятности, не далеко отъ своей двоюродной сестрицы Рахили. Должно-быть, тѣ же подозрѣнія промелькнули и въ головѣ мистера Франклина, потому что онъ сильно щипнулъ себя за бороду, ушелъ въ библіотеку и громко хлопнулъ дверью, предоставляя мнѣ выводить изъ этого какія угодно заключенія.
