Рассказывали и о существах, в основном о паразитах, будто подчинявших себе людей и делавших из них зомби. Что паразиты эти – лишь малая часть той армии созданий, что населяет сейчас территории за городом. Если говорили не о паразитах – то о непонятных тварях, обитающих под землей, о существах из ночных кошмаров, о плотоядных монстрах и мутантах, о видоизменяющихся разумных созданиях, падких до человеческой крови и мяса. Много было разговоров о смещении времени, о том, что земля перевоплотилась и что сейчас все по–другому, что рельеф местности, погода и поведение животных полностью изменились. Шептались о пустыни, наступающей со стороны России, о гигантских болотах, в которые превратилась территория Украины. И если бы я не был тогда в самом начале на Браславах, то не поверил бы ни единому их слову.
Ни разу не нашелся ни один смельчак, который бы согласился отправиться проверять те истории – все знали, каким будет результат.
***
Раны Алекса снова разболелись, и ему пришлось в очередной раз прерваться, чтобы перевести дух. Я предложил перенести нашу беседу, точнее, его монолог, на завтра, но в ответ он лишь молча покачал головой.
После перевязки мы уселись у огня, в ожидании продолжения его истории.
Смеркалось.
***
Когда жизнь начала приобретать обыденность и спокойствие, я нашел полуживого парнишку лет десяти. Он был избит почти до смерти своими же сверстниками, которые при виде меня тотчас разбежались. Опоздай я на минуту – одним детским трупом в этом злачном месте стало бы больше. Не скажу, что я почувствовал в момент, когда нащупал у мальчонки слабый пульс. Жалость? Сострадание? Сочувствие? Скорее, это было смешанное чувство, ведь когда‑то у меня самого был вот такой же сын. Взял его к себе, выходил, откормил.
Парень оказался очень понятливым, но уж каким‑то не по годам взрослым, молчаливым – ни слова не скажет, как ни пытался разговорить. Но все на лету схватывал, с полуслова. Я его начал учить тому, что знал сам. В общем, осмотрелся пацан, освоился, потихоньку по дому начал помогать. У меня от него никаких секретов не было. Жили, как отец с сыном, разве что только условия были тяжелые и мир жестоким. Но я всегда ему говорил, мол, терпи, тренируй волю и тело, будь сильным, прорвемся, и все у нас будет с тобой хорошо.
Через месяц он исчез, а я нутром почуял неладное – собрался быстро и решил переждать в укромном месте. Ни разу еще меня мой инстинкт самосохранения не подводил, помог он мне и тогда.
В те времена очередной пик охоты за кротами пошел – то ли у бандитов с едой туго стало, то ли еще что‑то случилось, но ловили нас и днем и ночью, завалы цепью прочесывали. Но я к тому моменту оказался подготовленным – и в маскировке неплохо разбирался, и в искусстве отрываться от погони натаскал себя. Да и голыми руками со мной не так уж легко справиться – и оружие и силы были. Мимо моей норы все время проходили, а меня выследить никому из ищеек так и не удалось.
Вот и в этот раз почти успел уйти, но хлопчик проворнее, чем я думал, оказался, головорезов очень быстро привел. Хорошо, что я автомат, купленный за тушенку, сообразил с собой взять, и все патроны к нему. Кое‑как отбился. Конечно, задело немного, но, как видите, выжил в той заварушке. А вот Юрка – так его звали – под очередь своих же и попал. Погиб сразу, наверное, даже и не понял, что случилось. Как мне больно от предательства было! Получается, из‑за человечности да доброты своей дом обжитой потерял. Уходить пришлось с боем. А как закончилось все, и я понял, что нахожусь в пограничной зоне, аж коленки затряслись – все россказни вмиг вспомнил, от страха еле шел.
Назад дороги не было, а вечер был все ближе. Думалось только о том, как дожить до утра. Примерно через час посчастливилось найти укромное место – небольшую комнатушку с одной только уцелевшей дверью, без потолка и окон. На втором этаже полуразрушенной хрущевки, как говорится, то, что доктор прописал.
Как сейчас помню – руки занемели, так сильно автомат сжимал. Дров сразу наносил. Их там полно было – косяки дверные, рамы оконные, остатки мебели. Ловушек несколько поставил, нагромоздил кучу всякого хлама, чтобы нельзя было бесшумно к двери подобраться, да еще и подпер ее тяжеленым шкафом, что там в гордом одиночестве стоял.
До самого рассвета глаз не сомкнул – вокруг шорохи, хруст непонятный, даже шаги слышались. Молодым бы легче ночевку перенес, но теперь нервишки ой как пошаливали. Так и просидел всю ночь у огня в обнимку с калашом.
