голос, в котором пробивается тонкая брешь:
— Знаешь, Ким, я постараюсь, — он берет паузу. — Прийти на твой выпускной.
Я с минуту осознаю, и если бы не эндорфины счастья, внезапно ударившие в голову, я бы серьезно забеспокоилась о своей способности мыслить.
Я радостно бросаюсь на него, целую лоб, щеки, нос, глаза…
Кейн смеется.
— Да постой же, — мягко бросает он, глядя мне в глаза. — Я действительно ничего не обещаю, Ким.
— Мне и этого достаточно, — моя улыбка растягивается до ушей. — Я буду ждать, Кейн.
И меня наполняет ни с чем не сравнимое ощущение: ты словно расправляешь свои крылья, о которых давно забыл, и вздымаешься в небо. Медленно и плавно отрываешься от земли, возвышаясь над уменьшающимися в размерах деревьями. Туда, где листья ласково шелестят в ответ, нашептывая выцарапанные на столетнем дубе-исполине инициалы, соединенные знаком вечной любви.
19
День за днём. Вот уже больше недели всё идёт своим чередом. Я стараюсь вникать в суть школьных курсов, я правда стараюсь. Я учусь. Не могу сказать, что моя успеваемость по прежнему занимает самое главное место в моей жизни, но учёба помогает мне держаться на плаву, когда приходится молча сидеть в комнате со знанием, что сегодня Кейн не придет, или за ужином с родителями, от речей которых меня откровенно тошнит.
Учеба помогает мне, когда в голову лезут мысли, от которых меня саму передёргивает. Она помогает мне не сойти с ума, когда я сижу на уроке физики и думаю о том, что увижуеготолько через два дня.
Я не расстаюсь с телефоном. Я недосыпаю. Каждую ночь я боюсь уснуть, до последнего наслаждаясь объятиями Кейна, а утром я просыпаюсь в кровати одна. Меня не интересует позавчерашняя четверка по химии или недоделаный по астрономии реферат.
В присутствии родителей я натягиваю на лицо улыбку и делаю вид, что у меня всё, как обычно. Каждый вечер я неспешно встаю из-за стола и равнодушно поднимаюсь наверх, изо всех сил пытаясь не сорваться на бег, пока переступаю эти длинные ступеньки, потому что так я выдам себя с головой. Я просто иду в свою комнату, и как только моя дверь оказывается заперта изнутри, я на всех парах подбегаю к окну, где меня уже ждёт Кейн.
Однажды мы едва не попались. Мама зашла ко мне поздно вечером, но, благо, дверь была заперта. Я аргументировала это тем, что делала важный доклад по астрономии и не хотела, чтобы кто-то меня отвлекал. Кажется, мама поверила.
Мир словно покрасился в такие яркие цвета, о которых я раньше и не подозревала. Мы с Кейном видимся почти каждый день. Несколько раз я оставалась гостить у него дома, и возвращалась в школу под стать прибывшему Генри.
В следующую субботу мы с мамой снова идем вместе в торговый центр, где смотрим остальные "реквизиты" для выпускного, покупаем туфли, клатч и украшения, наведываемся в салон красоты.
Это воодушевляет меня ещё больше: я представляю себя с нежной прической и макияжем, и даже мое платье уже не кажется мне столь блеклым. А причина всему одна: Кейн. Он будет на выпускном, а все остальное уже неважно.
Разумеется, проблемы никуда не делись. А когда начинаешь понимать, чем чревато непослушание, ты просто начинаешь мыслить по-другому.
И я нашла способ.
Если бы ещё год назад мне кто-то сказал, что я — прилежная ученица школы, отличница на доске почета и девочка, которая занимает призовые места на олимпиадах, станет прогуливать уроки, я бы посмеялась до коликов в животе и покрутила пальцем у виска.
Вот уже больше недели я иду против всех правил. Я, которая за всю свою жизнь пропустила уроков столько, сколько на пальцах одной руки пересчитать, которая ужаснулась бы от одной только мысли о том, чтобы пропустить урок, теперь систематически это делаю. Другаяя бы ужаснулась.
И меня бы это правда насторожило, признаться честно, иногда меня накрывает волна вины и стыда, но этого слишком мало, чтобы заглушить мое порхающее бабочкой сердце.
Я нахожу причину уйти с уроков. Это оказалось довольно просто — прикрыться курсами, мамиными выставками, да хоть ужином с папиными партнёрами, которые кстати наведывались к нам уже дважды за последнюю неделю.
Учителя, в глазах которых я занимаю почетное место среди остальных ребят, которые заглядывают мне в рот и боготворят меня, и предметы которых не играют роли для моего поступления, смягчаются и отпускают меня.
И все было бы хорошо. Если бы не очередной, казалось бы совсем обычный школьный день.
— Боже, Стэн! — мой голос обрывается так резко, словно топором отсекли.
Я стою посреди школьного коридора и растерянно хлопаю ресницами, даже не обращая внимания на выпавшие из рук учебники. А всё потому, что дорогу мне загораживает парень в белой рубашке поло.
Стэн смотрит на меня слишком уж проницательно. Как-то серьезно и даже мрачновато. Мне кажется, что сейчас он угрюмо заговорит, слова подкатываются к его горлу, вот-вот готовясь угрюмо сорваться с губ, но в последний момент он всего лишь одаривает меня своей привычной милой улыбкой.
— Привет, Ким, — дружелюбно подаёт голос Стэн. — Давно не виделись.
Да, это правда. С того самого ужина мы ни разу не разговаривали. Иногда пересекались глазами: на переменах, в столовой или на школьном дворе. Я изредка ловила на себе его взгляды, один раз мы столкнулись в дверях класса, оба застыли, как истуканы, и мне показалось, что в его глазах я тогда впервые увидела что-то смешанное с болью, предательством и разочарованием, но в итоге он вежливо пропустил меня и не обронил ни слова. Так и оставил озадаченную меня, вылетев мимо по коридору, в мгновение ока преодолевнесколько лестничных пролётов. Я стояла с открытым ртом, смотря, как он исчезает в бесконечности коридора. Наверное, меня бы это и вправду покоробило, и возможно, я бы даже пошла за ним, но через минуту мне написал Кейн.
— Слышал, ты вчера ушла с последних уроков, — снова подаёт голос Стэн. — Помочь маме с выставкой.
— И что?
— Да так, ничего… — он качает головой. — Что-то ты часто в последнее время пропускаешь уроки.
— Да, у меня каждый вечер курсы и дополнительные занятия, папины партнёры зачастили к нам в гости, а у мамы на носу очередная выставка, поэтому не всегда получается уложиться в график, — зачем-то оправдываюсь я.
Он внимательно меня слушает и не перебивает, а затем выпаливает:
— А может дело вовсе не в этом?
Я выгибаю бровь:
— Прости?
— Как-то раз я пошел за тобой…