вполне устраивало. Даже понравилось. Я разгуливала по дому, не думая, а не делаю ли я что-нибудь не так. Мастурбировала в спальне с открытой дверью. Читала “Плейбой” в гостиной на диване. Именно этим я и занималась, когда в девять часов вечера раздался звонок в дверь. Это был мистер Вуозо, в белой футболке и джинсах. От него приятно пахло пивом. 
— Эй, — воскликнул он, — а твой папаша дома?
 — Нет, — ответила я.
 — У него прожектор на флаге погас. Может, передашь ему?
 — Он только завтра вернется, — сообщила я.
 — Завтра?
 Я кивнула.
 — Он уехал к своей девушке.
 — А ты не слишком маленькая, чтобы оставаться ночью одной?
 — Не думаю.
 Он взглянул на меня.
 — А ты не боишься?
 Я помотала головой.
 Мы помолчали. Потом он спросил:
 — А что это ты там читаешь?
 — Где? — растерялась я.
 Он кивнул в сторону дивана, и я оглянулась.
 — Да так, — выдавила я, стараясь не нарушать правила нашей игры, — ничего.
 — Ничего, да? — улыбнулся он.
 Я не знала, что ему на это ответить, так что тоже улыбнулась.
 — Я не знал, какой из них тебе отнести, так что схватил первый попавшийся.
 — Мой любимый, — сказала я.
 — Правда? А почему?
 — Мне нравится девушка в гольф-карте.
 — Девушка в гольф-карте? — пробормотал он, словно пытаясь что-то вспомнить.
 — У нее рубашка расстегнута, а она этого не замечает, — напомнила ему я.
 — Ах, вот оно что, — сказал он.
 Я кивнула.
 — И что тебе в ней нравится? То, что она этого не замечает?
 — Да, — ответила я. Я была так счастлива, что наконец могу с кем-то это обсудить. Говорить о вещах, в которых только он меня понимал.
 — Ну ладно, — промолвил он, — не забудь рассказать папе про прожектор.
 — А вы не хотите зайти? — спросила я.
 — Нет, мне домой пора.
 — А-а…
 — Если что случится, звони, — предложил он.
 — Хорошо, — пообещала я, лихорадочно пытаясь придумать, как же его задержать.
 — Спокойной ночи, — попрощался он, но так и остался стоять на месте.
 — Спокойной ночи, — откликнулась я.
 Он протянул руку и легонько сжал мое плечо. А потом передвинул руку чуть ниже, провел по моей груди, развернулся и ушел.
 Как только он ушел, я вернулась на диван и стала гладить свою грудь, думая о нем. Когда оргазм закончился, я вспомнила, что Мелина назвала его свиньей, и подумала, что она не права. Разве может человек, из-за которого мне так хорошо, быть плохим? Мне нравилась Мелина, и, похоже, она ужасно умная, но, наверное, чего-то она просто не понимает. В общем, я верила, что все, что приводит меня к оргазму, — хорошо. Я думала, что мое тело лучше знает, что хорошо, а что плохо.
  На следующий день в столовой ко мне подсел Томас Брэдли.
 — Ничего, если я к тебе присоединюсь? — поинтересовался он.
 Я кивнула, и он уселся рядом. Подстрижен он был почти налысо, а его карие глаза были гораздо светлее кожи.
 Мы ели молча, пока наконец он не сказал:
 — Извини, что обзывался тогда. Не знаю, зачем я это делал.
 — Да ладно.
 — Ничего не “ладно”.
 Я не знала, как на это реагировать, так что продолжала есть равиоли. Когда прозвенел звонок, Томас предложил отнести мой поднос, и я разрешила.
 Всю мою посуду: и тарелку, и вилку с ножом, и пакет из-под молока — он взгромоздил на свой поднос и прикрыл сверху моим.
 — Я сейчас, — предупредил он, и я так поняла, что мне надо его дождаться.
 — Ну, все, — сказал он, вернувшись, и мы вместе пошли к его шкафчику.
 Он спросил, можно ли ему проводить меня до моего шкафчика, а я зачем-то соврала и сказала, что уже ходила. А вообще это было приятно — делать все это не одной, а с кем-то.
 На уроке социологии, когда мне стало скучно, я попробовала кончить, думая о Томасе, но у меня ничего не вышло. Все было совсем не так, как когда я думала о мистере Вуозо или о том, как меня фотографируют для журнала. Так что я сдалась и стала думать о них. Мне подумалось, что это очень удобно — по оргазму можно проверять, кого я по-настоящему люблю.
 Вечером у Вуозо я проверила тампоны в туалете, так, на всякий случай, если вдруг миссис Вуозо отчаялась меня изловить. Но нет. Там все еще лежало четыре штуки. Я спустилась к Заку и сообщила, что мне на минутку нужно зайти к соседям.
 — Не смей! — завопил Зак, выключая звук на телевизоре. — У нас еще полно воланчиков.
 — Да я не за тем, — успокоила его я. — Мне надо узнать фамилию Мелины.
 — Зачем это?
 — Потому что мне нельзя ее больше называть просто Мелиной. Папа запретил.
 Зак промолчал.
 — Я сейчас вернусь, — пообещала я. — Ладно?
 Он отвернулся и опять включил звук.
 — Я ненадолго. Мне только нужно кое-что спросить, — выпалила я, как только Мелина открыла дверь.
 — Давай, — сказала она, проходя в дом.
 Я прошла за ней в гостиную, где она как раз расставляла книги в высоком деревянном шкафу. Я заметила на некоторых из них арабскую вязь.
 — Мне надо знать, какая у вас фамилия, — сказала я.
 — Пожалуйста, Хайнс. А зачем тебе?
 — Просто мне больше нельзя вас называть просто Мелиной.
 — Да что ты?
 Я кивнула.
 — Папино правило.
 — Ого, — удивилась она. — У него, похоже, много правил.
 — Угу.
 — Ну, тогда называй меня Мелиной, когда его нет поблизости.
 — Ладно, — согласилась я.
 — Ну и отлично.
 — Мелина? — произнесла я.
 — Что?
 — Если я дам тебе деньги, которые я заработала, ты сможешь купить мне тампоны?
 Она помолчала секунду.
 — Ну, я даже не знаю, Джасира.
 — Почему нет?
 — Мне не очень хочется идти против воли твоего отца.
 — Но ты же только что разрешила называть тебя Мелиной, когда его нет рядом.
 — Ох, боже ты мой, — вздохнула она.
 — Я не понимаю, почему мне нельзя пользоваться тампонами. Они мне отлично подходят.
 — А со своей мамой ты это обсудить не можешь? — поинтересовалась Мелина.
 — Нет, — покачала я головой.
 — Почему?
 — Потому что она велит мне во всем слушаться папу.
 — Она тоже из Ливана?
 — Нет. Она ирландка.
 — Ого, — опять сказала Мелина, — ну и коктейль.
 Мне не понравилось, что разговор у нас перешел с тампонов на мою национальность, так что я сказала, что мне пора.
 — Уверена?
 — Да, мне нельзя оставлять Зака одного.
 — Мне очень жаль, Джасира. Я хотела бы тебе помочь. Правда. Но я уверена, что ты что-нибудь придумаешь.
 — Спасибо, — поблагодарила я и ушла.
 Я очень разозлилась на нее, как будто она меня обманула. Она ведь заявляла, что папины правила — бред, а