– И дёшево, – добавил Карпо. – Одень что почище, а то засмеют.
– Все будут? – насторожился Ивась.
– Что, нас так много, что ли? Конечно, все, – Демид довольно хмыкнул. Оселедец свой он давно срезал. Волосы его отросли и лицо его не казалось грозным и загадочным. Он был гладко выбрит, лишь усы свисали по обе стороны губ. Они ещё не тронуты сединой, как и волосы. Казалось, что Демид помолодел.
Омелько и тот постригся под горшок, подстриг у цирюльника усы, побрился и выглядел вполне приятно. Его молодое, слегка скуластое лицо дышало здоровьем, серые глаза смотрели открыто, в них можно было заметить искорки осторожности, даже насторожённости.
Казаки отправились все вместе, захватили немного денег. Демид по этому поводу заметил, что сколько не возьми, окажется мало, а потом выйдет, что вообще ничего нет больше.
– Мотай на ус, хлопчик, – наклонялся он к уху Ивася. – Девки да бабы из любой кишени деньги вытянут. И глазом не успеешь моргнуть. Потому в кабак много никогда не бери.
Харчевня находилась почти рядом с городской стеной, в длинном узком и чадном подвале, где шумели, кричали, лили на стол пиво, смеялись и играли в кости и карты.
Несколько молодых женщин в неряшливых, уже захватанных платьях, прохаживались между двумя столами, улыбались, заигрывали с мужчинами, изредка садились к ним на колени и отпивали из больших глиняных кружек пиво, хохотали, трясли грудями и лупили мужчин по рукам, когда они слишком нахально приставали.
Это было так ново для молодых казаков, что они вначале опешили. А старики быстро освоились, пощупали одну из женщин, похохотали, попили пива и с потными рожами удалились куда-то, растворившись в чадном спёртом воздухе.
Ивась хотел спросить Омелька про стариков, но тут подскочила ещё одна молодуха, уселась бесцеремонно тому на колени. Она бойко говорила, Омелько глупо улыбался, что-то пытался ответить, смеялся и цедил пиво.
Как-то очень скоро они поняли, чего хотят, женщина поднялась и повела Омелька в глубину подвала, куда недавно скрылись их друзья.
Тут к Ивасю пролезла ещё одна молодая девушка с рыжими веснушками по слегка потному лицу, гладко зачёсанными волосами, слегка растрёпанными. Улыбаясь и что-то щебеча, она бесцеремонно взяла его кружку с пивом и отпила пару глотков. Потом приблизила своё лицо, дыша пивным духом, и поцеловала его в губы.
Ивась чуть дёрнулся, но замер, ощущая, как волна возбуждения охватывает его всё сильнее, заполняя тело, отдаваясь в висках и груди судорожными ударами. Он вспотел, а девушка опять что-то говорила, чего он понять не мог.
Он хотел сказать ей, что ничего не понимает, но язык не слушался и он молил Господа, чтобы он надоумил понять эту мягкую аппетитную и податливую девичью плоть.
Но ничего не надо было понимать. Девушка поднялась, протянула руку, горячей ладонью ухватила его непокорную руку и подняла. Он смотрел на неё горячими глазами, горящими нетерпением, возбуждением и стремительным желанием, ещё сдерживаемом стыдливостью.
Ему казалось, что на них все смотрят. Он украдкой и мельком поглядел в зал. Никто не обращал на него никакого внимания. Это удивило и успокоило юношу. Покорно поплёлся за смеющейся беловолосой девушкой, плохо ощущая реальность происходящего.
Только очнулся в почти тёмной крохотной комнатушке с голыми кирпичными стенами. Единственная мебель состояла из грубого топчана с грязным одеялом, застеленным кое-как.
Девушка со смехом схватила Ивася за плечи, села на топчан и опрокинула его на себя, ища его губы своими.
Он смутно помнил, как её проворные руки шарили по его телу, что-то помогали, рот не закрывался в смехе. Было влажно, душно, но что-то торопило его. Наконец ощутил блаженство, постепенно осознал, что с ним происходит. Девушка была под ним, с воплями извивалась, пугая Ивася, но то блаженство, которое заполнило его всего, не позволяло остановиться, пока конвульсии не выпили все его силы. И только теперь он полностью осознал происходящее.
