Быть богом и потерпеть неудачу в чудесах - ужасное ощущение; как если бы человек чихнул, не чувствуя к тому никакой предрасположенности; как если бы нужно было плавать в тяжелых ботинках или вспомнить имя, которое намертво забыто: все это испытывал Шимиш.
И в вторник священники вошли, и народ, и они поклонялись Чу-бу и предложили дары ему, говоря: "O Чу-бу, который создал все", и затем священники пели: "и есть также Шимиш"; и Чу-бу испытал жгучий стыд и не говорил в течение трех дней.
Были в храме Чу-бу и святые птицы, и когда третий день настал и настала ночь, случилось, как показалось Чу-бу, что появилась грязь на голове Шимиша.
И Чу-бу сказал Шимишу, как говорят боги, не шевеля губами и не нарушая тишины: "Грязь на твоей голове, О Шимиш". Всю ночь напролет он бормотал снова и снова: "Грязь на голове Шимиша". И когда настал рассвет и вдали зазвучали голоса, Чу-бу возликовал при пробуждении Земли, и выкрикивал, пока солнце не достигло зенита: "Грязь, грязь, грязь, на голове Шимиша", и в полдень он сказал: "Так Шимиш бог". Таким образом Шимиш был посрамлен.
И во вторник кто-то пришел и вымыл его голову розовой водой, и ему поклонялись снова, когда пели: "Есть также Шимиш". И все же победа осталась за Чу-бу, поскольку он сказал: "Голова Шимиша была грязна" и снова: "Его голова была грязна, этого достаточно". И вот однажды вечером грязь оказалась и на голове Чу-бу, и это было подстроено Шимишем. С богами дела обстоят не так, как с людьми. Мы - сердимся на других и забываем о нашем гневе снова, но гнев богов остается. Чу-бу помнил, и Шимиш не забывал. Они говорили, как мы не говорим, все так же в полной тишине, слушали друг друга, и были их мысли непохожи на наши. Мы не должны судить их по человеческим стандартам. Всю ночь напролет они говорили и всю ночь звучали только эти слова: "Грязный Чу-бу", "Грязный Шимиш". "Грязный Чу-бу", "Грязный Шимиш" - всю ночь. Их гнев не угасал на рассвете, и ни один не уставал от своих обвинений. И постепенно Чу-бу начал понимать, что он не более чем равен Шимишу. Все боги ревнивы, но это равенство с выскочкой Шимишем, вещью из окрашенной древесины на сотню лет новее Чу-бу, и это поклонение, возданное Шимишу в собственном храме Чу-бу, были особенно ужасны. Чу-бу был ревнив даже для бога; и когда вторник настал снова, третий день поклонения Шимишу, Чу-бу не мог этого больше вынести. Он почувствовал, что его гнев должен быть явлен любой ценой, и он возвратился со всей страстностью своей воли к достижению небольшого землетрясения. Служители только что ушли из храма, когда Чу-бу направил всю свою волю на достижение этого чуда. Время от времени его размышления прерывались этим теперь знакомым тезисом: "Грязный Чу-бу", но Чу-бу жестко направлял свою волю, даже не отвлекаясь на то, что он собирался сказать и уже сказал девять сот раз, и наконец даже эти помехи прекратились.
Они прекратились, потому что Шимиш возвратился к проекту, от которого он никогда окончательно не отказывался, желая самоутвердиться и возвеличиться перед Чу-бу, совершив чудо, и в вулканической области он избрал небольшое землетрясение как чудо, которое легче всего выполнить маленькому богу.
Землетрясение, к которому стремятся два бога, имеет вдвое больше шансов свершиться, чем то, которого желал бы один, и неисчислимо больше шансов, чем в том случае, когда два бога тянут в разные стороны; как, если взять в пример древних великих богов, в том случае, когда солнце и луна действуют в одном направлении, мы имеем самые большие приливы.
Чу-бу ничего не знал о теории приливов и был слишком занят своим чудом, чтобы заметить, что делал Шимиш. И внезапно чудо свершилось.
Это было очень незначительное землетрясение, ибо имеются другие боги, кроме Чу-бу или даже Шимиша, и оно было совсем слабым, как пожелали боги, но оно ослабило некоторые монолиты в колоннаде, которая поддерживала одну сторону храма, и целая стена рухнула, и низкие хижины людей того города были поколеблены немного и некоторые из их дверей были забиты так, что они не открывались; этого было достаточно, и на мгновение казалось, что это все; ни Чу-бу, ни Шимиш не приказывали большего, но они привели в движение древний закон, древнее чем Чу-бу, закон гравитации, которым эта колоннада удерживалась в течение сотни лет, и храм Чу-бу содрогнулся и затем замер, содрогнулся вновь и низвергся на головы Чу-бу и Шимиша.
Никто не восстановил его, поскольку никто не смел приблизиться к таким ужасным богам.
Некоторые сказали, что Чу-бу вызвал чудо, но некоторые сказали, что Шимиш, и это породило ересь. Слабый адепт, встревоженный горечью конкурирующих сект, нашел компромисс и сказал, что оба вызвали бедствие, но никто не додумался до истины: все было содеяно конкуренцией.
И росла уверенность, и обе секты поддержали ее в целом, что тот, кто коснется Чу-бу или посмотрит на Шимиш, умрет.
Именно так Чу-бу перешел в мое владение, когда я путешествовал однажды за холмами Тинга. Я нашел его в упавшем храме Чу-бу, руки и пальцы ног идола были липкими от мусора, он лежал на спине, и в том положении, в котором я нашел его, я и держу его к до сих пор под стеклянным колпаком, поскольку так он меньше портится. Шимиш был сломан, так что я оставил его, где он был.
И есть что-то столь беспомощное в Чу-бу с его жирными руками, висящими в воздухе, что иногда я, движимый состраданием, склоняюсь перед ним и прошу: "O Чу-бу, ты, который сделал все, помоги твоим слугам".
Чу-бу не может сделать много, хотя я уверен, что в бридже он послал мне козырного туза после того, как я не держал в руках стоящих карт весь вечер. А впрочем, слепая удача могла сделать для меня то же самое. Но я не говорю об этом Чу-бу.
Чудесное окно
Старика в восточной одежде вели полицейские, и это привлекло к нему и к пакету в его руках внимание м-ра Сладдена, который зарабатывал средства к существованию в торговом центре господ Мергина и Чатера, то есть в их учреждении.
М-р Сладден имел репутацию самого глупого юноши в их бизнесе; малейший намек на романтику - просто намек! - уводил его взгляд куда-то вдаль, как будто стены торгового центра были сотканы из кружев, а сам Лондон был только мифом. Это, естественно, мешало ему проявлять должное внимание к клиентам.
Самого факта, что грязный лист бумаги, в который был завернут пакет старика, покрыт вязью арабского письма, оказалось вполне достаточно, чтобы подать м-ру Сладдену романтичную идею, и он наблюдал, пока небольшая толпа не уменьшилась; незнакомец остановился у обочины, развернул свой пакет и приготовился продать вещь, которая была внутри. Это было небольшое окно из старой древесины с маленьким стеклом по центру; окно было немного больше фута в ширину и около двух футов в длину. М-р Сладден никогда прежде не видел, чтобы окно продавали на улице, так что он спросил о цене.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