Мне цыганка как‑то нагадала, что я очень загадочный человек и умру нескоро, а вот век мой будет тяжелым, полным приключений и радости, но и горьких потерь. Лучше бы она тогда меня обманула или на деньги развела. Так нет же, ни копейки не взяла, сказала, грешно с меня деньги брать. Я часто размышлял над ее словами, может, все несчастья на свою голову и притянул.
Утро в тот день выдалось холодным и мокрым, стоял густой туман. Нет погоды лучше для того, чтобы оторваться от погони или потеряться в трех соснах. Мой внутренний голос говорил, что меня будут искать, ведь без Юры им не найти мое убежище, а мальчонка наверняка приврал или что‑то добавил от себя.
У меня был компас. Я примерно знал, где находился, в какой стороне город, а в какую мне предстояло отправиться. Я надеялся пересидеть неделю–другую за городом, пока все не уляжется, вернуться к себе и продолжить жизнь в своей норе. Но нельзя же все время чего‑то опасаться, ждать, когда за тобой придут, думать, что с тобой сделают.
Перепаковав свой рюкзак, я отправился в никуда…
***
На улице давно стемнело, и комната была освещена бликами пламени, игравшего в камине. Очередная доска, брошенная Михаилом, немного сбила огонь, вызвав яркий сноп искр.
— Осторожней, – попросила Таня, – можно же подойти и аккуратно положить.
Миша послушно встал, подошел к камину и положил еще несколько досок.
— По кофе? – я вопросительно посмотрел на Таню.
— Делай, – хмыкнула она в ответ, и мне ничего не оставалось, как встать и отправиться с чайником на улицу.
На загадочном черно–синем небе одна за другой вспыхивали бесконечной красоты яркие звезды.
***
Я уходил все дальше и дальше в туман, казавшийся мне живым. Иногда он доходил мне до пояса, иногда нависал громадной волной, чтобы со следующим порывом ветра обрушиться на меня всей своей молочно–дымчатой массой. Мне все время казалось, что за мной следят, и я все ускорял шаг, сжимая в руках автомат. Пошел дождь, но моя охотничья куртка с капюшоном часто спасала меня и от более серьезных напастей. К полудню я вышел за город и тотчас натолкнулся на ужасное место. Это был периметр из кольев и столбов. Колья были увенчаны черепами, столбы же представляли собой нечто похожее на виселицы, только тела были обезглавлены и подвешены кто за ребра, кто за руки или ноги. Своеобразное предупреждение тем, кто попытается войти в город, а может, выйти из него. Конструкции стояли нечасто, в произвольном порядке. Вокруг валялись человеческие кости.
Туман тянул меня все дальше и дальше от города… Я понял, что уже никогда не смогу вернуться.
Однажды, много позже, я встретил выжившего. Он чудом смог уйти из Города и поведал мне, что военные в конце концов получили абсолютную власть. И постепенно, квартал за кварталом, очистили улицы от каннибалов, уцелевших бандитов, да и вообще от всех живых. Видимо, у них был свой план. Все бы хорошо, но они оставили и рабство, и публичные казни, оставили пытки и издевательства, но теперь все это стало узаконенным. Впрочем, такого понятия, как закон в этой стране не существовало еще задолго да катастрофы.
Всех, кого не уничтожили отряды зачистки, собрали в одно место. Людей разбили сначала по полу, затем по возрастным группам. После осмотра врачами некоторых забрали с собой, некоторых расстреляли на месте, остальных отпустили, переписав поголовно и выдав личные номера. Всех оставшихся обязали раз в неделю появляться на территории бывшего рынка для пересчета и проверки.
По словам того человека, людей осталось около двух тысяч. Мне стало не по себе – ведь некогда население достигало почти двух миллионов.
Затем были скитания. Долгие и трудные. Многие судьбы переплетались с моей, много дорог пройдено, обуви изношено. Приходилось побывать и в «переходах» и в параллельных мирах, приходилось не раз отстреливаться от обезумевших людей, страдавших от паразитов, сражаться с непонятными созданиями, дикими зверями и всякой мерзостью.
Как ценишь каждый патрон, и как судорожно палец нажимает на спусковой крючок, когда тебя пытается окружить свора голодных собак, нельзя передать словами – надо пережить, чтобы в тебе память предков проснулась…
Однажды я встретил старика, указавшего мне путь в далекое поселение. Оно было окружено лесом, спрятано за рекой и болотами – там людям не просто удалось выжить и дать отпор всяким тварям, но еще и начать развиваться, начать отвоевывать у нового мира территории, готовясь к какой‑то непонятной мне миссии. Я узнал, что они общаются с такими же, как и сами, что регулярно выкупают у рабовладельцев людей, и их боятся даже военные. Много чего узнал, много с кем познакомился…