Посмотрел на девушку. Её глаза сияли восторгом, требовали ещё, но он не понял значения её глаз. Хотел подняться, ощущая смятение и неловкость.
Её руки сильно прижали его тело вниз, губы что-то говорили, тянулись к нему, и они слились в жарком поцелуе.
Потом они посидели немного при свете чадной лучины, смотрели друг на друга, и смеялись, не в силах выразить свои чувства и мысли понятными словами.
Ивась вытащил из кармана несколько монеток, протянул девушке. Она засмеялась, отстранила ладонь и что-то сказала. Ивась настаивал, и тогда девушка взяла одну и спрятала её в складки мятого платья.
Они вышли вместе. За столом сидели его друзья. Увидев хлопца, заулыбались, замахали руками, подвигаясь теснее.
– Ну что, юнец! Поздравить можно? На, выпей пива! – Демид весело смеялся, а Ивась продолжал смущаться, боясь взглянуть на друзей.
– Выпьем за нового мужика! – прогундосил Карпо. Все подняли кружки, стукнулись и выпили по нескольку глотков.
– Вот теперь ты настоящий мужик, Ивась! – Демид довольно осклабился, охлопал того по спине, спросил, хохоча: – Чай не опозорил славный род казачий?
Ивась только пожимал плечами. Он ещё не разобрался ни в себе, ни в своих ощущениях, ни, тем более, в женщинах. Он поднял глаза и встретился со смеющимися глазами его девушки. Та подмигнула и улыбнулась ещё шире.
Демид заметил это, усмехнулся, заявил заговорщицки:
– Уверен, что наш Ивасик не опозорил нас. Этому свидетельница вон та белобрысая, что пялится на нашего Ивасика слишком откровенно. Ивасик, может опять она тебя подберёт, а? Смотри, как она себя предлагает. Иди, чего ожидаешь? Смотри, глаз не сводит, – он поманил девушку пальцем.
Когда та приблизилась, Демид долго объяснял ей жестами и словами, на что та всё смеялась, протягивала руку к Ивасю, а тот смущённо не знал, что делать, пока Демид силой не вытолкнул его вперёд. Девушка схватила его руку, и они растаяли в чаде угрюмого подвала.
– Смотри-ка, Карпо! Наш-то сосунок, что надо. Девка как схватила его! Молодец! А мы думали, что дохляк, тощий слабак! Ничуть не бывало!
Они ещё долго сидели в кабаке, пока ноги с трудом ворочались под столом. Потом, обнявшись, поднялись по скользким ступеням наверх и затянули песню, не понимая один одного.
Новый год встретили при обильном мокром снеге, вспоминали свои зимы, и с тоской смотрели в мутное оконце их скудного жилища. Попивали пиво, заедая пудингом и коржами с мёдом.
Две недели спустя купец Иван сообщил, что он отправляется на две недели во Франкфурт, где у него должна совершиться хорошая сделка.
– Вот вам по пять монет серебром, и готовьтесь в дорогу. Послезавтра весь обоз выступает.
– Чёрт! – ругался Карпо. – Думал, что скоро назад, домой, а оно вишь как повертается. И погода слякотная. Не по душе мне это.
– А чего сидеть сидьмя на месте? – огрызнулся Демид, – Ещё заработаем, а что ещё делать? Поедем, я уже дал согласие. Как вы смотрите, хлопцы?
Они переглянулись и дружно ответили, что не против.
– Вот с этими жить легче, Карпо. И не дуйся, что сыч ночной. Что нам делать по такой распутице дома, когда здесь всё же какие ни на есть, а дороги. Скоро весна. По весне и пустимся в путь. Можно будет зажить припеваючи, если забраться подальше и не высовываться без дела.
Карпо молча сопел, отвечать не стал, понимая, что ему одному не перешибить остальных.
До Франкфурта тащились больше времени, чем рассчитывал Иван-Иштван. И в самом городе пришлось задержаться на три дня дольше. Но тут произошли события, которые резко изменили всю судьбу нашей четвёрки.
Гессенские князья заволновались, собрали войско и сделали попытку обложить имперский город данью в свою пользу. Городской магистрат возмутился, поднял горожан, нанял наёмников.
В число наёмников попали и наши казаки. Их принудили, пообещав в случае отказа, бросить в тюрьму, как дезертиров. Пришлось согласиться.
– Ну и влетели мы в историю! – никак не мог успокоиться Карпо.
